Но ответил ему Андри.

— Милорд, я перевел еще не все свитки. Может быть, мы найдем ключ именно в них…

— Свитки? — Внезапно Аласен вспыхнула и вжалась в кресло, испугавшись того, что осмелилась задать вопрос состоявший из одного-единственного слова. — Простите, я..!

Андри тепло улыбнулся.

— Нет, это я должен просить прощения. Я забыл, что не все о них знают. В основном они посвящены истории того, как древние «Гонцы Солнца» покинули Дорваль, чтобы сражаться с колдунами на континенте. — Он обернулся к Оствелю. — А леди Камигвен ничего не говорила вам о старом языке?

— Насколько я помню, нет. Правда, далеко в горах до сих пор говорят на разных диалектах. Молодой фарадим подался вперед.

— Но в свитках написано, что именно туда и бежали остатки разбитых колдунов!

— Значит, каждый человек с даром, родившийся в горах, может нести в себе Старую Кровь? Ба! — Уриваль щелкнул пальцами. — Да будет тебе известно, мой дед родился на плоскогорье у истоков реки Ушш, а его предки жили там с незапамятных времен. Значит, и я колдун?

— Нет, милорд, — спокойно ответил Оствель. — Но в вас тоже может течь Старая Кровь.

— Моя мать была родом из места, которое называлось просто Гора… — откликнулась Пандсала.

Сьонед и Рохан на мгновение встретились взглядом, а потом принцесса сказала:

— Все это теории, Оствель. Признаю, что они не лишены интереса, но как их применить к нынешним условиям?

— А я думаю, Сьонед, что они очень подходят к нынешним условиям, — вмешалась Тобин, поняв значение взгляда, которым обменялась венценосная пара. Мать Пандсалы приходилась Полю бабушкой; если она относилась к представителям Старой Крови, то таким же был и Поль. — Если все это верно, то среди потомков колдунов могут найтись такие, которые не захотят подчиняться своим древним врагам. А мы не сможем разоблачить этих людей, потому что их искусство ничем не отличается от нашего.

Все это время Риян задумчиво жевал губу. Вдруг он выпалил:

— Отец… Значит, моя мать была Старой Крови? Выходит, и я тоже?

— Вы с ней являетесь доказательством того, что дело не в крови, — отрезал Оствель. — Рохан, ты пользуешься той же властью, которой пользовался Ролстра. Как по-твоему, чем порождается зло — властью или человеком, который ею пользуется?

— Ответ ясен, — бросила Андраде. — Пандсала, не хочу оскорблять твои чувства, но Ролстра был годен лишь на то, чтобы командовать свинарником.

— Чувства, которые я испытываю к отцу, ничем не отличаются от ваших, миледи, — напомнила ей принцесса-регент. — Сравнение лорда Оствеля кажется мне совершенно правильным. Что ж, если моя мать действительно Старой Крови, так тому и быть. Но… Кажется, я догадываюсь, как можно отделить колдунов от фарадимов! В роду Ролстры не было и намека на «Гонцов Солнца». Однако я стала фарадимом. Миледи, вы сами пришли к выводу, что дар передался мне от матери. Но я отличаюсь от других фарадимов. Я без труда могу плавать по воде.

Сьонед изумилась прямоте Пандсалы. Слова принцессы были равносильны признанию в том, что она является прямым потомком колдунов.

— Если так, — услышала она собственный голос, — нам осталось только провести испытание…

— Пожалуй, — тихо сказала Пандсала. — Это может оказаться полезным. Но похоже, в жилах лорда Рияна тоже течет Старая Кровь; если у него с водой те же сложности, что и у фарадимов, испытание не поможет.

— Меня тошнит, — отозвался молодой человек, — но не сильно. Это что-нибудь значит?

— Кто знает? — пожал плечами Уриваль. — Впрочем, все равно это ничего не дает. Вы требуете абсолютно убедительного испытания на чистоту фарадимской крови, но не понимаете главного: если человек достаточно умен, чтобы учиться искусству «Гонцов Солнца», то он сумеет притвориться, что испытывает тошноту, и оставит нас с носом!

Андри откашлялся.

Любое знание может пригодиться, — спокойно сказал он.

У Рияна по-прежнему был озабоченный вид, но Сьонед догадалась, что виной тому не его возможные предки.

