Дни сменялись месяцами, годами. Вначале они терпели присутствия друг друга, потом привыкли, свыклись и подружились. Были у них и споры, невозможно находиться всегда вместе и обходить разногласия. Дружба тут особенная, она ценится на вес золота. Соблазн допустить кого-то близко сопровождается страхом быть разоблаченным. Осторожность в решениях сковывает, заставляет думать дольше обычного. Самая известная тюремная поговорка гласит: «Не верь, не бойся, не проси». Однако, не следует забывать, что самое плохое уже случилось — ты здесь, а значит, уже нечего бояться. В этих стенах осознаешь, что находишься между жизнью и смертью, на тонкой грани… Ты похож на канатоходца, смело идущего по канату без какой-либо страховки, и только малейший трепет способен, нарушив покой, стремительно бросить вниз. Не проси, потому что ты должен казаться сильнее всех, более твердым и могущим. Пусть к тебе тянутся, но не тянись ты к другим. Будь в центре, но не допускай к себе близко. Всякое облегчение во время пребывания в заключении — нарушения правил. Тут нужна подавленность, заключенный обязан быть пришибленным, хотя бы казаться таким. Всякое участие сокамерника в твоей жизни, его дружеское слово равномерно любви, а любовь — проявление света во тьме.
Рэн начал заботиться об Эрле, как на это способен только старший брат или отец. Его целью пребывания в заключении стала защита младшего от хищников. «С таким милым личиком, нужно быть вдвойне осторожным, чтобы не лишиться девственности», — всегда произносил он, остерегая его. И не случайно. О дружбе Эрла с Рэном по зоне ходили всякие слухи, но из-за их необоснованности никто не мог громко высказаться. За ложь надо платить высокой ценой. Рэн нашел для Эрла работу парикмахера, научив основному закону: хочешь носить прическу, заплати. Пришлось учиться на неудачных стрижках и драках. Вместе ходили в вечернюю школу, во время прогулки не отходили друг от друга. Рассказывали истории, которые были похожи на небылицы. Эрлу всегда казалось, что он ничего не знает про своего сокамерника, но это не мешало общению. Каждый рассказ Рэна был всегда настолько динамичным, что охватывал все сознание. Истории были посвящены любви и заканчивались на оптимистичной ноте. Иногда он пропадал на короткое время, и тогда Эрл начинал ревновать. Словом сказать, друзья тоже не лишены ревности, такова эгоистичная сущность человека.
Оставаясь один, он часто вспоминал Эриду и Весту. Хоть они остались в той жизни, но все равно в памяти всплывали их образы. Он получал письма от Эриды с просьбой ответить, но так и ничего ей не написал. Последнее письмо всегда держал в кармане и временами прочитывал. Тетрадная бумага с толстыми синими полями стала совсем желтая, но буквы все равно не исчезли. Текст был следующий:
«Здравствуй, Эрл.
Не знаю с чего начать. В моей жизни ничего практически не изменилось. Я та же, и брат у меня тот же, и любовь у него прежняя. А у меня, кажется, и этого-то никогда не было. Знаю правду о них, слежу за ними. Это глубокая привязанность их друг к другу меня время от времени заставляет плакать. Постоянно вдвоем, молчат, ревностно смотрят друг на друга. Следует сделать кому-то из них шаг, оступиться, то тот, кто по-прежнему стоит на своем месте, продолжает следить за каждым движением.
Я вышла замуж и теперь своего мужа делю со своим братом. Больше не претендую на любовь, но счастлива тем, что о своем муже знаю все. Брат встречается с девушкой. Она очень красивая и умная, заслуживает настоящих отношений. Иногда мне хочется вмешаться и рассказать ей правду, но меня останавливает ее взгляд. Она любит его так, как я никогда не сумею больше полюбить мужчину, ибо побоюсь. Мне становится не по себе, когда представляю себе, что мой муж скрывал бы всю жизнь то, что имеет склонность к однополой любви. А теперь рада хотя бы уже тому, что между нами нет никаких тайн.
Вспоминаю тот день, когда узнала правду. Тогда не хотела верить в это, но время делает нас мудрее. И теперь все по-другому. Понимаю, в чем кроется суть вечности… Когда-нибудь, в это искренне верю, и ты узнаешь. А теперь мне пора. Хочу попросить у тебя извинения за то, что некоторое время не смогу тебя навещать. Ты меня за это прости. Буду посылать тебе письма. Не забывай, что в том мире, который для тебя оказался невидимым, есть человек, который всем сердцем любит тебя и благодарен, что ты есть на белом свете. Это твой друг, чье имя столь созвучно твоему имени. Мне жаль, что лишь имя. Может быть, у нас все было бы иначе. Одно утешение, никто никогда не знает, что есть хорошо. Вот и я не знаю… Лишь люблю… Во мне есть это чувство, хоть и всячески старалась заглушить. Не получилось. Может, к лучшему.
