Сьонед села на корточки и даже рот приоткрыла, подумав о том, сколько работы предстоит Рохану на этой Риалле. Последние три встречи по сравнению с той первой казались удивительно мирными. Торговые договоры, пограничные договоры, брачные договоры — практически каждый соглашался на что угодно. Это дружелюбие Сьонед объясняла главным образом проницательностью Рохана и его искусством сглаживать противоречия между самыми разными властителями и их советниками и сплачивать их в более-менее тесную группу. Проницательность проницательностью, но приходилось учитывать и другие вещи. Риаллы 701-го и 704-го годов были пропущены; в первый год континент поразил Великий Мор, а три года спустя всех повергла в шок гибель Ролстры. Горькая морщинка обозначилась у рта Сьонед при воспоминании о том, что никто не верил, будто Рохану под силу одолеть могущественного и хитроумного Ролстру. Воспоминание об их последнем поединке насмерть под куполом из звездного света, сплетенным самой Сьонед, все еще бросало ее в дрожь. Заранее заготовленная Ролстрой подлость не удалась, и Рохан убил его в честном бою. Однако то, как она использовала запретный звездный свет и управляла им, находясь за тридевять земель от места битвы, все еще являлось ей в кошмарных снах.
В последующие годы принцы постарше тянули время, ожидая увидеть, каким верховным принцем окажется Рохан. Более молодые выжидали тоже, надеясь прощупать его сильные и особенно слабые стороны. Но сейчас все они знали ему цену — и как принцу, и как человеку, понимали его силу и побаивались ее.
Сьонед помяла в пальцах траву, пытаясь определить ее влажность; давал себя знать навык дочери лорда, обладавшего обширными угодьями. И хоть полжизни ее прошло в лишенной растительности Пустыне, старая привычка была жива; поняв это, женщина улыбнулась. Детство в Речном Потоке казалось таким далеким… Сейчас поместье принадлежало младшему сыну Давви Тилалю, который восемь лет прослужил Рохану оруженосцем. Сейчас Тилалю было двадцать четыре года, и он созрел для женитьбы. Сьонед напомнила себе, что надо будет заключить пари с братом на то, скольким юным дамам разбили сердце черные кудри и сверкающие зеленые глаза молодого лорда. Скромность Давви и недооценка им чар собственного отпрыска могли обернуться для нее немалой выгодой.
Ах, если бы приходилось заботиться только о делах семейных… Принцесса заметила, что ее пальцы скрючились наподобие когтей дракона, и приказала себе успокоиться. Кстати говоря, этот пресловутый сын Ролстры как раз и был их семейным делом. Она обвела глазами лагерь и прикинула, сколько принцев предпочтет поддержать требования этого молокососа, лишь бы доставить Рохану неприятности. Первым среди них по праву был Мийон Кунакский: высокий, худой, надменный тридцатилетний мужчина, в конце концов, сумевший вырвать власть у собственных советников, которые много лет правили страной от его имени. Он казнил их всех и, как говорили, сделал это собственным мечом. Правда, перемена власти не привела к перемене традиционной политики Кунаксы. Мийон мечтал о северной Пустыне и именно поэтому давал убежище меридам, которым когда-то принадлежали эти земли. Принадлежавший Пустыне город Тиглат — строго говоря, никакой не порт — был единственной более-менее безопасной гаванью к северу от Радзина. Кунакские товары — шерсть, ковры, одежда, лучшие мечи и скобяные изделия на всем континенте — приходилось отправлять в основном сушей, поскольку лорд Эльтанин Тиглатский ненавидел меридов больше, чем сам Рохан, и обкладывал кунакцев огромными пошлинами за право бросать якорь в его водах. Поэтому кунакские купцы гораздо чаще предпочитали пользоваться караванами, несмотря на всю дороговизну и сложность транспортировки товаров сушей. Мийон достаточно реально смотрел на вещи, чтобы не зариться на расположенный далеко южнее Радзин, где разгружались огромные торговые корабли принца Ллейна, но тем более жадные взгляды бросал он на Тиглат. Мийон бы поддержал любое требование самозванца независимо от того, поверил бы он ему или нет; это была хорошая возможность заставить Рохана повлиять на Эльтанина и убедить последнего снизить плату за пользование портовыми сооружениями, от которой у купцов лезли на лоб глаза.
