Стоило Юрке присмотреться повнимательнее, как он увидел, что грибов здесь много, особенно мясистых с коричневой шляпкой. Отец собирал точь-в-точь такие же. Да их тут видимо-невидимо! Вооружившись дубинкой, мальчишка обошел вокруг полянки. Была надежда — а вдруг к ней ведет какая-нибудь дорожка или хотя бы тропинка! Но кроме следов животных с небольшими копытцами, — это могли быть и косули, и кабаны, — никаких других не было…

Вернулся к корзиночке, — сиротливо лежала она на траве, будто чувствовала свою бесполезность. Ее хозяину было не до грибов. Приближался вечер, небо освободилось от белесой вуали дневного зноя, заголубело чисто и прохладно. Слегка кружилась голова, подташнивало. «Наверно, от голода… Или от жажды». Подумал о жажде — она тут же утроилась. Хотелось пить невыносимо. Подчиняясь манящему желанию полежать, Юрка растянулся на траве под липой.

— Тун-тун-тун! Тун-тун-тун!

«Странный, однако, голос у Лесовика, — подумал Юрка, сдерживая приступы тошноты. — Вроде бы птичий и в то же время какой-то искусственный, будто по дну глубокой кастрюли лупили деревянной ложкой».

Тошнота вдруг подступила с такой силой, что о Лесовике он подумал, как о чем-то малозначительном, второстепенном. Слабость валит с ног. И лежать неудобно.

Юрка встал, выбрал на поляне место, где трава росла погуще, нарвал большую охапку и принес под липу. Расстелил ее, чувствуя, как вместе с приливами слабости и тошноты его прошибает холодный липкий пот. Прислонился к дереву. Кажется, немного отошло…

Липа, под которой он стоял, была такой раскидистой, что оттеснила от себя все другие деревья. Они толпились на расстоянии, будто фрейлины позади императрицы. А слабость так и накатывает, так и накатывает. Во рту пересохло. Как мучительна жажда, когда знаешь, что напиться негде, утолить ее нечем! Глоток воды сейчас сделал бы Юрку счастливым человеком.

Солнце опускалось за деревьями. Длинные тени затянули поляну. Вершины крон подернулись мягким розоватым светом, и деревья словно обрадовались этому, расслабились, погрузились в дрему.

Небо над поляной казалось огромным голубым окном. Из-за деревьев в него медленно заплывают облака цвета сливочного мороженого. Они плывут друг за другом. Горы мороженого на фантастическом параде. Одно облако вдруг остановилось и приняло очертания лохматой человеческой головы с глазами, сощуренными в непонятной угрозе. Голова непрерывно клубилась, изменяясь, затем начала медленно вращаться. Вращение все убыстрялось, убыстрялось, пока не превратилось в речной водоворот, затягивающий в свое нутро хлопья белой пены. Водоворот стал бешеным, еще немного — и он затянет Юрку. Он врывался в уши разъяренным шумом.

Шум исчез на самой высокой ноте. Вращение струй замедлилось, окрасилось в зеленые цвета. Теперь над мальчишкой медленно-медленно вращалась широкая крона липы, — он, точно в невесомости, отрывается от земли и, не шевелясь, летит навстречу листве…

Всё. Вращение прекратилось. Мир, как замороженный, застыл в неподвижности. Юрка сидел высоко над землей, на толстой ветке липы, свесив ноги, и смотрел вниз, туда, где он только что лежал. Рядом с его корзинкой рос гигантский белый гриб. Откуда он взялся? Юрка хорошо помнил, что никаких грибов рядом с корзинкой не было. Не могли же они вырасти так быстро! Будто для того, чтобы рассеять сомнения, из-под земли появлялись все новые грибы. Они окружили корзинку и разрастались прямо на глазах. Мальчишка сидел на дереве и чувствовал необыкновенную легкость в теле. Казалось, стоит ему слегка оттолкнуться и он поплывет по воздуху, как праздничный воздушный шарик.

«Чудеса», — подумал Юрка, соскользнул с ветки и приземлился рядом с корзинкой. Рука потянулась к гигантскому боровику, и в тот миг, когда пальцы ощутили бархатистую кожицу гриба, боровик исчез. Юркиному изумлению не было границ. Гриб исчез, как исчезают фигурки в мультфильме. Точно так же исчез и второй, и третий, и все остальные грибы, к которым приближался Юрка. Одни исчезали, другие возникали — наваждение какое-то! Мальчишка остановился в растерянности, оглянулся — исчезнувшие грибы, все до одного, стояли на своих местах.