Прощаюсь. Крепко тебя обнимаю. Сильно целую. Твоя Э.».
Сейчас, когда оставалось несколько часов до выхода, он вдруг почувствовал тоску по Эриде. Ему захотелось обнять ее и поговорить с ней, поделиться всем случившимся и забыться в ее объятиях. Но место этого, глубоко вздохнул, потом подошел к сокамернику, положил руку на его плечо и спросил:
«Рэн, ты помнишь?..»
Рэн посмотрел на Эрла. Естественно он все помнил. Первый день их встречи, знакомство. Допросы о наружном мире. Затем разговоры на отвлеченные темы. Совсем другим был Эрл, когда они впервые встретились. Жизнь в молодые годы воспринимается как некая игра. Ведь она в самой своей сути — процесс, волна, реакция. Жизнь — бытие, в котором важная роль отведена человеку. Она характеризуется сознанием, осознанием себя. Как важно понимать, что ты есть, что ты существуешь. Приятно осознавать окружающий мир, реальность и находить себя в этой яви. Вследствие этого ты стремишься к лучшей участи, хочешь быть счастлив, любить и быть любимым. Эрл считал, что жизнь хороша до тех пор, пока люди хороши для нее. Рэн поддерживал эти мысли.
Жизнь Рэна делилась на две части: до того, как он очутился в тюрьме и после встречи с Эрлом. Это были две разные судьбы. Отрезок между этими двумя частями (несколько лет) он давно уже урезал, потому потерянных лет и не чувствовал. Рэн не один раз скажет: «Разве что-то лучшее можно было придумать, чем послать такого юношу в этот богом забытый уголок». Рэну дали пожизненное. Не важно, за какое злодеяние. Ведь чаще всего важен результат, а не процесс. Итог и исход, а не причина. В этом случае основание для пожизненного заключения не важно: Рэн умалчивал об этом, не желая вспоминать те ужасные минуты, которые пережил то ли осознанно, то ли нет. Об этом он вспомнил лишь однажды, во время искренней беседы с Эрлом. Потом переживал, что сказал о себе всю правду. Нет, это не боязнь или недоверие, Рэн был очень скрытным человеком. Хотя всем казалось, что душа у него на распашку. Все верили, что это и есть искренность. Но это не было правдой. Его внешность внушала доверие. Каждый мог с ним заговорить. Однако комплексы, чувство вины перед самим собой, непризнание факта своего рождения — не давали покоя. С его каверзным характером, демон перст божий бы сломал.
Он никогда не был особенно нежным, но всегда был страстным. Ребенок в глубине души, любовь он воспринимал как праздник, экзальтацию. В любви возможно все: слепота, радостное удушье, желанная боль, вседозволенность, доходящая до эксцесса. Рэн не признавал существования пола и возраста. Не одобрял социум и отвергал общественность. Будучи творческой натурой, старался найти себе применение. Тщетно.
Думая о минувшем
Вот тут, где в полночь зной печет,
Вот тут, где жарит во всю мочь,
Знать, что без отдыха грядет
И скоро нас застигнет ночь.
Арчибальд Маклиш.
Про воспоминания размышлял в свое время и Рэн. Для него это было нечто иное, чем простое воспроизведение своих знаний. Он принимал убежденность людей в том, что все виденное и познанное было известно. Осмысление приходит со временем. Жизнь как зашибленный эксперимент творца разрушает суждения. Но был один нюанс, который Рэн не принимал во внимание. Чувства отупляют разум. Следует быть очень трезвым, чтобы осознать происходящее. Человек все равно воспринимает весь мир через призму своего Я, своих чувств и эмоций. Полученный опыт есть искушенность. По этой же причине Рэн ценил встречи с людьми. Вслушивался в их рассказы. Как правило, молчал и задумывался. По крупицам собирал все возможное и невозможное, что происходило с ним и с окружающими. Складывал в ряд. Боялся о чем-то позабыть. Впрочем, иногда и его прорывало. И тогда он начинал без остановки о чем-то тараторить. Его можно было понять. Не каждый может копить в себе чужие знания, эмоции и ощущения. Скопленный багаж привел бы к чрезмерному утомлению. А в последствии к нервному срыву.
