– Рим победил, – вставила Пенни. – Боадицею убили.

– После того, как посадили в мешок Колчестера и низвергли в реку статую Клавдия. Принцесса Элизабет стала самой великой из королев Англии. Значит, вы боитесь. Воспользуйтесь этим чувством, чтобы распалить свою храбрость. София занимается этим каждый божий день. И сейчас тоже, захваченная в плен Карлом. Так что же такое страх? Поведайте мне!

Она словно окунулась в море противоестественности. Непристойная близость, крохотная комнатка и темнота вокруг. Пенни прижала руки к сердцу, взывая к искренности.

– Он давит вот тут, как если бы я не могла вдохнуть. И этот ужасающий трепет в груди. Кажется, я даже сглотнуть не смогу, потому что нечем, во рту сухо. Все слишком быстро движется. Мне хочется залезть под кровать и свернуться там калачиком, спрятаться, но меня словно парализовало, и я не в силах сделать даже этого.

Он изумленно уставился на нее:

– И вы называете это страхом?

– А что это, по-вашему?

Он схватил стул, развернул его, сел верхом и положил руки на спинку.

– Мне кажется, вы вели слишком замкнутую жизнь, мисс Линдси, и мало играли. То, что вы описываете, вовсе не страх, это возбуждение. Люди ставят на кон целое состояние, лишь бы заставить сердце пуститься вскачь и затрепетать. Пускают коня на слишком высокое препятствие, чтобы ощутить холод в животе. Проникают в спальню жены своего соперника, пока муж дома, лишь бы почувствовать, как пересыхает во рту. Потому что в эти моменты кровь поет, голова кружится и душа надрывается от лихорадки.

Она уставилась на его руки, спокойно лежащие на спинке стула, на идеально ухоженные ногти на длинных пальцах: прекрасные мужские руки. На нее напала слабость, смешанная с желанием. Но что, если она заглянет ему в лицо – посмотрит на эти резко очерченные губы и живые темные глаза?

– Вы понятия не имеете, в какие игры я играла и насколько замкнутой была моя жизнь. Так что же такое страх? Что вы почувствовали в оранжерее?

Идеальные пальцы медленно сжали позолоченное дерево. Суставы один за другим проявились белыми пятнами в свете свечей. И вот он отпустил спинку и поднялся. Подошел к окну. Щелкнула задвижка. Жавшийся к раме поток мотыльков задрожал и полился внутрь, ночь вползла в комнату. Тонкопряды облепили его камзол и волосы, словно пушистые серо-золотистые лепестки. Бражник тяжело ударился о его руку. Коконопряды, похожие на палую листву с ворсистыми антеннками усиков, корчились, умирая в пламени свечек.

– Страх – это когда все чувства покидают тебя, оставляя открытым и в оцепенении, душа отрывается от сердца, частичка за частичкой. На твоих плечах ужас рук четверки всадников – дыхание их коней, каурого, белого и вороного, срывает с тебя кожу. Перед тобой разверзлась бездна горя, невыносимого отчаяния отпущенного на свободу духа. Настоящий страх – это черная пропасть. – Он со стуком опустил окно. – В оранжерее я почувствовал страсть.

Она обмерла.

– Но вы боитесь этого?

Он развернулся к ней, глаза непроницаемые, словно полночь.

– Вы задолжали мне прикосновение, мисс Линдси.

Она внезапно подумала о поцелуе, о том, как его точеные мягкие губы касаются ее губ. О том, как ее губы раскрываются навстречу ему, такие нежные, податливые. Кожа ее загорелась, словно каждая клеточка догадалась, чего она хочет на самом деле. Она уставилась на него, вспоминая его ладони на своих щеках там, в столовой, и его угрозы в доме из стекла.

– Не смейте касаться моего лица и волос! – Дикие, неприличные мысли с головой захлестнули ее. – И ниже воротника тоже!

– Да, выбор у меня небольшой. Но я согласен.

– Зачем вам это? Хотите наказать меня?

Он взял ее за левую руку.

– Не вас, себя. Вот в чем правда. Закройте глаза.

Она почувствовала себя глупой и уязвимой. И все же послушалась его, когда он отпустил ее руку. Длинные пальцы пробежали по волосам и вниз по шее.

Именно так путешественник ведет пальцем по карте в поисках неизведанных мест. Нежно и деликатно. Палец ласкал ее, на языке появился сладкий привкус.

