– Все, что ни пожелаешь, – ответил он.
– Тогда я прошу то, чего ты не собираешься мне дать.
Он перевел на нее взгляд, и его тело отреагировало быстрее затуманенного горем разума.
– Что?
Она потянула за расшитые завязки своей ночной рубашки. Свисающие на грудь волосы запутались в лентах. Его взгляд задержался на игривых изгибах ее тела, украшенных жемчугами. Щеки ее горели, словно закатное солнце, дыхание участилось.
– Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью, – сказала она. – Вот чего я хочу в обмен на королевство.
Горячее, настойчивое желание требовало своего. Может, она шелковистая и прохладная – бальзам для его разгоряченной крови? Или он растворится в ней? И перельется в нее, как расплавленное серебро из тигля в форму? Он отчаянно искал способ увильнуть от исполнения ее просьбы, тогда как каждая его клеточка тянулась к ней.
– А! – Он, как ни старался, не смог сдержать прорывающуюся наружу горечь. – Значит, в оранжерее это было только начало?
Она запустила пальцы в свои волосы. Рыжевато-золотистые пряди окутали изящные запястья.
– Прекрати! Перестань отгораживаться от меня своим остроумием и сарказмом. Я хочу запомнить не только интриги и опасности этого приключения. Я хочу запомнить тебя. Никто никогда не узнает. Поскольку это мое желание и моя просьба, тебе не в чем себя винить. Ты не нарушаешь клятвы.
Его пенис еще больше налился кровью и уперся в подушку.
– Просить то, что невозможно подарить от души и в чем невозможно вежливо отказать, нечестно.
– Я не девственница, – не собиралась отступать она. – Ты не порвешь девственной плевы и не одаришь меня ребенком. У меня скоро месячные. Грета сказала, что сейчас неподходящее время.
– Грета?
– Да, няня Софии. Думаю, она считает вполне естественным, что мы с тобой подкрепим сегодня наш брак. Вместе с куриной кровью я получила огромное количество практических советов. Может, Грета не хочет, чтобы ее принцессу лишил девственности неопытный мужчина?
Безумное удивление заиграло в крови пузырьками шампанского и ударило в голову.
– Ты так думаешь? О Боже мой!
Зеленые глаза смотрели на него не мигая.
– Вчера ты признался, что любишь меня. Или это тоже ложь?
– Нет. Это правда. Ты иссушила мне душу, любимая. Но это ничего не меняет. – Казалось, его слова эхом отразились от стен. «Я люблю тебя».
– Еще как меняет, Николас. Я бы предпочла, чтобы меня коснулся мужчина, который считает, что любит меня.
Ему вдруг представилось, как он выбегает из комнаты голышом, в ладонях горят язычки яростного огня. Придворные поражены, месяцы дипломатии коту под хвост, Карл торжествует победу. Он попытался взять себя в руки. Что бы она сказала мотыльку, который утверждает, что любит свечу? «Иди ко мне, мотылек, испробуй на вкус мое пламя!» И все же свече приятнее, когда мотылек умирает в ее объятиях по доброй воле. Она не знает, что он натворил. Думает, что он никогда не пробовал женщины.
– Пенни, любимая. Не проси меня об этом!
Зашуршали покрывала. Она прижалась головой к его голой спине и обняла за талию. Он несколько секунд молча взирал на ее руки. Руки простой женщины, ставшие мягкими от ежедневных процедур с лимонным соком и шерстью. Прекрасные руки, нежные и невинные. Его темные твердые ладони разительно отличались от них. На коже виднелись мозоли от поводьев, он слишком много ездил верхом на лошадях – лошадях, которые научили его сдерживать ярость и понимать язык жестов, научили ранимости и душераздирающей храбрости; лошадях, воплощавших в себе благородство, незапятнанное алчностью и жадностью.
– Я должна попросить это, – ответила она. – Не отвергай меня. Мне этого не вынести. Это правильно, я знаю. – У нее вырвался глупый смешок. – Мы же женаты, в конце концов!
– Я не знаю… – Он отвел взгляд, лихорадочно подыскивая слова. – Я не знаю как.
Ее волосы мягкой волной упали на его плечи. Шелк ласкал кожу. Сладкие груди прижались к спине.
– Я тоже не знаю как. Ты думаешь, я многому научилась с Вильямом? Только механике. Я не знаю, как делать это с любовью и той страстью, которой невозможно сказать «нет». Вот чего я хочу. Вот чего хочешь ты. Так давай же вместе найдем ответ на этот вопрос, ты и я. Свадебный подарок!
