В лаборатории стояла гнетущая тишина. И хотя окна по-прежнему оставались открытыми и снаружи долетал стрекот кузнечиков вместе с гулом постоянно работающего в дальнем конце сада двигателя Келера, мои уши были глухи.

На диване в страшном беспорядке лежали книги и химические принадлежности. Мы побросали их на пол и перенесли тело Петри на диван.

Я побежал в дом и позвонил доктору Картье.

Жуткая тень все ниже и ниже наползала на лоб моего бедного друга.

— Закройте дверь, Стерлинг.

Я плотно захлопнул ее и подошел к Найланду Смиту.

— Станьте рядом. Сюда, — он ткнул пальцем.

На Петри был рабочий засаленный пуловер с длинными рукавами. Должно быть, когда он почувствовал приближение комы, он попытался стянуть его с себя.

— Вы видите, что он собирался сделать? — Мистер Смит внимательно посмотрел на меня. — Один Бог знает, что будет дальше, но это его единственный шанс. Увеличенные лимфоузлы в подмышках напугали его, но он так и не смог решиться сделать себе инъекцию. Не успел.

Он глянул в кювету, в которой была молочная жидкость.

— Как вы думаете, что это такое?

Я показал ему на рассыпанный по полу белый порошок.

— Он назвал его «654». Убеждал меня, что это панацея, но в то же время пока опасался вводить больным.

— Почему? — Мистер Смит задумчиво потер подбородок. — Странно… очень странно…

Нагнувшись, я подобрал осколок, на котором был наклеен лейкопластырь с надписью, сделанной аккуратной рукой Петри.

— Посмотрите, мистер Смит! — воскликнул я, протягивая ему осколок.

— «„654“. 1 грамм на 10 кубических сантиметров. Внутривенно», — прочел он.

Найланд Смит поднял голову и пристально посмотрел мне в глаза.

— Это единственный шанс, Стерлинг.

Губы его плотно сжались.

— Может быть, стоит подождать доктора Картье?

— Ждать! — Его яростный взгляд обжег меня. — В лучшем случае Картье будет здесь через полчаса. У нас мало времени. Минуты решают все. Не-е-ет! Я обязан предоставить Петри последний шанс. Это его препарат, его выбор… Смерть или жизнь… Иначе он не поймет нас и не простит.

Мне было непросто участвовать в дальнейшем. Однако Найланд Смит, к своей чести, сделал инъекцию с таким хладнокровием, словно он по крайней мере полжизни проработал в медицинских учреждениях.

— Если Петри выживет, — сказал он, — его собственное искусство спасет ему жизнь. Укройте его пледом, Стерлинг.

Самообладание этого человека было сверхъестественным.

Он повернулся и направился к застекленной стене, чтобы закрыть окна и, подозреваю, спрятать от меня свое лицо. Даже его стальные нервы не выдержали внезапно обрушившегося несчастья. С закрытыми окнами в лаборатории наступила мертвая тишина, в которой только теперь стало слышно тяжелое гудение насекомого.

Из своего угла я не мог видеть потревоженную Найландом Смитом муху, которая, судя по звуку, бешено кружилась над одним местом. Я посмотрел на Смита. По-видимому, что-то сильно удивило его, потому что он как завороженный глядел на стол.

— Хм-м, — задумчиво выдавил он, — странно…

Жужжание беснующегося насекомого наконец достигло его ушей. Он обернулся на звук, и лицо его исказила гримаса удивления.

— Что это, Стерлинг? — Он резко повернулся в мою сторону. — Вы слышите?

— Это муха, мистер Смит. Какая-нибудь навозная муха.

— Ничего подобного! — Он строго посмотрел на меня. — Я недавно кончил курс по тропическим болезням, Стерлинг, и прекрасно готов к любым неожиданностям. Вслушайтесь в этот звук. Вы когда-нибудь слышали, чтобы навозная муха создавала столько шума?

Его поведение встревожило меня. Я заставил себя вслушаться в полет беспокойного насекомого. И действительно, в этом гудящем звуке выделялась странная звенящая нота, похожая на дребезжащий визг механической пилы. Я посмотрел на Найланда Смита.

— Вы были в Уганде и никогда не слышали этого? — усмехнулся он.

У меня было время ответить на его язвительное замечание, но за какую-то секунду я успел совершенно забыть о своем намерении. Перед моими глазами пролетела небольшая муха, куда меньше, чем я предполагал. Едва минуя голову Найланда Смита, она уселась на стол и принялась кровожадно потирать передними лапками.

— Не двигайтесь, — зашептал я, — она рядом с вами.

