— А об агарянах речи не было? — спросил Витомир, останавливая коня, чтобы тот, пощипав травы у дороги, подкрепился перед новым подъемом.
— Почитай что нет. Не до того было. Другим занялись:' коней осматривали, оружие пробовали. Да и дичи много. Выезжаем, наконец, на полянку одну. Ручей посередине течет. Стали мы, псари и сокольники, коней Шить; да и гончие ух как жадно лакать принялись! .. «Помиловал бог, — сказал я Славу, псарю, — на агарян не нарвались! Вернемся в башню, закусим, да и...» Помню, Слава не дал мне договорить: «Боярин что-то машет нам. Беги С!Корей!» Подбежал я к боярину, а он Mire Шепчет: «Пусти-ка сокола Сивко еще разок. Грече-нок своего пустит, гривастого. Посмотрим, чеой выше пролетит. Об заклад побились». А я ему на ухо: «Не лучше ли нам назад вернуться, боярин! говорю. Отряд отыщем. Кто его знает, нет ли где агарян поблизости». — «Агарян? Каких агарян?» — удивился он. Совсем забыл о них, видно. Что поделаешь! Встал я на одном краю полянки, греческий сокольничий на другом. «Пускайте!» — боярин крикнул и три раза в ладоши ударил. Полетели соколы, стали низко над полянкой кружить, прямо у нас над головой. А мы давай их отгонять, гикать на них. Наконец взмыл Сивко под самое поднебесье, потом вдруг к югу -.ювернул, над лесом зареял. Вот тут-то и случилось. Пока он летел, что-то на солнце как блеснет!
Заметался он в воздухе, потом стремглав на деревья как бухнул. «Стрела, стрела сокола пронзила!» — вдруг кричат. Пока мы опомнились, пока сообразили, откуда стрела прилетела, смотрим, — боярин наш на белого жеребца вскочил и — на юг! Не успели оглянуться, в чаще пропал. Что поделаешь? Не оставлять же его одного? Сели и мы на коней — и греки и болгары —да вдогонку!
Долго мы так между деревьев скакали, из-за низких веток чуть глаз не лишились. Наконец посветлело впереди: видим, еще поляна. И что же на ней! Посередине костер дымит, а у самого огня двое в крови валяются, стрелой пронзенные, ни на греков, ни на наших не похожи: головы бритые, глаза косые, одежда пестрая, широкая... Агаряне! Глядим: боярин наш с другим агарянином рубятся не на живот, а на смерть. А Белчо ржет, по поляне носится. Во-время мы поспели! Еще двое агарян только сабли выхватили, на боярина сзади кинуться хотели. Возле убитых сокол лежит, тоже стрелой пронзенный. Да что тут рассказывать, боярин, — сам понимаешь! Увидали нас агаряне, скорей по коням — и только мы их и видели! А мы на помощь Игрилу! Юнак был агарянин, что с ним бился. Кое-как окружили мы его тесным кольцом, живым взяли, вместе с конем. Юсуфом звать. А потом назад, в башню, — усталым голосом закончил Ста-матко свой рассказ.
— И каков же на вид этот Юсуф? —осведомился Ви-томир. — Смирно ведет себя?
— Да как тебе сказать, боярин? — словно нехотя ответил Стаматко. — Много разных народов и вер я видал, а агарян в первый раз вижу. Говорю, крепкий парень, смелый. А как отвели его в башню и связали, стал тихий, смирный, не просит ничего, не бунтует. Дали ему вина. «Иок», говорит, вроде этого. Словом, не хочет. А свинину показали, и вовсе сморщился, отвернулся даже. Только глаз с нашего боярина не спускает. «Аллах, аллах, нишанджи!» — твердит. Поговорка у него такая, что ли, — бог его знает!.. А вот и башня. Только что ж это трубы трубят? И крик какой-то!
Трубы звучали наперебой, словно взывая к кому-то; крик оглашал всю окрестность, — но о чем кричали и на каком языке, нельзя было разобрать. А по >гребню холма вправо и влево скакали всадники.
— В самом деле, что-то случилось, — тревожно пр°-мОлвил боярин Витомир, пришпоривая к°м. — Уж не напали ли агаряне на башню?
Маленький конный отряд поскакал вверх п° огеосу и скоро оказался на вершине холма, прямо перед башней. На противоположном склоне ютился десяток нештукагу-ренных дер&венск>их домишек, дальше был лес, и река, обогнув его, скрывалась за другой лесистой горой. Вдруг взгляд ^ярина и его воинов привлекла одна подро6-ность: по дороге, спуокавшейся в лес, двигалось облако пыли, и оттуда доносился бешеный топот коня. На медо венье сквозь пыль можно было увидеть белый лошадиный круп.
