— Наш дорогой Гораций Осипович сейчас главный вкладчик акционерного общества Bains de Mer, которому принадлежит казино, — объяснял Камиль. — У нас теперь заведены отдельные кабинеты для важных клиентов. Ваше Императорское Высочество, Мати, пожалуйста, приходите, никакой прессы, никаких лишних глаз. — Он многозначительно посмотрел на Мати. Они поняли, что он читает газеты.
После ужина пошли прогуляться. С юго-востока сад казино выходил на море. Он был великолепно спланирован и открывавшийся вид был восхитителен. Они зашли в Голубиный тир, и Сергей сделал пару выстрелов. В «Отель де Пари», огромный дорогой отель, где они остановились, вернулись поздно.
Несовершеннолетним, солдатам, жителям Монако и некоторым особым правительственным чиновникам было запрещено входить в игорные залы, которые, однако, и без того были всегда переполнены. Богачи всех национальностей приезжали сюда к началу сезона в мае. Кончался сезон в конце октября. За столами в залах сидели женщины, часто очень пожилые, с большим количеством косметики на лице и брильянтов вокруг морщинистой шеи.
— Дамы и господа, делайте ваши ставки… — слышалось то и дело.
— Ставки сделаны…
В первый же вечер в большом игорном зале Мати сразу проиграла 20 000 франков в баккара. Это было неприятно, но не катастрофа: она могла себе это позволить. Князь Сумбатов-Южин, актер из Москвы, просадил 10 000. И это он не мог себе позволить. На третий вечер Мати проиграла 50 000. У нее при себе не было таких денег. Сергей настаивал, чтобы она взяла у него, но она отказалась. Она сняла с шеи бриллиантовое колье и положила на стол кассира внизу в специальной комнате. Комната была очень умно задумана дирекцией. Все было сделано, чтобы клиенты могли расплачиваться не у всех на виду. Ожерелье когда-то Мати подарил Ники. Непонятно как, но это немедленно стало известно толпе репортеров, карауливших перед казино, которые как голодные волки рыскали в надежде набрести на что-либо скандальное.
Скорее всего, у них были свои доверенные кассиры, которым они приплачивали небольшие суммы.
Пристрастие Мати к игре утром в подробностях было описано всеми ведущими газетами. Снова сплошное огорчение.
Но было приятное, были и добрые люди, которые на самом деле симпатизировали ей. Однажды вечером к ней в театральную уборную постучался маленький человечек. Он поклонился и протянул ей розу. Одну изумительную розу.
— Сеньорита, я — Николини, из Милана. Как вам нравятся мои туфли? — Он с трудом подбирал французские слова.
— Синьор Николини, о Боже мой, пожалуйста, заходите. Ваши туфли прекрасны. Я в них просто летаю. Их Императорское Высочество, — она кивнула в сторону Сергея Михайловича, — купил мне именно ваши туфли.
Она расцеловала старого мастера в обе щеки. Синьор Николини засиял от счастья.
— Я хочу, чтобы вы сделали для меня десять пар. Пошлите мне прямо домой в Петербург.
— Конечно, синьорина. Вы такая прекрасная, у вас такие великолепные ноги…
Сергей улыбался. Он был доволен. Это он организовал приезд маленького итальянца в Монте— Карло.
— Grazie, carissima … сеньорита, это все, что я хотел знать, поэтому приехал, grazie …
— Не правда ли, он очарователен, твой Николини, — сказала Мати, когда сапожник закрыл за собой дверь. — Я люблю тебя, Сережа. Я знаю, о чем ты думаешь… Не думай, родной. Моя судьба быть с тобой. Ты не веришь в судьбу? Я, вероятно, должна была бы тебя встретить до Ники, но так случилось.
Сергей ликовал. Он нашел ключ к Мати, нашел, теперь она его, по-настоящему его.
В воскресенье Мати и Сергей поехали в Канны на богослужение в русской церкви. В толпе они сразу заметили старушку, вдову Императора Александра II, светлейшую княгиню Екатерину Михайловну Юрьевскую, ту, которая так нравилась Сергею в детстве. Княгиня жила в Ницце с тех пор, как ее с тремя детьми фактически выслал отец Ники. Батюшка после службы сказал им, что она приходит сюда довольно часто и жертвует храму большие суммы. В церкви они наткнулись и на старшего брата Сергея, Миш-Миша, великого князя Михаила Михайловича со своей красавицей-женой, графиней Торби, правнучкой Пушкина. Вчетвером они вернулись в Монте и провели приятный вечер в казино. Но вечер опять испортил проигрыш. Снова 50 000. Теперь в качестве оплаты пошло кольцо Ники.
