Клювермантель стоял в своём окопчике и, чтобы хоть немного согреться, хлопал себя ладонями по плечам.

— Я сейчас буду готов, господин майор, — сказал он внезапно появившемуся Браму.

— Будешь наводить лоск дома, а здесь для тебя и другие дела найдутся. Ползи-ка лучше в окоп к Найдхарду и будь у него под рукой.

— Слушаюсь!

Брам поднял воротник своего серого, видавшего виды кожаного пальто и пошёл дальше, стараясь не потерять красный телефонный провод из поля зрения. Путь его на КП второго батальона лежал через молодой ельник.

«Вот и настала для меня чёрная пятница, — подумал майор. — Я даже сам себе ничем не могу помочь».

Погода, к сожалению, улучшилась, и вскоре раздалось гудение первых американских самолётов.

На берегах Эльбы два дня назад началось строительство оборонительного рубежа.

«При хорошей погоде самолёты американцев нагрянут на дивизию Круземарка как снег с ясного неба», — подумал майор.

При одном воспоминании о генерале Круземарке Браму стало нехорошо. Майор вспомнил, как позавчера генерал вызвал его к себе.

— Мой дорогой Брам, — сказал ему Круземарк. — Наши успехи, в кавычках, разумеется, — хуже некуда. Без ваших солдат янки, возможно, и сегодня не оторвут зада от земли.

«Высокая оценка», — усмехнулся про себя майор.

Генерал то вставлял в глаз монокль, то вынимал его. Наконец он улыбнулся вымученной улыбкой и сказал:

— Всё это мелочи, настоящая же причина, которая побудила меня увидеть вас, — это, разумеется, секретные бумаги, списки агентов в радиусе боевых действий и тому подобное. Моя незначительная персона, как и ваша, майор, упомянута в одном из списков. — Генерал обнажил жёлтые зубы. — Скажите, что вы лично думаете по данному поводу? Как сюда попали эти бумаги? И разумеется, для кого, они, по вашему мнению, предназначены?

Майор не заставил генерала долго ждать ответа. Он сказал:

— Сначала я было подумал о том, что Альтдерфер и Линдеман чего-то не поделили. Теперь я уверен, что следует искать другую фигуру.

— Дружище Брам, стрелял-то Линдеман!

— Линдеман никак не мог, стоя справа от Альтдерфера, попасть ему в левый висок.

— Чепуха, ничего-то вы не можете себе представить!

— Я редко разрешаю себе фантазировать, — слегка обиделся майор Брам. — Позволю, однако, напомнить вам, господин генерал: как-то я сказал, что приказ командования от семнадцатого декабря атаковать противника без поддержки танков является, по сути дела, пустой затеей, не так ли? Не кто иной, как я, говорил вам и о том, что не меньшей глупостью является и идея наступления на Эльзенборнские высоты…

Командиру дивизии не понравились эти слова майора Брама, и он резко оборвал его:

— Я запрещаю вам делать подобные упрёки в адрес нашего командования!

— У меня в полку всего лишь сорок процентов личного состава. Остальные сложили свои головы из-за неквалифицированного руководства войсками. Господин генерал, у вас есть ещё какие-либо распоряжения для меня?

Круземарку нечего было сказать майору.

Брам разозлился на самого себя:

«Какой же я осёл! Не мог подипломатичнее поговорить с генералом. В один прекрасный день главный редактор «Вестдойче беобахтер» пришлёт свои бумаги генералу, и если тот будет хорошо относиться ко мне, то моё положение окажется не таким тяжёлым. А так? Круземарк зашлёт меня в какую-нибудь дыру».

Наблюдатель проводил майора на КП батальона.

Когда обер-ефрейтор Розе в семь утра разбудил вахтмайстера Мопзе, тот сразу же понял, в чём дело. Другой радист, по фамилии Линбург, сидел у рации и храпел в микрофон. Под табуреткой у него стояли две пустые бутылки из-под водки.

Когда же вахтмайстер набрал в лёгкие побольше воздуху, чтобы что-то сказать, в бункер связистов заглянул лейтенант Гармс и сразу же понял, что здесь происходит.

— Ну, голубчик, попался! А ведь вам придётся не только поддерживать связь, но ещё и стрелять!

— Я готов, господин лейтенант! — поспешил доложить Розе.

