Мэтью приметил, что в такт словам агент, подобно птице, подергивал головой.

Адвокат недовольно кивнул.

— Во сколько обойдется ремонт? — спросил Кан.

— Хорошо еще, что бак не повредил, — как будто не расслышал Кросвелл.

— Так что же? — повторил Кан.

— Да набежит тысячи три, и то вместе с рамой.

— Может быть, сойдемся на двух тысячах? — закинул удочку Кан.

— Еще корпус надо править, — не унимался Кросвелл.

— Хорошо, Ларри, даю тебе две тысячи двести пятьдесят, и мы в расчете.

— Согласен, пусть будет две с половиной, — порешил Кросвелл.

— Договорились, — кивнул Кан.

— Когда я смогу получить машину? — спросил Мэтью.

— Недели через две, — прикинул Кросвелл.

— Что так долго?

— Придется покопаться. К тому же мы завалены заказами.

— Кто оплатит стоянку? — спросил Мэтью у Кана.

— Компания. Перешлите нам счета.

— Надо проверить, все ли ключи на месте, — сказал Кросвелл и пошел к офису.

— У моей машины только один ключ, — ответил Мэтью. — Вы будете платить мне или ему? — обратился он к Кану.

— Если вы не против, мы заплатим ему.

— Хорошо.

Офис оказался крошечной комнаткой. За столом перед компьютером «ЭЛЛА» сидела миленькая для своих сорока лет секретарша, ее каштановые волосы были взбиты в высокую прическу, из которой торчал карандаш. В правом ухе позвякивала длинная серьга. Она сидела на фоне перекидного календаря с крупными квадратами для чисел. В каждый квадрат помещалась фамилия и в скобках — название машины. Около календаря висела деревянная доска с крючками, помеченными белыми ярлыками. Кросвелл снял с доски ключ, подписанный фамилией «Хоуп», удовлетворенно кивнул и спросил:

— Этот ключ подходит к вашему багажнику?

— Багажник и «бардачок» открываются одним ключом.

— Вот и славно, — обрадовался Кросвелл. — Терпеть не могу возни с ключами. Иногда клиенты оставляют ключи от своей второй машины, приходится им названивать. Случается, что они сами трезвонят, оставили, мол, в связке ключи от дома, и не буду ли я столь любезен обождать, когда они заявятся за ключами. Вы не представляете, какая морока с этими ключами. Так когда я обещал?

— Через две недели, — напомнил Кан. — Мария, пометь, ладно? Хоуп, «акура-ледасанд», через две недели. Какое это будет число?

Мария встала со своего места. Она оказалась миниатюрной дамой с красивой фигурой. Кан не мог оторвать глаз от ее зада. Мэтью тоже. Кросвелл был избалован — он невозмутимо потягивал пиво. Мария ткнула пальчиком в календарь. Понедельник через две недели выпал на третье сентября.

— Это праздник, — объявила она.

— Что? — не понял Кросвелл.

— Это будет День труда, понедельник, — повторила Мария.

— Третье сентября. Это выходной, не так ли?

— Тогда во вторник, — сказал Кросвелл. — Часов в пять, хорошо?

— Точно в пять?

— Да, в пять часов, — уверенно произнес Кросвелл.

— Чья машина стоит у входа? — спросил кто-то за их спиной.

Мэтью обернулся. В дверях стоял человек в запачканном краской комбинезоне, одной рукой он опирался о косяк.

— «Форд»? — уточнил Мэтью.

— Да, — ответил тот. — Может, вы ее отгоните, а то мне не добраться до своей машины.

— Конечно, — кивнул Мэтью. — Мы все закончили? — спросил он у Кана.

— Осталось подписать бумаги, — сказал Кан.

Мэтью бегло просмотрел документ.

В нем оговаривалось, что ремонтные работы будут произведены фирмой «Кросвелл авто», на счет которой поступит оплата. Человек в комбинезоне терпеливо ждал за дверью, пока Мэтью подписывал бумаги, ставил число, обменивался рукопожатием с Каном и заверял Кросвелла, что приедет за машиной четвертого сентября.

— Значит, в пять часов, — повторил Мэтью и пошел за мужчиной на стоянку машины. В непосредственной близости у его машины была припаркована «мазда» с продавленным багажником. Мэтью сел в свой «форд», завел двигатель, подал немного вперед, чтобы удобнее было разворачиваться, и выехал на асфальтированную дорожку на выезде из парка.

