В тот же день по Москве пойдет не шепот, а громкий разговор:
— Слыхали? Кошелька ликвидировали!
— Но!
— Точно, ухлопали. Драгоценностей при нем найдено награбленных — страсть!
Из кармана убитого Кошелькова действительно были изъяты 63 тысячи рублей, золотые вещи и два пистолета, один из них — был маленький браунинг с вороненой рукояткой — оружие, принадлежавшее Владимиру Ильичу Ленину.
— Вот! А говорили — не поймают, говорили — мальчишки безусые.
— Так им же сам Ленин приказание дал.
— Ох-хо-хо… Ежели бы так да с Деникиным справиться, да с Колчаком.
— Дай срок, и с ними совладаем.
— Это кто же совладает?
— Мы!
— Мы… Да кто это «мы»?
— Мы, стало быть, Советская власть.
…На моем столе стоит магнитофон. Если включить его, можно услышать чуть глуховатый голос полковника милиции в отставке Тыльнера. Речь его медлительна и вдумчива. Георгия Федоровича уже нет в живых. Кажется, я был последним, кому он рассказывал о своих былых делах. Их было много за пятьдесят лет работы в уголовном розыске, и каждое из них могло бы стать сюжетом увлекательнейшей повести. Можно смело сказать, что по крайней мере половина нынешних работников МУРа — ученики Тыльнера: одни начинали под его руководством свой трудный и опасный путь, другим он постоянно помогал советами, третьи слушали его лекции в Высшей школе милиции.
Нелегкая у нас с ним была беседа, нелегкая потому, что о себе Георгий Федорович рассказывать не любил, почти каждая история, которую удавалось из него вытянуть, начиналась словами: «Да что тут рассказывать…»
Точно так же начал он рассказ и о своем участии в ликвидации банды Кошелькова. Надо признаться, на этот раз роль его и в самом деле была невелика: восемнадцатилетний сотрудник МУРа только начинал свои первые шаги в уголовном розыске. Но та часть его воспоминаний, где он касается судьбы браунинга Владимира Ильича Ленина, очень любопытна. Привожу слова Георгия Федоровича Тыльнера почти дословно:
«Пишущая машинка в те годы считалась непростой техникой, поэтому печатать на ней доверяли преимущественно мужчинам (а не машинисткам, или «пишбарышням», как позже их стали называть шутники).
Вот такому «машинисту» и диктовал начальник МУРа Трепалов, расхаживая по кабинету, свой рапорт. В кабинете на диване сидела тройка свободных от дежурства работников МУРа, среди них и я. Все мы еще не остыли от ночной операции — первой серьезной операции в моей жизни.
Рапорт был адресован председателю ВЧК Дзержинскому. Слушал я внимательно, стараясь запомнить каждое слово, потому что дело, в котором я участвовал, казалось мне самым важным из всех, какие когда-либо проводил МУР. Вот какие слова Трепалова мне особенно запомнились:
— Прошу вас, Феликс Эдмундович, вручить препровождаемый при сем браунинг товарищу Ленину. Считаю необходимым отметить, что в операции по ликвидации данной опасной преступной группы много усилий затратили как работники Московского уголовного розыска, так и сотрудники группы МЧК».
XXI
Где сейчас браунинг №… — неизвестно. В фондах Музея Ленина, где хранятся немногочисленные личные вещи Владимира Ильича, его нет.
Вернул ли этот пистолет Дзержинский Ленину?
Один из старых чекистов, изучавших дело о бандитском нападении на Председателя Совнаркома, высказал такое предположение:
— Вполне возможно, что этот браунинг Феликс Эдмундович оставил у себя. Да и зачем был Ленину пистолет? Органы безопасности Советской власти были достаточно сильны, чтобы уберечь Ленина от всяких случайностей, оградить его от нападений. Тем более что к началу двадцатых годов с бандитизмом было практически покончено.
