Не может, не должен человек бояться правды! Бояться оглянуться если даже это не сулит ему покоя. Иначе поглотит его пыль дороги, по которой он влачился, - жалкий, бескрылый и бездумный… Никогда не поздно найти в себе мужество стряхнуть с себя эту пыль, выпрямиться, восстать против собственной слабости. Если человеку суждено чего-то бояться, то пусть боится забвения со стороны себе подобных. Пыль забвения – она страшнее, чем тревоги сердца, чем муки раскаяния».
Абулхаир почувствовал себя путником, который обнаружил нечаянно, что обронил по дороге что-то очень ценное для него и вынужден теперь поворачивать назад своего коня, чтобы найти, отыскать, обязательно отыскать…
«Где оно, мое начало, где оно? Не в самом же факте появления на свет, конечно нет! Жизненный путь начинается в тот день, в тот момент, когда с глаз человека спадает пелена бездумья, когда он перестает упиваться земным своим бытием. Когда он начинает метаться в поисках смысла жизни, цели его появления на земле, всетерпящей нашей земле. У каждого человека такой момент, такой день – свой, неповторимо свой.
Что вынудило меня покинуть благодатную ниву нехитрых, наивных желаний и отрад, праздных наслаждений и забот? Почему я решительно и бесповоротно ступил на каменистое плато деяний, обременительных усилий, запутанных дел? Что толкнуло меня на тернистый путь, который никогда не сулил мне ничего, кроме волнений и тревог?
Когда, с чего началась для меня суровая стезя, когда-то кем-то замысловато названная сознательной жизнью?..
Мое прошлое петляет вкривь и вкось, как след путника, случайно забредшего в незнакомые края: остановился в растерянности, не зная, по какой дороге ехать дальше, как выбираться? И носит его, кружит по разным дорогам и тропам!
Куда только не заводила меня судьба! В какие только передряги я не попадал, желая того или не желая!.. Достоин ли мой путь того, чтобы пройти по его дебрям еще раз, нужен ли кому-нибудь еще?.. Не наскучит ли он размеренной своей поступью, похожей на поступ навьюченного дромадера, другим людям, другим седокам, которые согласились когда-то разделить со мной невзгоды дальней дороги? История моей жизни не богата увлекательными приключениями. Способна ли она воодушевить кого-то, стать поучительной? »
Природа наделила Абулхаира упорством и цельностью характера. Потрясения ни раз чуть не разбивали ему сердце – яростное, трепещущее, беспокойное… Не раз тщетные ожидания, жестокие разочарования брали его в свой безжалостный плен. Но он вырывался из него снова и снова, вырывался чтобы оказаться опять в плену и опять вырваться к свету и надежде.
И кто же у него впервые зажег этот неугасимый огонь надежды? Кто?
Абулхаир вдруг вспомнил Матэ. Вот он потягивает душистый индийский чай. Рядышком хлопочет Патшаим – невестка Матэ, - разливает чай по пиалами слегка оттопыривая при этом мизинец. Ее пухлые свежие губы таили гордую и милую усмешку, а взгляд лучистых глаз обжигал сердце, как тлеющий уголек. Передавая Абулхаиру пиалу Патшаим зарделась от смущения. Он и сам-то залился краской… Несколько дней не мог он забыть этот взгляд, эту усмешку. Все ломал голову – почему да от чего?..
Оба – Матэ и Патшаим – связаны для Абулхаира с событием, которое воистину перевернуло его жизнь, нарушило привычный ее ход.
«Вот когда все началось, - осенило внезапно, как светом молнии, Абулхаира. – То, что я считал когда-то пустым, ничего не значащим, вдруг обрело глубокий смысл! Как интересна и загадочна жизнь! Сколько в ней неожиданностей!.. То, что казалось когда-то важным, достойным внимания, утрачивает значение и ценность.
Время, быстротекущее, неуловимое, - вот единственный судья нам! Оно определяет, что было и есть добро, а что зло, что правда, истина, а что ложь. Время – самое незримое, бестелесное, неосязаемое из всего, что есть на свете, - наш судья, защитник, обличитель, свидетель. Самый высший и беспристрастный.
Если не понять этого, можно отчаяться раньше срока, потерпеть крах. Не схватишь, не уразумеешь, течение и… и веление времени – учтивого, как молодая сноха, коварного, как тигр, обманчивого, как мираж, беспощадного, как смерть, - погрязнешь в ошибках попусту растратишь собственную жизнь. Стремясь к добру – содеешь зло. Пытаясь быть честным в поисках истины – окажешься нежданно-негаданно в путах лжи. Вместо счастья и благоденствия – принесешь людям горе и смуту.