Он понимал, что у него хватит силы воли отказать ей, несмотря на настойчивые призывы его тела. И знал, что им обоим придется расплачиваться, если он уступит. Он знал, что станет клятвопреступником, нарушит обет, данный ее матери – гувернантке его детства, женщине, перед которой он в долгу по гроб жизни. Он знал, что рискует нарушить шаткий баланс в собственной душе, что, каким бы ни был исход, веревка под его ногами может дернуться и он полетит в зияющую пустоту.
Но если он откажет ей сейчас, это все равно что воткнуть ей в сердце нож. Храбрая Пенни Линдси, которая только что дошла до восьмой клетки, чтобы стать королевой, поставила ему мат. Так что у него нет другого выхода, как только дать ей то, что, как ей кажется, она хочет. Она не узнает, что это тоже часть пьесы, искусно написанной и поставленной человеком, который любит ее достаточно сильно, чтобы скрыть от нее правду. А вдруг – несмотря ни на что – его прикосновение замарает ее?
«Дьявольское отродье! Настал твой черед, Нико!» По его телу пробежала дрожь. Пенни не на шутку перепугалась.
– Ты не хочешь меня? – с ужасом уставилась она на него.
– Я сгораю по тебе.
Сколько же в этих простых словах уверенности! Она пробежалась ладонью вверх по его руке, по прекрасным мускулам и сухожилиям.
– Ты хочешь справиться со своим желанием, чтобы защитить меня, – проговорила она. – Защитить меня от себя самого, от своих собственных поступков и от того, каким, по-твоему, тебя сделало прошлое. Глупо это. Волна любви способна очистить все.
– Пенни, ты хочешь, чтобы я забыл, кто я такой? Забыл о прошлом и не думал о будущем? Я принц. Я приговорен к Глариену, к Софии. Я ничего не могу тебе дать.
– Нет, – сказала она. – Я прошу всего несколько минут из целой жизни. Сегодняшнюю ночь. Настоящее. Без всяких условий. Просто чтобы наше приключение пришло к логическому концу и я могла спокойно вернуться в Норфолк с сознанием того, что хотя бы раз в жизни мужчина посчитал меня достойной любви, потому что я – это я. В любом случае ты замерзнешь, подушка вряд ли согреет тебя. Ложись в кровать.
Он рассмеялся. Горько и надсадно. Но повернулся к ней.
Пенни откинула покрывало, и он скользнул под него, очутившись рядом с ней. Она заметила его возбужденный ствол, горделиво возвышающийся над островком темных волос. Мужская сила, прекрасная и мощная. Он убрал волосы с ее лба. От этого простого, восхитительного жеста веяло нежностью и уважением. Пропустил меж пальцев прядь ее волос и прижался к ней губами, с улыбкой заглядывая ей в глаза.
– Значит, решение принято. Господь свидетель, я больше не в силах отказываться от тебя.
Она притянула его к себе и поцеловала в губы. Мысль о том, что он мог посчитать себя недостойным любви, была просто невыносима. Как и мысль о том, что им постоянно пользуются, люди вокруг точно вампиры, что денно и нощно пьют его кровь, ничего не давая взамен. Она хотела подарить ему нечто необыкновенное, самую большую драгоценность, которая у нее была, показать ему, что он достоин любви. У нее не было ничего более ценного, чем ее собственное сердце.
Она повернулась в его руках, и ей показалось, что резной грифон на поддерживающем полог столбике подмигнул ей, когда он перекатился на нее.
Николас взял ее лицо в свои ладони и снова поцеловал.
Губы ее раскрылись. Поцелуй был совсем другим. Он стал глубже, в нем горели до странности невинный пыл и обещание. Его ладони не отрывались от ее лица, пальцы нежно ласкали щеки. Она растворилась в его объятиях и услышала свой стон. Он прервал поцелуй и посмотрел на нее. В глазах полыхало жадное голодное пламя.
Длинные пальцы окунулись в ее волосы. Изящные, нежные, сладкие. Она дотронулась до его обнаженной кожи, твердых мускулов спины, рук и плеч. Это прикосновение стало настоящим открытием, как будто ее ладони впервые в жизни касались столь немыслимой красоты, словно никогда не наслаждались ни одним творением природы. Он с благоговейным трепетом погладил ее через рубашку, пустив по ее позвоночнику сладостные мурашки. Его руки ласкали ее, разжигая в душе огонь. Его ладони боготворили ее.