А он, весь черный, пробирался сквозь ночь, словно подводная лодка, бесшумно и стремительно, и держал курс в сторону Сарасоты. Всякий раз, когда свет встречных фар освещал ветровое стекло «корвета», Тутс видела два силуэта — мужской и женский. Голова Леоны была повернута в профиль в сторону мужчины. Теперь они набирали скорость — здесь, на окраине, машин почти не было. Часы на приборной доске у Тутс показывали без четверти десять.

Спустя пять минут «корвет» въехал на стоянку придорожного мотеля «Калусара». Мотель стоял на полдороге между Калузой и Сарасотой, поэтому и был назван столь игриво. Тутс проехала еще с полмили, сделала левый поворот у закусочной, снова вырулила на Сорок первое шоссе и приблизилась к мотелю с противоположной стороны. Сделала осторожный левый поворот, въезжая на автостоянку. Черный «корвет» был припаркован у комнаты-кабинки номер двадцать семь. В машине никого не было. На его номерном знаке стояли буквы МУ. Она запомнила номер. Тутс проехала мимо «корвета» к дальнему концу стоянки, развернула машину так, чтобы она смотрела на шоссе. На часах было ровно десять.

В двадцать минут одиннадцатого Леона и ее дружок-доктор — ну а как еще прикажете понять буквы МУ, если не медицинское управление? — вышли из кабинки и быстро пошли к «корвету». Двери хлопнули. Двигатель завелся. Тутс последовала за ними обратно, к автостоянке Э. С. Дэниелса, где Леона села в собственную машину и покатила домой.

А Тутс соображала, почему же Леона — при таком алиби с этим собранием по дикой природе, предусмотрительно приспособленным к ее текущим делам, — столь небрежно расточает вечернее время.

ВОТ ДОМ, КОТОРЫЙ ПОСТРОИЛ ДЖЕК…

Уоррен был потрясен.

— Что ты сделала? — спросил он по телефону.

Тутс снова рассказала ему о жучках, которые она воткнула в доме Саммервиллов и в машине Леоны. Она очень гордилась собой.

— Тебе не следует снова заходить в этот дом, — сказал Уоррен.

— Но я должна вернуться туда. Магнитофон…

— Меня не волнует, если твой магнитофон сгниет или заржавеет на этой полке! Не смей больше заходить в этот дом, ты меня поняла?

Последовало долгое молчание.

— Хрюкни разок, если ты еще здесь, — сказал Уоррен.

Он очень устал. Нет, он никогда не поймет, с какой стати эта чертова метель в Денвере вызывает отсрочку вылета из Нью-Йорка. Он считал это просто бессмыслицей. Если какой-то самолет попал в снегопад в Колорадо, то почему это должно влиять на рейс из Нью-Йорка в Тампу?! Будто у авиакомпании только один или два самолета. Вот тогда и вправду снег, выпавший в Скалистых горах, может вызвать трехчасовые задержки вылетов по всему Восточному побережью страны. Но сколько бы Уоррен ни ворчал и ни злился, до Тампы он добрался только в два часа ночи. И еще полтора часа таксист вез его до Калузы.

Без четверти четыре он позвонил Мэтью и разбудил его, чтобы рассказать, что он узнал от Люси Стронг. Мэтью был рад этому раннему звонку. Потом Уоррен позвонил Тутс, которая была рада, что ее разбудили в четыре утра. Однако, мгновенно проснувшись, она доложила Уоррену о своем вторжении в дом Саммервиллов и об установленных там жучках. Но, получив вместо одобрения чуть ли не взбучку, она обиженно замолчала. А он все ждал, когда же она подаст голос.

— Тутс? — позвал он.

— Да.

— Ты слышала, что я сказал?

— Между прочим, я думала, что ты будешь доволен.

— Нет, я недоволен, — сказал он. — Ты не должна туда возвращаться. Я не хочу, чтобы ты рисковала своей взбалмошной, хотя и очень изобретательной головой.

— Это, конечно, очень мило, но записи могут объяснить нам, что это за доктор.

— Какой еще доктор?

— Она вчера вечером села в черный «корвет» с табличками МУ. Они доехали до мотеля «Калусара» и были там в кабинке полчаса.

— Таблички МУ, говоришь? А ты заметила номер?

— Конечно.

— Скажи его мне. Я попрошу одного из своих дружков-полицейских посмотреть по автосправочной. А ты проверила журнал регистрации в мотеле?

— А как я могла это сделать?

— Я тебя научу. Потому что, возможно, это был доктор Уэйд Ливингстон? Хотя я уверен, он не стал бы регистрироваться там под собственным именем.

