И зачем только Рэйко взяла Кэйсо-ин в храм? Сёгун во всем полагался на мать и почти не перечил ей, а тех, кто пытался это делать, считал своими обидчиками.
– Анраку – опытный жулик и может перехитрить даже мудрейших из нас, – настаивал Сано, вспомнив, как сам чуть не попался на его удочку. Надо было сразу прислушаться к Рэйко, которая раскусила его с первой встречи. – Достопочтенная госпожа Кэйсо-ин в смертельной опасности.
– Будь оно так, матушка бы давно знала. – Сёгун раздраженно скривился. – Или вы осмелились усомниться в ее прозорливости?
– Никоим образом, – ответил Сано ровным тоном, хотя испугался не на шутку. – Я хочу лишь предостеречь ее и других доверчивых граждан от пагубного влияния секты.
– Между прочим, многие из моих подданных следуют пути Черного Лотоса, – бросил сёгун, раскрасневшись от гнева. Слуга суетился вокруг, промокая его лицо полотенцем. – Есть и другие, кто признает Анраку своим, э-э, духовным наставником. Они неодобрительно отзывались о Фугатами и будут крайне недовольны, если вы продолжите преследовать секту.
Сано с тревогой осознал, что Черный Лотос заручился поддержкой кого-то из приближенных сёгуна.
– Могу я спросить, кто эти люди?
На лице правителя появилось беспокойство, словно он сболтнул лишнего и надеется, что кто-то придет ему на выручку. Видя, что помощи ждать неоткуда, Цунаёси вспылил:
– Нет, не можете!
Сано, однако, и сам догадался, кем могут быть высокопоставленные поклонники Черного Лотоса – родственниками Токугавы, крупными землевладельцами с большим политическим влиянием. Некоторые из князей Токугава были сильными личностями, которых побаивался сам сёгун, чего он, впрочем, никогда не признавал. Черный Лотос, словно неведомая болезнь, поразил всех от низов до правящей верхушки, и Сано, кажется, понимал, как это случилось.
При канцлере Янагисаве подобные поползновения на власть были бы обречены, но он отбыл в провинцию и не мог вовремя обезвредить соперника. Возможно, увлечение ёрики Хосиной отвлекло его от политики, и канцлер на время утратил бдительность. Прежний Янагисава ни за что не позволил бы религиозной общине обрести такое влияние, да и сейчас нашел бы повод распустить зарвавшуюся секту. Сано горько усмехнулся про себя и пожалел, что старого врага нет рядом.
Затем его посетила еще более пугающая мысль: канцлер хоть и могуч, но не всесилен, а его шпионы не всеведущи. Только сейчас он осознал, что значил Янагисава для сохранения единства нации. Сано обуял страх. Если канцлеру не удастся остановить секту, тогда кто это сделает?
– Я не стану трогать Черный Лотос, и ваши советы тут не помогут, – сказал сёгун. – Это было бы кощунством по отношению к Будде. Храму дозволят вести свои проповеди, как и прежде.
Сано, решив до конца бороться с просектантским влиянием, возразил:
– Да, но мы должны изловить убийц четы Фугатами, а храм – первейшее место, где следует начать поиски преступников и пропавших детей. А значит, мне потребуется разрешение обыскать его и опросить всех его посетителей – возможных соучастников дела.
– Что ж, э-э... – Сёгун замялся с выражением натужной сосредоточенности на лице. – Быть может, вассалы министра убили его по, э-э, личным причинам, а потом нарисовали символ Черного Лотоса на стене, потому что... потому что знали, как он враждовал с сектой, и решили навести подозрение на нее.
Согласно версии Сано, символ был оставлен по воле первосвященника, который тем самым хотел "расписаться" в ответственности за убийство и показать, что случается с его недругами. Ведь если бы сектанты уверовали в свою мощь и, как следствие, безнаказанность, их бы не устрашили последствия такого признания.
– Возможно, они бежали в провинцию, намереваясь назначить за детей выкуп, – продолжил сёгун. – Вам бы лучше, э-э, объявить всенародный розыск, вместо того чтобы упорствовать с храмом. – В его голосе Сано уловил некоторую монотонность и несвойственное Цунаёси лукавство. Вдобавок тот странно прищурился – точь-в-точь как актер кабуки, вспоминающий реплику.