— Йгрилов конь! — с удивлением воокликнул боярин Витомир. — В чем дело? Эй, Слав, Добри! — крикнул он, обращаясь к группе людей, окруженных собаками.
Двое из этой группы тотчас обернулись и поспешно побежали на зов, махая руками и что-то крича, но что именно, невозможно было разобрать из-за лая гончих. Наконец оба, запыхавшиеся, испуганные, приблизились к отряду.
— Убежал, убежал! — крикнули они в один голос, махая рукой в сторону пыльной дороги.
— Кто, кто убежал?— закричал боярин Витомир, чувствуя, что кровь бросилась ему в голову.
— Агарянин, пленник, — ответил более молодой. — Когда боярин с греком об заклад бились, в цель стреляя, агарянин прикинулся, будто тоже хочет искусство свое испытать. А перед тем много вина выпито было, голова у обоих затуманилась, — ну и поверили. Боярин Игрил сам ему руки и ноги развязал. Агарянин встал на место, целился-целился да как спустит стрелу, только не туда, куда все глядели, а в конюха, который коня его держал. Сбил с ног боярина — тот у него на дороге стоял, — вскочил на коня, и поминай как звали!
— С нами крестная сила! — воскликнул Драгота, стоявший позади.
— А боярин Игрил где? Где ваш боярин, пьяницы, негодяи? — опять закричал Витомир, замахиваясь на псарей плетью.
Они отшатнулись в испуге.
— Не гневайся, твоя милость, — почтительно сказал старший. — Мы ни в чем не виноваты. Боярин, поднявшись с земли, на коня сел и пустился в по го н ю за агарянином. Вон он скачет по дороге — пыль столбом!
Боярин Витомир медленно опустил плеть, поглядел на дорогу и натянул поводья, словно собираясь пуститься по следам Игр ила. Но, подумав, мрачно промолвил, обращаясь к самому себе:
— На таком усталом коне далеко не уедешь!
Быстро спрыгнув на землю и кинув воинам поводья, он сел на камень и взволнованно, сердито проворчал:
— Игрил, сумасшедший! Не сносить тебе буйной головы!
Игрил мчался по следам беглеца, а в голове его, одурманенной вином, беспорядочно проносились разные мысли. «Я его догоню, он от меня не уйдет, у него конь слабей моего», — говорил он себе, зорко следя за тонконогим черным скакуном с завязанным в узел хвостом. Время от времени беглец оборачивался и, видя, что христианин догоняет его, хлестал лошадь, издавая при этом какой-то непонятный гортанный крж. Иногда эта скачка казалась Игрилу какой-то' бесконечной, бесплодной: словно сон, в котором мимо него проносятся деревья, дома, а они с агарянином стоят на месте как вкопанные. Но главное — он злился на то, что, поверив басурману, сам развязал ему руки и ноги. Досадно было еще, что впопыхах он не успел захватить Свой лук. Правда, в колчане, привязанном к седлу, были стрелы, но какой в них толк без тетивы? И он крепко сжимал рукоять обнаженного меча, чтобы рассечь грудь беглеца, как тольш его настигнет. При этом в пьяной голове его не возникала мысль о том, что агарянин бежит к своим, а сам он удаляется от башни и христиан. Страшней всего' казалось — вызвать насмешки греков, вернувшись без пленника. От скачки и от злости кровь кипела в его жилах, и перед глазами его было только одно: догнать беглеца, обагрить меч его кровью!
Сперва он слышал топот других конских копыт у себя за спиной, потом этот звук стал редеть, глохнуть, отставать, и в конце концов он остался один. Это нисколько не испугало его. Он только отвел на мгновенье взгляд от агарянина и посмотрел вокруг.
ОНИ скакали в лесу по тропинке, бегущей между вы-С0КИХ деревьев, густо' увитых ломоносом. Там и сям открывались полянки вроде той, на котор°и они пускали своих соколов, и сквозь зеленый кустарник виднелась река. Д0рога больше не пылила, и теперь Игрил ясно видел низко пригнувшегося к луке агарянина с развевающимися по ветру полами широкой желтой одежда. Красную чалму свою беглец потерял, и бритая готова с м.а-леньким чубом на темени блестела на солнца