— У-пу-уху-у!

…Юрка вздрогнул от неожиданности. Он ничего не понимал. Его окружала густая, лесная темень, вверху сияли яркие, густо рассыпанные звезды. Тысячи, мириады звезд! Он никогда не видел такого неба! Мрак был заполнен шорохами, потрескиванием и другими звуками неясного происхождения. Нашарил дубинку, приподнялся и прижался спиной к дереву — в ночном лесу было страшно. Мальчишка весь превратился в слух. Когда глаза привыкли к темноте, стал различать стволы ближайших деревьев, а все, что стояло за ними, тонуло в непроницаемом мраке. Светлым пятном звездного неба выделялась поляна. Над нею мелькали какие-то призраки. Сообразил: летучие мыши. В тихом воздухе разносилось едва слышное попискивание, похрустывание. Летучие мыши ловили жуков и поедали их на лету.

А Юрку по-прежнему мучила жажда, слюна стала вязкой, болезненно стучало в висках. Вокруг звенели комары, вездесущие кровопийцы. Лицо, шея, руки — все зудело от их укусов. Что же теперь будет — он один в лесу, ночью, под открытом небом. Жутко. Хочется втиснуться в какую-нибудь щель, куда угодно, только избавиться от ощущения полной беззащитности. Да что говорить! Ночью даже в собственной комнате иногда оторопь берет, а тут глухой, совсем незнакомый лес. Юрка сидел, прижавшись к дереву, и почти не дышал. И все-таки, удивительное существо — человек. Мало-помалу успокоился, внушил себе, что иначе нельзя. Иначе можно сойти с ума. В конце концов, разве мало он прочитал в книгах о том, что в лесу все живое боится человека! Это, надо думать, верно при одном непременном условии — человек не должен бояться, не должен впадать в панику, иначе можно найти опасного врага даже в безобидной лесной мышке. Надо терпеть до утра. А когда рассветет, точнее, когда взойдет солнце, он пустится в дорогу. Только не отчаиваться! Может, по пути встретится какой-нибудь родничок, утолит Юркину жажду. Даже если это будет колдобина, заполненная водой, он все равно напьется! А теперь — меньше думать о воде.

Мальчишке удалось внушить себе эти правильные мысли, а может быть, жажда сама отпустила его, — кто знает, как оно было! Теперь он мог внимательнее прислушиваться к ночному лесу. Шорохи, падающие желуди и веточки — не в счет, их он наслушался и днем. А вот тишина! Она и днем казалась необыкновенной, теперь же совсем разыгралась. Ее прекрасным воплощением были голоса сверчков — неуловимых черных гномиков, маленьких музыкальных волшебников летней ночи. Не верилось, что такие голоса принадлежали земным существам — это пели звезды! Это звучал воздух! Изредка над лесом проносился тревожный крик неясыти:

— У-пу-уху-у!

От этого крика становилось не по себе. А вот еще чей-то голос. Странный голос. Невидимый обладатель, кажется, позаимствовал его у гребенки, когда проводишь по ее зубцам палочкой.

Юрка не мигая смотрел вверх. Такого в городе, где много фонарей, не увидишь. Сколько звезд! Они сияли, словно золотые шляпки бесчисленных гвоздиков, вбитых в потолок ночного неба… Потолок — не то. Плоский и близкий. А небо было глубоким, прозрачным и бездонным. Звезды сияли четко. Те, что покрупнее, казались более близкими. За их спинами толпились звездочки поменьше, а еще дальше, в непостижимых космических далях, мерцали целые толпы звезд. Сонмища звезд! Огромные звездные скопления! За ними тоже угадывались звезды, но глазом воспринимались они как размытые пятна света на самом краю Вселенной.

Юрка подумал: «Там, где-то среди звезд, на расстоянии, от которого захватывает дух, возможно, в том самом месте, куда устремлены его глаза, живет планета, может быть, во всем похожая на Землю. И города на ней такие, и леса, и машины, и, конечно, люди. Возможно, мальчишка, Юркин двойник, тоже потерялся в тамошнем лесу и сидит один, под деревом, ночью, и смотрит в Юркину сторону, и повторяются в нем Юркины мысли…»