«Ты мне льстишь, — рассмеялась бабушка Рая. — В старости нет никакой красоты. Но я была очень красивой в молодости… Дедушка Геры…».
Гера остановила бабушку, прекрасно зная, что та, начав рассказывать о дедушке, уже не остановится. В семье у них на самом деле царил всегда культ дедушки Крона. Бабушка занималась музыкой и сочинила сонату, которая больше походила на гимн. С дедом никто из детей не смог ужиться, рано или поздно все покинули отчий дом. Он был очень строг, и зациклен на своей правоте. Любил, когда ему поклонялись и чтили. Непослушание отвергал. Мать Геры забеременела от человека, который просил руки дочери у Крона, но тот отказал: не пристало простому рабочему парню жениться на девушке ученого человека. Но мать Геры любила и всем сердцем желала своего возлюбленного. Однажды они вместе согрешили. Вследствие той порочной ночи, родилась Гера, невинное дитя. Дедушка был очень зол, когда узнал о беременности, и выгнал дочь из дому. Лишь после тяжелых родов, из-за которых мать Геры умерла, дедушка решил взять на свое попечение внучку. С парнем никто этого не согласовал, да и вряд ли он был бы против. В тот момент он вовсе не думал о своей дочери. Родители отца Геры забеспокоились, думая, что сын их теряет рассудок. Было решено обратиться к психиатру за помощью. Долгое время отец Геры лечился в клинике, но что было дальше неизвестно.
«Дедушка Геры…», — снова начала было разговор бабушка Рая, но ее уже никто не желал слушать. Незаметно встала, показала язык, пошла в спальню, выпила снотворное, но долго не могла заснуть.
После этого вечера Гарри стал часто посещать Рэна. Встречались и в мастерской. Иногда он позировал вместе с Герой. Тот рисовал образы, передавая душевную красоту через телесную наготу. Живая плоть всегда связана с душой. Чувства кроются внутри. Каждая поза, движение выдают именно те эмоции, которые переживаются в данный миг. Тело действует под влиянием чувств и разума. Движения перемежаются. Первое время он мирно стоял возле холста, смотрел на Геру и Гарри, старался не отвлекаться, продолжал рисовать. Тогда Рэн был лишь художником: рисовал их двоих обнаженными вместе и порознь. Но постепенно желание овладевало им: с каждым днем все больше и больше влюблялся в образы, созданные им самим.
Сильная летняя жара в середине июля оглушала, затуманивала рассудок. Рэн превращался постепенно в Дена, начинал мыслить его категориями. Раздвоение происходило ежесекундно. Как-то вечером, уже неизвестно кто из них, прошелся по центральному проспекту. Всегда знал, где можно снять девушку и купить наркотики, но никогда не делал этого. Раннее и в мыслях не было, что когда-нибудь решится на такое. Теперь многое изменилось. Ноги сами несли его в ту сторону, где стояли под фонарями проститутки в красных обтягивающих мини-юбках. Почему-то в этом месте собирались все молодые и красивые. Руководил же процессом трансвестит Кармен, который уже не продавался, а лишь помогал выбирать из девушек самую подходящую.
Рядом с ними стояли мелкие наркодиллеры. Захотелось впервые в жизни попробовать наркотик. Он подошел к одному из продавцов и тихо спросил: «Есть товар?» Перед ним стоял маленький кругленький человек с лысиной. Ден отметил про себя, что этого наверняка здесь зовут карапузом. Тот предложил пройтись с ним. Дойдя до пивного бара, карапуз остановил его, а сам вошел. Через минуты две вышел высокий байкер. Названная цена его устраивала. Сделка была совершена молча. Положив пакетик себе в карман, вернулся домой. Не снимая с себя одежды, двинулся к столу, чтобы попробовать похожий на леденец ЛСД. Положил себе на язык. Верил, что зависимости у него никогда не будет. Не задавался вопросом о том, откуда на черном рынке появились эти таблетки от скуки. Это его меньше всего интересовало. Просто хотел поэкспериментировать.