Кабар Гиладский и Велден Крибский были моложе, и у них чесались руки помериться с Роханом силой. До этого года они вели себя довольно спокойно, но еще на прошлой Риалле было заметно, что они ищут удобного повода, чтобы бросить вызов верховному принцу. К ним в любой момент мог присоединиться Саумер Изельский; все зависело от того, захочется ли ему досадить принцу Вологу, с которым у него был общий остров и общий внук. Позиция принца Чейла тоже была под вопросом; они с Роханом часто не сходились во мнениях, поскольку Чейл люто ненавидел отца Рохана, покойного принца Зехаву. Сьонед даже подозревала, что в войне против Пустыни Чейл поддерживал Ролстру, но какие бы ни существовали тому доказательства, принцы предпочитали закрывать на них глаза и делать вид, что все это давно поросло быльем. Когда дела касались его самого, Рохан был очень щедр. Однако скорбь по сыну и внуку должна была погрузить Чейла в апатию, которая могла обернуться и к добру, и к худу. Оставалось только гадать.
Твердыми сторонниками Рохана были Ллейн, Волог и Давви. Оставались четверо. Клута Луговинный, как всегда, всеми правдами и неправдами будет придерживаться своего традиционного нейтралитета. Старые привычки не умирают: Клута всю жизнь прожил, не спуская глаз с границ и опасаясь, как бы его земли вновь не стали ареной битвы. Что же касается самой Марки, то голос Пандсалы как регента был Рохану обеспечен, но он считался недействительным. Если бы было решено, что претендент именно тот, за кого себя выдает, Пандсала лишилась бы своего титула. Пиманталя Фессенденского было очень просто подкупить несколькими сотнями квадратных мер оставшегося без правителя Фирона, представитель которого в данном деле вообще не имел права голоса. Так же, как Рохан и Пандсала.
Любопытно: палатки внизу, как по заказу, сгруппировались в строгом соответствии с политическими симпатиями. Шатры Кабара, Велдена и Мийона были разбиты на западе; Ллейн и Волог стояли неподалеку от голубых палаток самой Сьонед, рядом с которыми было оставлено место для Давви и Пандсалы; Клута, Пиманталь, Саумер, Чейл и черный шатер, служивший пристанищем леди Энеиде из Фирона, располагались ближе к востоку. Трое противников, трое сторонников и четверо колеблющихся. Сьонед подумала о том, что мог бы предложить этим четверым Рохан, чтобы привлечь их на свою сторону, и на каких страхах будет играть Мийон, чтобы заручиться их поддержкой.
Конечно, все эти расчеты были построены на том, что ни претендент, ни его противники не смогут представить неопровержимых доказательств своей правоты. Временами Сьонед верилось, что Андраде и Пандсала сумеют убедить всех, будто ребенком, которого родила любовница Ролстры леди Палила, была Чиана. Но она тоже реально смотрела на вещи и, хмуро глядя на палатки, в которых честолюбивые принцы плели интриги, направленные к собственной выгоде, знала, что ей и Рохану следует готовиться к худшему.
Она встала и потянулась, машинально глядя на север, откуда в Виз скакали Рохан и Поль. Ей нужно было многое рассказать им о крюке, который ей пришлось сделать с Чейном и Тобин, чтобы сбить в Радзине табуны предназначенных для продажи лошадей; поэтому их проезд через Сир и Луговину скорее напоминал паническое бегство с поля боя, чем торжественный и величавый поезд верховной принцессы. Но гораздо больше ее интересовали подробности того, как провели лето они . Мааркен постоянно связывался с ней, а несколько раз Сьонед сама наблюдала за ними, стремясь убедиться в том, что Поль действительно вышел живым и здоровым из катастрофы, разыгравшейся во время его подъема на скалу у замка Крэг. Но ей не терпелось самой услышать обо всем от мужа и сына. Главным образом, от мужа — и предпочтительно в постели…
Тут она вспомнила о том, что еще не все готово к их приезду, бегом спустилась с холма и, тяжело дыша, ворвалась в шатер. За огромным столом Рохана расположилась Тобин, составляя меню завтрака, которым по регламенту ей предстояло кормить принцев на четвертый день Риаллы. Принцесса подняла глаза на вошедшую Сьонед и улыбнулась.