— Возьмите журнал, — одними губами приказал Смит. — Только, ради Бога, не промахнитесь.

Я выбрал свежий номер «Ревю де Монте-Карло», любимое развлечение бедного Петри. Ему так и не удалось выиграть на рулетке состояние, а сколько было теорий!

Стараясь неловким движением не вспугнуть насекомое, я бесшумно подошел к столу.

Найланд Смит был совершенно спокоен. Кажется, ему было даже любопытно, что из всего этого выйдет. На столе сидела моя жертва. Доли секунды для замаха мне хватило, чтобы подробно разглядеть ее. Длинные узкие коричневые крылышки; мохнатая голова с темно-зелеными шарами глаз. Удар мой был меток. На бумагу брызнули пурпурные пятнышки дрозофилума. Они были чертовски похожи на пятна, которые я видел на листочках растения-мухоловки в коллекции Петри. С той разницей, что эти пятна были свежие.

Мистер Смит посмотрел на результат моей работы.

— Хлопните еще, — сказал он.

Я повторил удар. Смит склонился над мертвым насекомым.

— Так, Стерлинг, и вы не знаете, что это за муха?

— Нет, мухи не входят в область моих профессиональных интересов. Но я могу рассказать вам кое-что о растениях-мухоловках.

Забрав из моих рук журнал, он подтолкнул мертвое тельце поближе к свету.

— Ха! Вот так добыча! — воскликнул мистер Смит. Он схватил линзу, лежавшую под рукой, и жадно принялся рассматривать дохлое насекомое.

Я отвернулся и посмотрел на Петри. Он лежал неподвижно. Черты лица обострились; кожа приобрела мертвенно-серый оттенок. Багровое пятно расползалось по его лбу огромным кровоподтеком, и у меня не было уверенности, что оно когда-нибудь остановится. Сейчас, в эту секунду, мной владело горестное убеждение, что мой друг умирает, умирает медленно и неотвратимо, и никто во всем мире не сможет возвратить его к жизни. Мысли мои лихорадочно перескакивали с предмета на предмет: от событий минувшего вечера — к мертвому насекомому на столе, от насекомого — к зловещему желтому лицу, которое еще так недавно злобно смотрело на меня из темноты…

Неужели эта страшная эпидемия, весь этот ужас, унесший несколько жизней, направляется человеческой рукой? Для чего? Зачем? В это трудно было поверить.

Я обернулся к мистеру Смиту, к его склонившейся напряженной фигуре, которая резко выделялась в круге света от настольной лампы. Вокруг со всех сторон к нам подступала темнота, и желание немедленно закрыть стальные жалюзи на окнах охватило меня.

Эту процедуру я совершил без каких-либо комментариев со стороны Найланда Смита. Но когда зловещий мрак ночи был отрезан от нас стальным забралом жалюзи, Смит, словно очнувшись, выпрямился и спросил меня:

— Стерлинг, — во взгляде его пронзительных серых глаз полыхало пламя, — вы, ботаник, когда-нибудь сталкивались с настоящим генус-гибридис?

— Вы имеете в виду нечто среднее между лилией и розой или, может быть, дуб с растущими на нем яблоками?

— Точно!

— В натуральном виде — никогда, только на рисунках. Хотя о некоторых любопытных гибридах время от времени сообщается в печати. Конечно, все эти уродцы не жизнеспособны и могут быть выращены только в специально созданных условиях. Японцы в этом деле большие знатоки.

— Вы правы. Но природа идет своим путем. Взгляните, Стерлинг. — Он показал на стол. — Здесь лежит насекомое, которое я принял за муху цеце…

— Муха цеце! Боже мой, здесь?

Он мрачно улыбнулся.

— Слишком далеко от естественного ареала, — кивнул он, — и выше всякого понимания. Да, это так, но я не мог обмануться. Звук, который издают крылышки этого насекомого, имеет характерные признаки, свойственные только мухе цеце. К тому же строение крылышек у них совершенно идентично. Вы можете сами в этом убедиться. Все-таки я недавно прошел интенсивный курс по тропическим болезням и, уверяю вас, кое-что знаю! Поразительно, не правда ли, Стерлинг? Однако… — Мистер Смит многозначительно поднял вверх указательный палец, давая мне понять, что собирается сказать самое важное. — Однако, Стерлинг, у этого уникального экземпляра голова и лапки имеют ту же форму, что и у большой песчаной мухи! В целом же общий вид, анатомия внутренних органов и прочие детали указывают, что перед нами типичный представитель гигантской летающей блохи!