За первым опытом последовал второй. Практически каждую неделю по два, а то и три раза он шел к своему байкеру, покупал дозу. Стал постепенно делить действительность на мир снов и мир иллюзий, мешающих или помогающих узреть истину. Сомнения тихо закрадывались к нему в душу, подходили близко, томили и оглушали разум. Казалось, что все в этом мире лишь предрассудки. Но, чем больше времени проходило, тем больше верил он этому своему видению. У прошлого есть свойство: оно становится призрачным, и, тем не менее, более правдоподобным. Рэн погружался в безвременье. И лишь одна Гера находилась рядом. Для него, она всегда была олицетворением благородства и порока. Будто в ней боролись две противоположные силы. Смятение и хаос, из которых появилась она, жили в ней, продолжали свое существование. Была по гороскопу Весами, но было нечто и от Близнецов: оба знака являются знаками Воздуха. Она была вспыльчива, и в то же время в ней присутствовало интеллектуальное начало. Гера была безумно ранимым человеком. Всегда скрывала под улыбкой свои пессимистические настроения. Была женщиной для всех, но никому не принадлежала. Внутренняя борьба не давала ей справиться со своим одиночеством. Смятение приводило ее к желанию уйти, отбросить реальное восприятие мира. Была в поисках простого человеческого тепла, но одновременно твердила о том, что ей не нравится, когда к ней прикасаются и целуют. При этом говорила, что ей не привыкать к ласкам. Старалась казаться более сухой, чем была на самом деле.
В мастерской все кружилось. Картины принимали гротескные угрожающие формы. Рэн видел, как за дверью вырисовываются теперь трава, деревья и птицы. Стены плавно переходили в заросли. Он шел всегда туда, а за ним следовали и его самые близкие друзья. Мир, который он видел, был влажным, тяжелым и холодным. Видел себя, Геру и Гарри нагими. И все это было естественное. Тот мир, в который он вступал, представлял собой нечто демоническое. Чувство подавленности и общая слабость отупляли. Он осознавал, что больше ничего не воспринимает, не мог построить логическую цепочку, разнообразные мысли не оставляли его в покое. Он был художником, который перестал рисовать — и последнее было хуже всего. Ден был демоном, который покорял его волю. Рэн чувствовал свою незащищенность перед ним. Если раньше он мог отдать свое напряжение, освободиться от всего угнетающего, то теперь все было намного хуже: он не мог ничего поделать. Хотя и рисовал, но на холсте ничего не отражалось. Создавалось ощущение, что карандаш не соприкасается с листом бумаги. Но все равно не сдавался, продолжал творить, создавая иллюзию о женщине, которая была царицей над смертными и богами. Он стоял посередине между сознательным и бессознательным. Все вытекало из последнего: язык говорил, движения делались, мысли собирались, чувства ощущались. Рэн как человек уходил на второй план. Терялся в догадках, кто он есть, куда стремится. «Неужели я схожу с ума? Почему?», — спрашивал он себя. Всегда считал себя «обыкновенным человеком». После появления в его жизни Дена все менялось. В этом винил Геру и Гарри. Рэн был между ними, посередине. Сзади находился Гарри, а спереди — Гера. Гарри он чувствовал, а Геру видел. Гера воздействовала на сознание, доводила до безумия. Влияние чувств можно осмыслить только после того, как их потенциал гаснет. Воздействие увиденного поддается осмыслению здесь и сейчас. Казалось, что это происходило в реальности. После того, как приходил в себя, все равно помнил все происходящее под влиянием ЛСД. В то время как это было всего лишь трипом. В очередном путешествии в гиперреальность, Рэну показалось, как Гарри вдруг посмотрел на него и после минутного молчания сказал: «Мне интересно, почему Рэн никогда не раздевается? Что он прячет?» И обратившись к Гере, спросил: «Как думаешь, не лучше ли, чтобы мы втроем были голые? Так не будем чувствовать себя ущемленными». Сначала Гера, так она делала всегда, громко засмеялась. А потом, резко замолчав, посмотрела на Рэна. Молчание длилось долго. Через некоторое время встала, подошла к нему, стала расстегивать пуговицы сорочки, хихикая под нос и одновременно целуя его в шею. Рэн хотел что-то сказать, возразить, но не мог. Казалось, Гера вселяла в него безумие. Карандаш упал на пол. Рэн закрыл глаза, а когда открыл, то увидел, как его обнимают с двух сторон. Гера и Гарри безудержно целовали, ласкали, облизывали все его тело. Это было слияние с природой, пляской среди лесов и долин, мгновение безумия. В этих объятиях был весь мир с добром и злом, красотой и уродством. Последующие оргии сопровождались всегда вином, смехом и танцами. Этот мир, в котором жили они втроем, был совсем иным. Они могли ни о чем не помнить, окружение давало возможность забыться.