— Я вижу, что ты уже готов. Связь есть?

Монзе взял у штабс-ефрейтора Линбурга наушники, а тот, не поняв сразу, в чём дело, вскочил как ужаленный и механически доложил:

— Никаких особых происшествий не произошло!

— Придётся мне всех вас отдать под военный трибунал, — пробормотал Гармс. — Какое безобразие! Напиться перед самым наступлением!

— Говорив «Заячий хвост два», вас слышу, приём! — доложили в этот момент с батареи.

Монзе с облегчением вздохнул и спросил:

— К открытию огня готовы? Приём.

— Пусть ждут команды! — бросил лейтенант и пошёл на НП роты, который находился по соседству.

Монзе выматерил обоих связистов:

— С вами, идиоты, ни за что пропадёшь! — И начал смотреть документацию, а затем, взяв бинокль, стал внимательно осматривать местность, которая лежала перед ним. Однако американцев он не заметил.

Ровно в девять часов дивизионная артиллерия гитлеровцев открыла ураганный огонь по целям, находившимся на переднем крае. Миномёты вели огонь по Бютгенбаху и другим опорным пунктам противника в районе Эльзенборна. Корпусная артиллерия вела сосредоточенный огонь по скоплениям войск противника и огневым позициям вражеской артиллерии на участке от Малмеди до Моншау. Противотанковые пушки вели огонь по уничтожению уже обнаруженных наблюдательных пунктов противника и выдвинутых вперёд танков «шерман». В воздухе стояла пороховая гарь, то тут, то там начались пожары.

Противник почти не реагировал на обстрел. Лишь одна американская батарея тяжёлой артиллерии произвела по три выстрела, но все снаряды легли в стороне от цели.

Когда артиллерия утихла, вперёд рванулись «тигры» и «пантеры». Они двигались по направлению к Бютгенбаху, а следом за ними — бронетранспортёры с пехотой.

А позади них шла пехота в маскхалатах. Строчили станковые пулемёты.

Гармс снова появился в проёме двери бункера, где располагались связисты.

— Майор Брам идёт сюда, — предупредил он. — Будьте внимательны, Монзе, а то он вам покажет! Имейте в виду, что ваша судьба находится в ваших руках!

— А вы что будете делать, господин лейтенант?

— Постараюсь приблизить нашу победу. На этот раз, кажется, удастся. Пока что моя рота серьёзного сопротивления не встретила. КП батальона переместится сюда.

Монзе не знал, чего ему больше бояться: начавшегося наступления или прихода майора Брама. Наконец он решился:

— Я иду с вами.

Пока Розе приводил себя в порядок, Линбург проверял рацию, Угроза лейтенанта отдать его под военный трибунал напугала Линбурга.

— Передайте: подготовиться к смене позиций! Пусть держат постоянную связь с нами! — И, повернувшись к связисту, Гармс добавил: — Не забудьте взять с собой панцерфаусты!

После этого лейтенант вместе с Монзе пошёл к пехоте. Артиллерия 99-й американской дивизии вела огонь по позициям гитлеровцев и заставила их залечь в снег.

Лейтенант и Монзе пристроились в одной из воронок. Неподалёку от них лежал лейтенант Гармс.

— Держать левее! — крикнул он.

Командиры взводов взмахом рук дали знать, что поняли приказ своего командира. В полутора километрах от них находился Бютгенбах.

Пятнадцать «тигров» и «пантер» обстреливали американские тылы.

Прорыв, который удалось совершить гитлеровцам, превратился в огромную дыру, в которую устремились танки и самоходные орудия. Ширина прорыва местами доходила до тысячи метров.

— Эй, Монзе! Сегодня мы на правильном пути! — довольный, крикнул ему лейтенант. — Ползи ко мне поближе. Пусть ваши артиллеристы поддадут побольше жару! — И пополз к своим пехотинцам.

— Ребята! Жарьте вовсю! — прохрипел Монзе в телефонную трубку. Нервы были напряжены. Ему казалось, что его самого вот-вот может разорвать снарядом.

Линбург не сразу сообразил, что происходит вокруг. Бой продолжался, и страх не только не проходил, но даже рос.

Розе обиженно жаловался на то, что ему кроме тяжёлой рации придётся ещё тащить панцерфауст.