Ласковое, тщательное исследование от затылка до чувствительного местечка под ухом. Легкие, чувственные прикосновения. Мягкий мазок вдоль подбородка. Она таяла от сладости его прикосновений. Каждый ее волосок исходил желанием. Каждое нервное окончание улыбалось таинственной улыбкой. Мускулы шеи расслабились, легонько подрагивали, приглашая продолжить. Словно завороженная, Пенни затаила дыхание, ощущая, как разгорается и разливается по телу огонь.

– Здесь вам никто не причинит вреда, – мягко проговорил он. – Клянусь. Я не хочу, чтобы вы испытали малейшие опасения или дискомфорт. Вы в полной безопасности. Этот легкий взрыв эмоций столь же недолговечен, как бедные мотыльки. Не бойтесь, мисс Линдси. Это просто игра.

Она недоверчиво и ошеломленно взмахнула рукой, убирая его руку, а вместе с ней и странное медовое прикосновение, и вынырнула из расплавленного озера. Растворился ли страх перед лицом страсти? Таковы ли были его намерения? Или он нарочно играл с ее чувствами, так же как его шустрые пальцы только что играли с ее кожей? И тут она поняла: он говорил о шпионах и убийцах, о мошенниках, играющих с монархами Европы.

– Просто игра? Как вы можете так говорить, когда только что потратили столько времени, пытаясь внушить мне противоположное? Хотите сказать, что мне надо научиться наслаждаться страхом? Или что быть принцессой – все равно что быть мужчиной?

– И то и другое, если хотите. В вас есть запасы храбрости. Когда настанет время сыграть принцессу, ваше сердце будет биться в груди, в животе похолодеет и радостное возбуждение понесет вас на крыльях. Вы не допустите ни единой ошибки.

Она встала перед ним, потирая шею обеими руками.

– Именно это вы испытываете на публике? И генералы перед своими войсками тоже? Хотите сказать, что превосходство всего лишь блеф?

К ее неизъяснимому удивлению, он посмотрел вверх и улыбнулся – теплой таинственной улыбкой, улыбкой, что сродни ласковым прикосновениям. Тени отступили. Стены превратились в потоки расплавленного золота, словно он расцветил весь мир ярким жаром.

– Я обещал, что сделаю из вас принцессу. Вы только что усвоили свой первый урок, вам так не кажется?

Она не могла позволить ему очаровать себя. Не могла позволить ему играть на струнах своей души.

– Ваше королевское высочество, – официально обратилась к нему она. – Что еще я должна узнать, чтобы достичь желаемого результата? Как насчет вещей более практических? Думаю, вам следует рассказать мне о них прямо сейчас.

Он вернулся к двери, ведущей в его спальню.

– Все просто. Вам не придется слишком много появляться на публике вплоть до самого дня бракосочетания. Несколько официальных приемов и церемоний. Может быть, прогулка по Гайд-парку с принцем-регентом и русским царем. Проехаться верхом перед строем…

– Верхом? – вырвалось у нее.

На этот раз его губы тронула легкая, едва уловимая улыбка, недолговечная, как умирающие у свечей мотыльки.

– Обычная процедура.

Она резко развернулась, утратив остатки самообладания.

– Но я не умею ездить верхом! Абсолютно. Никогда в жизни не сидела на лошади! Разве мы могли позволить себе держать лошадей? Огромных несуразных зверей, пышущих горячим дыханием и опасностью! Никогда не узнаешь, что у них на уме. Я не смогу проехать верхом по Гайд-парку. Я знала, что все это чистой воды безумие. Ничего не выйдет. Мне лучше собрать вещички и удалиться восвояси. Я могла бы поехать к матери…

Он даже не шелохнулся, но она осеклась на середине предложения, споткнувшись о его взгляд.

– Я научу вас ездить верхом.

– Нет! Вы не можете научить меня ездить верхом. Это невозможно. Если принцесса должна сесть на лошадь, то я не могу стать ею. Как я научусь кататься верхом здесь? – Она обвела рукой маленькую комнатку. – План безнадежен. Я возвращаюсь домой.

– Значит, вы так ничего и не усвоили из нашего разговора? – спросил он. – Я сделаю из вас принцессу. Научу вас ездить верхом. Мы можем заниматься этим под покровом ночи. О безопасности я позабочусь. Господи, можете вы мне хоть в чем-то довериться?