— А что это за Ливингстон?

— Акушер-гинеколог с конторами в административном здании Бэйо на бульваре Уэст-Бэйо, 837. Леона навещала его в понедельник.

— Он принимает пациентов в мотелях? — спросила Тутс.

Уоррен засмеялся.

— А сегодня пятница, — сказал он, — двенадцатое февраля, день рождения Линкольна.

— Вообще-то очень рано, хотя и день рождения Линкольна. — Тутс выразительно зевнула.

— В любом случае, — сказал Уоррен, — по пятницам наша дама к двум часам ездит на занятия аэробикой в студию «Работа с телом», это на бульваре Магнолий, в двух кварталах к западу от ресторанчика «Какаду» на Сорок первом шоссе. Пожалуйста, будь там.

— Я планировала быть около ее дома в восемь утра.

— Отлично.

— Но это было до твоего звонка в четыре утра.

Уоррен посмотрел на часы.

— Сейчас только без пяти четыре, — сказал он.

— Тем более, — сказала она и повесила трубку.

В десять часов того же утра Мэтью уже был около дома Брэчтмэннов. Над водой поднимался туман, и дом казался эфемерным, сотканным из тумана.

Охранник Карл «Гитлер» узнал Мэтью. Оттопыренные уши, маленькие черные усики, черные, аккуратно прилизанные волосы, карие, близко посаженные глаза…

— Чем могу вам помочь? — спросил он.

— Не могли бы вы сообщить мисс Брэчтмэнн, что приехал Мэтью Хоуп, чтобы с ней повидаться?

— Отчего же, конечно.

В его тоне ощущался сарказм, не совсем уместный для его должности. Он нажал кнопку селектора.

— Да-да?

Голос старухи, Софи Брэчтмэнн.

— Мисс Брэчтмэнн, тут приехал какой-то Мэтью Хоуп и хочет повидаться с вашей дочерью, мадам.

— Мисс Брэчтмэнн уехала на пивоварню, — сказала Софи.

— Миссис Брэчтмэнн? — сказал Мэтью в селектор.

— Да, мистер Хоуп?

— Миссис Брэчтмэнн, у мене была назначена встреча с вашей дочерью вчера днем, но мы с ней…

— Моя дочь сама решает свои дела, — сказала Софи. — Ее здесь нет, мистер Хоуп. Она уехала на пивоварню в самом начале…

— Я звонил на пивоварню, прежде чем поехать сюда, миссис Бречтмэнн. Они сказали, что вашей дочери сегодня не будет там.

Молчание.

— Миссис Брэчтмэнн?

— Да?

— Мне хотелось бы поговорить с вашей дочерью.

— Всего вам доброго, мистер Хоуп.

И щелчок в микрофоне.

— Вали-ка отсюда, приятель, — сказал охранник.

— Я еще вернусь, — сказал Мэтью.

В то же утро, без двадцати одиннадцать, Леона позвонила по телефону из спальни. Она не подозревала, что под ее ночным столиком работает передатчик частотной модуляции. И хотя батареи передатчика к тому времени порядком сели, их мощности было все-таки достаточно для работы магнитофона, спрятанного в стенном шкафу в другом углу комнаты. Его катушки начали вращаться, как только она заговорила.

— Доктора Ливингстона, пожалуйста, — сказала она. — Это миссис Саммервилл… Уэйд, это я.

Одной этой фразы было бы достаточно, чтобы убедить любого судью, что между этими двумя субъектами существуют интимные отношения.

— Уэйд, не мог бы ты еще немного…

Долгое молчание.

— Извини, Уэйд, но…

Снова молчание.

— Уэйд, я должна тебя увидеть. Я знаю, но… Но я же должна поговорить с тобой. Угу. Уэйд… да-да. Уэйд, я приеду к полудню. Когда твоя медсестра уйдет перекусить. Уэйд, пожалуйста, выслушай меня. В конце концов, на этот раз ты мог бы по крайней мере… нет, Уэйд, пожалуйста, не надо! Если ты повесишь трубку, я все равно перезвоню. Выслушай меня, ладно? Пожалуйста, выслушай меня. Я припаркуюсь около конторы, и все, что тебе придется сделать, — это пройтись до… Я просто хочу поговорить с тобой. Десять минут. Ты можешь уделить мне десять минут? Это все, о чем я прошу тебя, — десять минут! Спасибо, Уэйд. Большое тебе спасибо, дорогой. Увидимся в самом начале первого. Спасибо. И еще, Уэйд…