Осень провели в относительном спокойствии. Мати только все время ждала вестей из столицы. Правда, она сама не знала, что ждет и от кого. Может, от Натали, которая все еще была в Петрограде. Может, от других знакомых, застрявших в городе. Она надеялась, что Сережа как-нибудь пришлет ей письмо оттуда. Где это оттуда, она не знала. Великая княгиня Мария Павловна с каждым днем становилась с ней все проще и милее и даже часто прогуливалась с Владиком в парке у реки. Как-то на прогулке она почувствовала страшную усталость, и они сели в кафе под гигантским каштаном. Публика была здесь весьма элегантна: дамы в широкополых шляпах и много раненых офицеров в мундирах. Они узнали Великую княгиню, офицеры стоя приветствовали ее, дамы приседали. Несколько офицеров изъявили желание познакомиться с красивым юношей, сопровождавшим Великую княгиню.

— Как похож на Государя, — вздохнула одна дама, глазами указывая на Владика.

— Это сын Кшесинской.

— Эта прима-балерина из Мариинского была ведь любовницей Императора, неудивительно, что молодой человек так похож… — Дама улыбнулась саркастически. — Кшесинская здесь живет со своим молодым любовником, Великим князем Андреем, знаете его? Красавец писаный. А пожилая леди, это его мать, вот и вся вам история.

В конце февраля 1919-го облезлый грузовик с красным флагом остановился на центральной площади. В кузове стояла группа вооруженных людей, все кавказцы, почти все пьяные. Несколько человек в кузове пили прямо из бутылок. Группа подняла транспарант, на котором с ошибками значилось «Мы прикончим буржуев, как класс». Публика тотчас разошлась от греха подальше.

Вскоре две конкурирующие банды контролировал город, обе называли себя представителями народа. Во главе одной были двое наркоманов. Они поселились на вилле армянского миллионера Тер-Погосова, который бежал из города, и быстро превратили ее в дом пыток. Крики их жертв, доносящиеся из подвала, леденили кровь каждую ночь. Днем на улицах нападали на прохожих, врывались в дома и требовали сдать народу все деньги и ценности. Тех, кто сопротивлялся, хватали именем революции и привозили в тер-погосовскую виллу.

Мати прижала к себе Владика. Его отец был Романов, и бандиты, вероятно, уже знали об этом. Как следовало ожидать, пришли и к ним. Группа вооруженных солдат революции въехала на грузовике во двор. Мати взяла за руку старую княгиню.

— Не бойтесь, Мария Павловна, я сама с ними поговорю. Молчите.

Они вошли в дом, не предъявляя никаких бумаг, стали рыскать по всем комнатам от подвала до чердака. Вскоре они ушли, забрав с собой Андрея и Бориса. Один особенно наглый тип пытался схватить Владика.

— Вы должны сначала убить меня, — заслонила мальчика Мати.

— Оставь его, — жестким голосом остановил наглого человек, вошедший со двора. Он казался начальником банды. — Вы кто?

— Я первая балерина России, а это мой сын, а это моя мама. Товарищ Ленин живет в моем доме в Петрограде. А кто вы будете, товарищи?

— Мы бойцы революции. Значит, Ленин живет у вас? Знаем, живет во дворце Кшесинской, каждый день с балкона речи народу говорит. Я знаю, кто вы. Мы артистов уважаем. Оставьте женщину в покое, — сердито, повышенным голосом скомандовал человек. — Ты, придурок, от тебя толку ноль, одни проблемы с тобой. Они приехали из Петрограда, — объяснял он. — Слышал, ты, идиот, сам Ленин у балерины живет, выкатывайся.

Великая княгиня рыдала от страха.

— Пожалуйста, Мария Павловна, не плачьте. Это только еще больше разжигает их. К счастью, они не знают, кто вы. Пожалуйста, дорогая, я ведь с вами.

Мария Павловна упала ей на грудь, рыдая еще сильнее.

К июлю анархисты бежали, и теперь в городе командовали красные. Через неделю комиссар, он был комиссаром, это Мати поняла, вернулся. Его сопровождали двое солдат. Он постучал в дом, как нормальный человек. Мати хорошо его рассмотрела. Высокий, молодой, красивый, он выглядел даже интеллигентно.

— Мария Павловна, пойдите в сад, погуляйте со своим внуком. Я тут сама с ними справлюсь.