Перед светофором на 41-й улице он вспомнил, что пользуется этой машиной дольше, чем предполагал. Это ничем, конечно, не грозило. Но угнетала мысль, что он пользуется арендованной машиной, а не своей дымчато-голубой «акурой-ледасанд» за тридцать тысяч, с кожаными сиденьями, крышей на солнечных батареях и скоростью разгона до шестидесяти миль в час за восемь секунд. Он намеревался уехать из города на выходные перед Днем труда, предположительно на озеро Окичоби. Теперь ему придется отправляться в путь — если он вообще соберется ехать — на арендованном «форде». И, судя по всему, ему предстоит одинокая поездка. Это его расстраивало. Он провел в одиночестве отпуск в Италии и не ощутил от этого особой радости.

Зажегся зеленый свет.

Мэтью повернул налево и поехал к дому.

В одиннадцать часов его поднял из постели телефон. Он сразу узнал голос — единственная вьетнамка, которую он знал, была Май Чим Ли.

— Мистер Хоуп, — сказала она. — Извините, что беспокою вас так поздно.

— Все в порядке, — успокоил ее адвокат.

— Спасибо, — сказала она. — Я знаю, что вы хотите поговорить с Тринхом Манг Дуком, и я…

— Он в городе?

— Да, это и является причиной моего звонка. Одна моя знакомая, которая там живет…

Он догадался, что речь идет о «Малой Азии».

— …только что позвонила мне и сказала, что он вернулся из Орландо. Нет ли смысла договориться с ним о встрече на завтра?

— Я был бы вам признателен, — произнес Мэтью.

— Я так и поступлю. Пожалуйста, еще раз извините за поздний звонок. Надеюсь, я вас не разбудила?

— Нет, что вы.

— Я вам перезвоню, спокойной ночи, — сказала она и повесила трубку.

— Это было вскоре после полуночи, — начал свой рассказ Тринх Манг Дук. — Мне не спалось. Мой сын обещал вернуться за мной и не приехал.

Он говорил так, как говорили все в его родной деревне. Май Чим поначалу с трудом понимала этот диалект, но в конце концов освоилась. Было одиннадцать часов утра, вторник. Тринх паковал свои немудреные пожитки, собираясь в дорогу. Племянник заедет за ним на машине и отвезет в Орландо, где его сын и невестка предполагают открыть вьетнамский ресторанчик не раньше чем через неделю, но старик боится, что его забудут. Он должен быть начеку.

Тринх как будто сошел с экрана телевизора, таких стариков часто показывали во время вьетнамской кампании. Они рыдали, присев на корточки около соломенных хижин, изредка поглядывая на камеру. Только одет он был не традиционно, вместо черных шорт, рубашки и островерхой соломенной шляпы на нем была полосатая тенниска, брюки цвета хаки и сандалии. Но в остальном он ничем не отличался, то же скуластое, испещренное морщинами узкое лицо, смуглая кожа, те же темные глаза, редкая седая бороденка. Он пытался восстановить события той ночи, в которую убили трех его соотечественников, не переставая шаркать ногами от одной коробки к другой, укладывая свою одежду и те немногие милые его сердцу пустячки, которые путешествовали с ним по миру.

Он вспоминал ночь прошлого понедельника.

Тринадцатое августа. Минула целая неделя с того дня, унесшего покой, когда его сын с женою уехали в Орландо в надежде подыскать там жилье и вернуться за ним. От них не было никаких известий, и он уже было решил, что забыли нарочно.

В этот год Тринху исполнилось шестьдесят восемь лет, по традициям его родины подошло то время, когда человек должен жить со своими близкими в мире, прислушиваясь к самому себе, и готовиться к уходу, ему следует встречаться с друзьями, подыскать опытного геоманта, который подскажет, где следует подготовить могилу и какой сделать гроб.

Но он оказался на старости лет далеко в Америке.

До Тринха доходили слухи, что в этой стране со стариками не церемонятся, случается, они умирают в забвении или оказываются в чужом доме, где их нехотя обихаживают посторонние люди. Кто может поручиться, что и его сыну не надоело содержать немощного старика, от которого всего-то толку что легенды и поверия? А что, если их переезд в Орландо был простой уловкой, легким способом избавиться от него? Все эти думы беспокоили старика в ту ночь неделю назад.