О аллах! Все началось в знойный июльский день, в полуденный час. Как и сейчас, на далекой холмистой гряде колыхалось обманчивое зыбкое марево. Меня, тогда еще молодого джигита, предупреждали: полуденная пора неблагоприятна, опасна для путника. Все живое в палящий зной прячется, забивается по норам. Выбирается же отовсюду в разных обличиях всякая нечистая сила, устраивает неистовые игрища. Уговаривали меня: «Воздержись, не езди, пережди полдень! Не дай бог, привяжется какая-нибудь нечисть, век от нее не отделаешься! Ну а уж коли ты такой упорный, такой неслух – не гляди хоть долго на кромку горизонта и на марево! Будешь глядеть – померещатся тебе чудища небывалые, овладеет твоей душой шайтан!» Путники всегда делают остановку, отдыхают в тенечке, в лощине, пока не истечет время бесин-намаза. Так они избегают беды…
В тот день, видно, меня бес попутал: не сделал я остановку, трясся на своем саврасом коне в самый зной, да такой, что мозги чуть не закипали. Выехал я к речушке. Берега ее заросли тростником. Остановился около самой воды напоить коня. Едва он сделал несколько глотков, как оторвался от воды и заржал тревожно. Я прислушался, до моего слуха донесся легкий шелест. Кто-то приближался ко мне, сминая камыши. Камышиные головки-метелочки задвигались, закружились, будто на них налетел вихрь. Я не почувствовал страха, взялся рукой за колчан. Пустил стрелу в то место, где камыши склонились к реке. Раздался рев, кто-то подскочил, и я снова натянул тетиву и пустил стрелу. Камыш заколыхался, заходил волнами, потом остановился, выпрямился, будто никто и не мял его.
«Что же это могло быть?» - одолело меня любопытство, и я осторожно, стараясь не шуметь, подошел к тому месту. Вытянувшись во всю длину, передо мной лежал полосатый тигр. Я быстро выхватил длинный нож, нагнулся к тигру и вдруг откуда-то из-под него, будто прямо из живота, выскочил матерый волк с прижатыми ушами. Одним прыжком перемахнул он через камыши и понесся к далеким холмам. Я помню все это отчетливо, будто случилось все это только что. Потом я огрел коня плетью и погнался за волком. Зверь теперь шел таким ходом, что казалось, выскочит сейчас из собственной шкуры. Мой конь загорелся азартом погони и поскакал за ним вслед, будто решив во что бы то ни стало настичь волка. Почуяв, что мы его настигаем, волк оскалил клыки, прилег на бугор. когда я был совсем близко от него, волк бросился на меня стрелой. Хорошо, что я успел вовремя отстегнуть литое стальное стремя и ударить зверя на лету прямо в лоб. Волк обмяк, словно тесто, распластался у ног коня. Я вытащил нож и собрался было спрыгнуть на землю. И тут-то прямо из волчьей шкуры вылезла рыжая лиса и, волоча хвост, помчалась от меня прочь. Огромный матерый волк превратился в пустую серую шкуру, ее будто кто-то бросил на пыльной тропе, оставил за ненадобностью… Было чему изумляться, да только времени у меня на изумление и другие чувства не было.
Помню, как я волновался: а вдруг лиса вот-вот исчезнет в степи, выжженной солнцем! Стал неотступно преследовать ее. Хитрая лисица не давалась в руки, неслась по оврагам, ложбинам, по узким тропинкам, потом резко изменила направление и побежала к белевшей вдалеке юрте. Саврасый почти настиг ее, вот-вот растопчет копытами. Лиса оглянулась на меня и вдруг, гляжу, уже лежит плашмя! Я на скаку вытянул ее тяжеленной камчой.
«Ну, какой бы ты живучей ни была, - уже торжествовал я, - теперь тебе конец! небось лежишь, раскрыв пасть, как лягушка». Посмотрел я на лису и в ужасе, чтобы отвратить беду, схватился за воротник. На месте, где валялась лиса, темнела большая куча навоза. Я не верил своим глазам! Повернул коня и подъехал к заколдованному этому месту. Куча заворошилась, зашевелилась и как поползли-побежали от нее во все стороны разные гад: скорпионы, пауки, гусеницы мохнатые, сороконожки, жуки желтые, черные, лиловые! Больше от страха, чем по надобности, я огрел камчой неповинного коня, и тут неподалеку на бугорке взметнулась пыль. Это была рыжая лися! И она мчалась к юрте!