— Позвольте, мадам, вот ордер на обыск, — сказал комиссар весьма вежливо.

Солдаты ходили по всем комнатам, но вели себя вежливо. В конце концов комиссар дошел до спальни Мати и сразу же остановился перед картиной, которую много лет назад подарил ей Борис Владимирович.

— Где вы взяли эту картину?

— Один друг подарил. Не правда ли, чудная? Это долгая история. Мой друг купил ее в Париже у очень бедного, но исключительно талантливого художника. Он купил у него целую коллекцию картин и подарил мне вот эту. Почему вы спрашиваете?

— Какое совпадение! Знаете, я — этот художник. Вы знаете Великого князя Бориса Владимировича! Я позже по фотографии в газете узнал, что был моим покупателем.

— Я, собственно, жена его брата, а вы, значит, Давид Лещинский, — сухо заметила Мати.

— Да, я тот самый. Где они? Они не в Петрограде, я знаю.

— Они здесь, арестованные вашими товарищами, помните, в прошлый раз, господин… Лещинский. — Мати душила злость. — Их мать в саду с нашим мальчиком.

— Не называйте меня господином.

— А как вас называть? Месье художник? Вы жили в Париже, так что знаете французский.

— Знаю, только умерьте Ваш сарказм. Называйте меня просто комиссар Лещинский. Я рад познакомиться с величайшей русской балериной. Сейчас я спешу. Я советую вам никому ничего не рассказывать, Вы весьма неосторожны. Я скоро вернусь.

Он скомандовал солдатам оставить дом, вышел и сел в машину. За ним выехала со двора и машина с бойцами. В доме ничего не тронули.

Прошло три дня. Мати не спала ночи и думала, что Лещинский скоро явится арестовать их всех, поскольку она была такой дурой и выдала ему, кто есть кто. Марии Павловне она ничего не сказала, зачем пугать? Великая княгиня стала очень набожной, по ночам Мати слышала ее бормотание перед иконой Всевышнего. Мария Павловна просила у Бога защиты.

На четвертый день Лещинский явился. Он прибыл в том же автомобиле, что и в первый раз. Она увидела его в окно. За Лещинским из машины вышли Андрей и Борис. Мати полетела по лестнице вниз, как птица. Андрей обнял ее. Борис расцеловал ее в обе щеки. Лещинский стоял молча в стороне — лицо напряженное, — курил одну сигарету за другой.

— Спасибо, спасибо, милый Лещинский. — Мати не удержалась и тронула рукав его кожаной куртки. — Мы вам обязаны нашими жизнями. Можно Вас поцеловать, товарищ Лещинский?

— Бросьте ваши глупости и не благодарите меня, слишком рано, если местный Совет узнает, всех нас расстреляют. Я даю вам всем только несколько часов. На рассвете приеду к вашим. Дорога в горах очень трудная, так что приготовьте все, что нужно, мадам. Поедете на двух машинах, я приеду с верным человеком, который поведет вторую.

Он направился к воротам. Борис Владимирович пошел за ним.

— Лещинский, я вас провожу… Пожалуйста, не отказывайтесь.

— Нет, оставайтесь здесь. Кто-нибудь может вас увидеть. — Он вдруг остановился и неуверенно сказал: — Ваше Императорское Высочество, вам действительно понравились мои работы или вы купили их из жалости?

— Да нет, дорогой, мне они действительно очень понравились. Вы продолжаете рисовать? Не бросайте. У вас большой талант, а вы заняты этим… — Великий князь глазами указал на его кожаную куртку.

— Нет, я не рисую. Я занят, ваше Императорское Высочество, — как-то смущенно сказал Лещинский. — Увидимся через несколько часов.

— Подождите. Я знаю, что вы злостный курильщик. Вот, возьмите. — Из кармана жакета Борис достал английскую трубку, украшенную бриллиантами. — Как он скрыл ее, было непонятно. — Вот, возьмите. Она принадлежала моему деду. Возьмите, не стесняйтесь.

— Спасибо. Это очень ценный подарок. Я буду хранить его.

Эти несколько часов они не спали. Андрей вдруг стал рассказывать ей о фронте. Бурая грязь в траншее, псиный запах мокрой шинели, сладковато-горький дым пороха, взрыв гранаты в воздухе, развороченное, дымящееся брюхо его лошади на земле.