Что ж, можно предположить и такое. Можно представить себе, как в очередном докладе, рассказывая о важных делах, Дзержинский сообщает Владимиру Ильичу и о ликвидации самой опасной в Москве бандитской шайки. Можно представить себе, с каким вниманием слушает Дзержинского Ленин и потом задает вопрос:
— Ну, а документы мои нашли?
— Нет, Владимир Ильич. Наверное, бандиты их уничтожили.
— А браунинг?
Конечно, и о браунинге Дзержинский мог сказать, что он не найден. Но, человек исключительной правдивости, он, вероятнее всего, сказал так:
— Браунинг у меня, Владимир Ильич. Но вы его не получите
— Это почему же? — удивляется Ленин и хитровато щурит глаза.
— А потому, что вам он ни к чему. Впредь вы без охраны чекистов — ни шагу. А у них достаточно оружия.
— Ну-ну-ну! — сердится Ленин. — Оставьте мою персону в покое. Лучше скажите, москвичи-то теперь будут в безопасности?
— Самых опасных бандитов мы уже ликвидировали. Покончим и с остальными.
XXII
Прошел год. Весной 1920 года Владимир Ильич Ленин начал работать над книгой «Детская болезнь «левизны» в коммунизме». Писал он, как всегда, быстро, энергично: «мысль просится к перу, перо — к бумаге». В одном месте, рассказывая о своем споре с «левыми» коммунистами, считавшими вынужденный Брестский мир вредным для революционного пролетариата компромиссом с империалистами, споря с вождями тред-юнионов, утверждавшими, что компромиссы допустимы и для них, если они были допустимы для большевизма, он вдруг вспомнил прошлогоднее происшествие и улыбнулся. «Жизнь или кошелек!» Найдено простое и «популярное» сравнение.
«Представьте себе, что ваш автомобиль остановили вооруженные бандиты, — писал он. — Вы даете им деньги, паспорт, револьвер, автомобиль. Вы получаете избавление от приятного соседства с бандитами. Компромисс налицо несомненно. «Do ut des» («даю» тебе деньги, оружие, автомобиль, «чтобы ты дал» мне возможность уйти подобру-поздорову). Но трудно найти не сошедшего с ума человека, который объявил бы подобный компромисс «принципиально недопустимым» или объявил лицо, заключившее такой компромисс, соучастником бандитов (хотя бандиты, сев на автомобиль, могли использовать его и оружие для новых разбоев). Наш компромисс с бандитами германского империализма был подобен такому компромиссу».
* * *
Быть может, в этой небольшой документальной повести, полной таких характерных для приключенческой литературы событий, как розыск, погоня за бандитами, перестрелка с ними и т. п., не стоило бы приводить выдержку из одного из самых важных и острых теоретических трудов Владимира Ильича. Может быть… если бы речь шла не о Ленине. Но таков уж был этот удивительный человек, Что умел из любой жизненной ситуации, даже такой драматической, как покушение на него самого, извлечь нечто полезное как аргумент в споре с политическими противниками.
Вот почему автор и счел уместным рассказать читателям драматическую историю одного из аргументов, которыми воспользовался Владимир Ильич в своем гениальном труде.
Игорь Болгарин, Виктор Смирнов
ОБРАТНОЙ ДОРОГИ НЕТ
День первый
ЧЕЛОВЕК ИЗ БОЛОТА
Он бежал и бежал, хватая руками стволы низкорослых деревьев, кустарник, падая, давясь кашлем и снова вставая, бежал все дальше и дальше в глубь спасительного леса.
Ноги и руки безостановочно работали, легкие со свистом и хрипом вбирали воздух, а голова его была заполнена одним лишь видением, одной картиной, которая повторялась назойливо, безостановочно, как музыкальная фраза в испорченной грампластинке.
Он видел длинные серые бараки и бетонные шестиугольные плиты на плацу, видел шеренгу мокрых, съежившихся под дождем людей в гимнастерках, фланельках и ватниках, видел настороженные, злые глаза овчарок, сидевших у ног солдат-проводников, и фигуру высокого офицера в длинной шинели, который шел вдоль шеренги, вглядываясь в лица.