Утром она пошла к Горацию Осиповичу. У него было свое бюро в Монте-Карло. Милый Гинцбург обещал выкупить драгоценности Мати. Сергею об этом она не сказала ни слова.
— Мати, здравствуйте, как вы, Мати, — окликнул ее князь Волконский. Новому директору Императорских театров, внуку знаменитого декабриста, сосланного в Сибирь Николаем I, князю Волконскому было всего 39 лет. Получить такую должность в таком возрасте было неслыханно, хотя он говорил на четырех языках, был изумительным музыкантом и глубоким знатоком европейского театра. Князь прибыл в Монте-Карло накануне вечером.
— Я должен пожаловаться, дорогая Мати. Как только вы уехали, первые ряды партера опустели. Ваши поклонники последовали за вами. Не так ли?
— Спасибо, Ваше Сиятельство. Некоторые действительно последовали. Других я приобрела здесь. — Они еще несколько минут обменивались любезностями, поговорили о спектаклях, о погоде, кто есть кто из теперь приехавших в Монте.
Вечером ужинали в местном, маленьком, очень уютном ресторане с князем Мещерским, конечно. По выходе заметили трех молодых французов, которые немедленно направились к ним.
— Это любовница царя, — громко сказал один.
— Ты имеешь в виду царя, который недавно женился? — нагло заметил другой.
— Именно. Он женился, но спит с ней. Не правда ли, мадам?
— Мерзавец, что ты сказал? — Из внутреннего кармана пиджака Сергей выхватил кольт-93, первый автоматический пистолет, который недавно выписал из Лондона.
— Ваше Императорское Высочество, не стреляйте, прошу вас, — кричал Мещерский. Он тоже вытащил из кармана пистолет. — Я сам справлюсь с наглецами.
— Я хочу проучить этого щенка, я всажу ему пулю в лоб, как бешеной собаке. — Глаза Сергея сузились от возмущения и гнева.
— Сережа, Сереженька, успокойся, все хорошо. — Мати прижала его руку с пистолетом к себе. — Они уже убежали, Сереженька. Это пустяки, мы же знаем, что это ложь.
Увидев оружие, троица наглецов быстро ретировалась.
В отеле Сергей успокоился и обнял Мати.
— Что ты делаешь со мной, любовь моя? — Неожиданно он расхохотался. — Мне никогда не будет скучно с тобой. Ты знаешь, я подумал, Монте очень шумный. Все тебя тут знают. Я знаю одну очаровательную виллу. Она принадлежит одному моему другу и расположена в одном маленьком местечке. Мы поедем туда завтра. Мой друг будет рад нас видеть. Там тихо, там мы будем вдвоем, ну и Мещерский, конечно.
— Это где?
— Недалеко отсюда, в Кап-Мартен.
Рано утром они поехали в Кап-Мартен. Это был полуостров, весь в лесах, совсем рядом с Монте-Карло. Место оказалось действительно очень тихим. Открытый экипаж, который нанял Сергей Михайлович, катил по отличной дороге мимо прекрасных вилл, окруженных садами, мимо старых высоких сосен и приземистых оливковых деревьев. Вилла «Сиприс» с изумительным парком принадлежала другу отца Сергея. Друг был заранее осведомлен об их приезде. На ухоженной дорожке, переливаясь золотом и изумрудом, поколыхивая драгоценным хвостом, их встретил павлин. Сергей и Мити прожили на вилле три дня, совершенно одни. Никто здесь их не знал. Никто к ним не приставал. Князь Мещерский целый день сидел в беседке в саду и пил свои пять стаканов виски. Он тоже был счастлив.
По приглашению Мулей-Хассана, властителя Марокко, они поехали инкогнито из Малаги на пароходе «Рабат» в Танжер. Пароход принадлежал обществу «Трансатлантик». Никакого порта в Танжере не оказалось, и из дворца за ними прислали яхту. Мещерский грустил, так как подозревал, что в этом мусульманском царстве открыто пить будет нельзя. На берегу стояла таможня, где сидел старичок в чалме. Он был похож на пашу из балета «Корсар» и собирал деньги в пользу казны. Посланник из дворца ткнул его палкой, старичок испугался и стал мелко-мелко кланяться. Пошлину с гостей хозяина собирать не полагалось. Из роскошного дворца вид был бесподобный — горы окаймляли залив, виднелись башни мечетей, сияющие майоликой, и на легком ветру развевались разноцветные флаги консульств. Высшее общество Танжера состояло из губернатора и министра иностранных дел, с которым вели переговоры аккредитованные в Марокко дипломаты.