— Ты что-то хочешь сказать, Риян? — подбодрила она юношу.

— Миледи… Я думаю, этот человек среди нас, но маскируется так искусно, что его невозможно заподозрить. Однако сейчас речь о другом… Не для того ли колдуны выдали одну из своих женщин замуж за Ролстру, чтобы сын, родившийся от этого брака, со временем стал верховным принцем? Если бы это случилось, они могли бы выйти из подполья и бросить вызов фарадимам.

Волей-неволей Сьонед посмотрела на Андраде, хотевшую, чтобы от их брака с Роханом родились принцы-фарадимы. Чем же мы отличаемся от них! — спрашивали ее глаза. Андраде отвела взгляд.

— Иными словами, Масуль дает им возможность свергнуть власть нынешнего верховного принца, тесно связанного с нами, — сказал Уриваль и опустил глаза на свои девять колец. — Интересно, знал ли о них Ролстра…

Рохан слегка заерзал в кресле и напомнил Аласен:

— Миледи, вы собирались рассказать нам о том, что видели днем.

— Да, ваше высочество, — поспешно сказала она. — После скачки к Масулю подошли Киле и Лиелл, принц Мийон, принц Кабар и жена Кабара Кенза. Чуть позже к ним присоединились принц Велден и лорд Патвин, который назвал Масуля братом — очевидно, в память о покойной жене, леди Рабий. Принц Саумер стоял неподалеку и следил за ними так, как будто отведал уксуса. Наследник Клуты Халиан выглядел не лучше, но смотрел он главным образом на Чиану. — Аласен слегка улыбнулась. — Она повисла на Мийоне и слишком поздно поняла, куда он идет. Масуль мерзко усмехнулся и сказал Чиане, что он был бы рад разделить с ней свой приз, поскольку хотел бы быть щедрым принцем, заботящимся о простом народе. Я думала, она вцепится ему в глотку.

— Могу себе представить, — сухо сказал Оствель. — Леди попала в неловкое положение. Должен сознаться, мне это нравится.

— Киле тоже нравится, — напомнила Сьонед. — И это меня тревожит.

Рохан поднялся и стал расхаживать по комнате, словно сидеть ему было уже невмоготу.

— Что же получается? Патвин вслед за своим принцем Велденом переходит на сторону самозванца. Саумер в любой момент может выкинуть какой-нибудь фортель. Если Халиан так отчаянно влюблен в Чиану, то он может повлиять на Клуту — отец никогда не согласится женить сына на дочери служанки. Но рассчитывать на это я не буду. Спасибо, принцесса Аласен, вы мне очень помогли.

Но мы так и не решили, что делать с незнакомцем, который помогает претенденту. Масуль вырос в горах Вереш, поэтому он может прекрасно знать колдуна и только притворяться, что понятия об этом не имеет. У нас достаточно доказательств, что колдуны существуют: нападение на Меата, который вез свитки в Крепость Богини; сами свитки; несколько других случаев — но мы по-прежнему не знаем, кто эти люди и где они обитают. Одно к одному. Любопытная картина складывается, не правда ли?

Он потер шею и вздохнул.

— Андраде, мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз. Благодарю всех остальных за то, что пришли на эту встречу. Теперь идите спать, а с утра начинайте следить за каждым, кто может оказаться нашим врагом.

Мааркен стоял у палатки Холлис, впервые в жизни испытывая приступ нерешительности. Холодный ветер пронизывал его шелковую рубашку, но причина колотившей молодого лорда дрожи гнездилась глубоко внутри. Мааркен понимал, что стой он здесь хоть до утра, это не поможет справиться с хаосом в его чувствах. Успокоить его могли бы только объяснения самой Холлис.

Внутри горела одинокая лампа, отчего палатка казалась большим белым фонарем. На стенку падала тень Холлис, понурившей плечи, опустившей голову и расхаживавшей из угла в угол, словно животное в клетке. Он откинул полог и вошел.

Холлис… — Это имя застряло в горле у Мааркена, когда женщина стремительно обернулась к нему. — Холлис, — хрипло повторил он, — скажи, почему… Что изменилось?

Ее глаза были полны ужаса… и слез. Холлис затрясла головой, и длинные светлые волосы рассыпались по ее спине.