Сано понял: сёгуну уже докладывали об убийствах, внушая соответствующие мысли и слова. Расторопность, с какой Черный Лотос провел защиту, ошеломила его.
– С этой сектой связывают отравления, похищения, запугивания людей и взрывы, – не унимался Сано. Он рассказал обо всем, что обнаружили Рэйко и Хирата. – Недовольство Черным Лотосом растет. Сегодня утром толпа едва не растерзала их священников и монахинь. Дабы предотвратить рост насилия, деятельность секты следует свернуть, а ее членов содержать под стражей – пока я не выясню, что они затевают.
Сёгун отмахнулся.
– Насилие порождено ложными слухами, которые, э-э, распространяют враги Черного Лотоса.
И снова этот наигранный тон! Затем сёгун зевнул и подал знак прислужнику, который вручил ему меч.
– Сёсакан Сано, ваша настырность меня утомила. Вы портите мне тренировку!
Чувствуя, что ходит по грани между милостью и опалой, Сано произнес:
– Прошу прощения, ваше превосходительство. Я лишь хотел услужить. Но пока мне не дадут власти над Черным Лотосом, я не смогу открыть тайну пожара и убийств, как вы мне приказали.
Сано понял: его судьба висит на волоске. Даже намек на неудачу в расследовании может настроить Цунаёси против него. Тем не менее он должен был объяснить, в чем причина его видимого неповиновения – в сугубой старательности.
– Я убежден, что тщательная проверка Черного Лотоса откроет подробности, которыми мы пренебрегаем ценой безопасности общества.
Сёгун, выставив меч, принял нижнюю стойку. Было слышно, как скрипнули его суставы.
– Вы ведь как будто, э-э, определились с виновницей? Если не ошибаюсь, та девушка арестована?
"Быстро же ему доложили", – подумал Сано, снова узнавая почерк Черного Лотоса.
Обычно сёгун забывал то, что ему говорят, и уже одно это свидетельствовало о выдающихся кукловодческих способностях сектантов.
– Да, так и есть, – признался Сано.
– Значит, ваше дело сделано, – сказал сёгун, производя несколько неуклюжих выпадов. – Девицу надо как можно скорее судить, а до тех пор держитесь подальше от храма и его прихожан.
Без доступа в храм ему, Сано, никогда не узнать всей правды о секте. Если же Черный Лотос будет действовать без присмотра, придется опасаться новых убийств и усиления беспорядков. Сёсакан отчаянно искал способ заставить сёгуна одуматься.
– Мне потребуется присутствие нескольких членов секты для дачи показаний, – сказал он. – Тех, кто близко знаком с преступницей и сможет описать ее характер: настоятельницы Дзюнкецу-ин, доктора Мивы и священника Кумасиро, а также двух девочек из приюта, видевших Хару на месте преступления. По закону Хару имеет право взглянуть на своих обвинителей.
– Что ж, уважим закон... – Цунаёси, запнувшись, рассек мечом воздух. – Допрос можете вести как угодно. Я велю судье Уэде обвинить Хару и приговорить к смерти. Ее казнь заставит умолкнуть клевещущих на Черный Лотос и усмирит народ.
– Да, но она не помешает проискам секты!
Отбросив предосторожность, Сано упал ниц перед сёгуном. Послушай он вовремя Рэйко, правителя, быть может, удалось бы уговорить до того, как Черный Лотос взял его в оборот.
– Молю, отложите решение и закройте секту, пока еще не поздно!
– Никаких происков нет, вам померещилось! – воскликнул сёгун. – Ни слова больше из этого бреда! Оставьте Черный Лотос в покое, иначе пожалеете!
Его меч просвистел над головой Сано. Лезвие прошло так близко, что он даже почувствовал струю воздуха на выбритом темени. Слуги как один ахнули, а Сано похолодел. Он-то понял, что сёгун промахнулся нарочно, но, памятуя о фехтовальном "мастерстве" Цунаёси, знал, что даже его промах может лишить головы или покалечить. Эта безмолвная угроза ужаснула Сано.
– Ступайте, – приказал сёгун. – И больше меня не гневите!
