В январе 1943 года, переведенный во Францию, Ремлингер расстался с тюрьмой в Торгау — он был назначен на должность полевого коменданта города Биарис. Затем, переведенный на Восточный фронт (тут, добавлю от себя, для его карьеры тюремщика раскрывалось широчайшее поле деятельности!), — комендантом Опочки, а с сентября (еще более обширное поле деятельности!) — города Пскова. В должности коменданта Пскова и прилегающей к нему территории он оставался до конца февраля 1944 года. С марта этого года выполнял «специальное задание» (можно представить себе — какое!) по очищению Эстонии и острова Эзель, а позже был переведен в Будапешт. (Добавлю еще: я, участвуя в боях за Будапешт, беседуя после взятия города с его жителями, хорошо представляю себе, что гитлеровский комендант мог натворить там в период, когда тысячи и тысячи венгров пытались противодействовать германской, практически оккупировавшей Венгрию, армии, и вербовали в войска фашиста Салаши всех, кого только ни удавалось завербовать!..)

В Будапеште, во время штурма его в феврале 1945 года, Ремлингер был взят в плен. О, я хорошо помню уличные бои в Будапеште и сто десять тысяч взятых в плен солдат и офицеров врага! И в тот день, когда штаб командования окруженных немецких войск пытался спастись из Буды, он во главе с только что произведенным в фельдмаршалы командующим будапештской группой войск генерал-полковником Вильденбрухом пробирался несколько километров по канализационной трубе. И когда измазанные в нечистотах штабисты вылезли на «свет божий», то их тут же забрали в плен ожидавшие у выхода из люка наши воины. Этих высшего звания немецких вояк неприятно было сажать в машины — в таком вызывающем отвращение виде они были!..

В 1943–1944 годах в ведении Ремлингера были четыре комендатуры, которые располагались: в деревне Кресты, в пригороде Пскова; в селе Новоселье (на железной дороге Псков — Луга); на станции Середькино (между Псковом и Гдовом), и четвертая комендатура была при селе Карамышево[68].

В подчинении Ремлингера был кавалерийский полк «Норд» (командир полка принц фон Зельм), 3-й самокатный полк и другие части.

«Да, подтверждаю, — показал Ремлингер на предварительном следствии, — действительно ряд карательных операций в Псковском районе был проведен по моим приказам…» И далее: «…В декабре 1943 года я издал приказ об окружении и уничтожении партизан в лесах на реке Череха (в пяти-шести километрах юго-западнее поселка Карамышево)… В этой операции участвовали части 3-го велосипедного полка, части эстонского полицейского батальона, части кавалерийского полка «Норд» и пятьдесят солдат авиаполевой дивизии (номера ее не помню). Командование операцией я поручил командиру 3-го велосипедного полка, майору — фамилии не помню. Во время операции партизаны не были обнаружены, вероятно, потому, что были кем-то предупреждены…»

«…Да, часть приказов, которые я исполнял, — показал в другом месте Ремлингер, — были неразумны и даже преступны, но я их должен был выполнять как военнослужащий немецкой армии…»

«…Начальником контрразведки штаба группы «Норд» был барон фон Зюськинд-Швенди, полковник…»

10 часов 30 минут утра. Утреннее заседание

Зал пока пуст, в нем только солдаты внутренних войск НКВД — дежурные, поддерживающие порядок. Сцена закрыта занавесом. За сценой, на стульях в два ряда, сидят, развалясь, дремля, кто вытянув ноги, кто нога на ногу, напялив на самый нос каскетки и фуражки, нахохленные, как куры на насесте, подсудимые — все одиннадцать немцев.

Вот пустили в зал, публика льется по проходам бегом, шумя, — кажется, сейчас зал переполнится. Оказываются же занятыми лишь двенадцать примерно рядов — после седьмого, так как первые шесть рядов оставляются свободными для публики, имеющей служебные пропуска.

Перелистав страницы материалов предварительного следствия, я понял, что тактика Ремлингера — добиться, чтоб его признали лишь «солдатом в чине генерала» — лишь военнопленным, а не военным преступником. Ложью, увертками, сокрытием каких бы то ни было своих преступлений, «ничегонезнайством» он пытается уйти от кары. Он, дескать, генерал, только выполнявший приказы высшего командования. Применяя эту тактику, он, опытнейший и виднейший тюремщик, очевидно, следует примеру тех, кого судят в эти же дни на Нюрнбергском процессе. Посмотрим, как будет изворачиваться он сейчас?

«Признаете ли себя виновным?»

«Нет!»

Государственный обвинитель спрашивает Ремлингера о той, 3-й кавалерийской дивизии, в которой Ремлингер служил и из состава которой были выделены карательные подразделения.

«Кто был командиром этой дивизии?»

Попросив дать время вспомнить, Ремлингер отвечает:

«Генерал Гинант».

«Вы другую фамилию называли?»

«Было несколько командиров за время моего пребывания в дивизии (переименовывает их)».

«Вас лично никто не вербовал в нацистскую организацию?»

«Нет».

«Вы говорили, что такой разговор о вербовке был, но вы от этого отказались?»

«Нет, я не показывал этого!..»

«Как лично вы отнеслись к гитлеровскому перевороту?»

«Я не рассматривал это как переворот, а как результат выборов».

В зале смех.

«Вы не слышали о вооруженном перевороте?»

«В Германии ничего об этом не слышали!»

«Выборы, значит, были… нормальные?»

«Нормальные!»

Смех в зале. Ремлингер продолжает:

«Мы, солдаты, в Германии политикой не занимались. (В зале смех.) Нам запрещено… В приказах говорится, что солдат не имеет права заниматься политикой».

«Но из Нюрнбергского процесса мы знаем, что генеральный штаб занимался политикой!»

«Может быть… Я не был в генеральном штабе».

«Но некоторые генералы этим занимались?»

«Возможно… Солдаты не занимались».

«Но вы не солдат, вы генерал!»

«Я был майором».

«Когда вы получили чины полковника и генерала?.. Очень быстро при Гитлере вы их получили».

«Я бы и без Гитлера их получил не позже… Я пришел в армию не офицером, а как обычный, рядовой солдат».

«До тысяча девятьсот двадцать девятого вы прошли только до майора».

«Я считаю, что это было очень много!»

Ремлингер рассуждает о германской армии и о том, что большая армия была нужна.

«Для войны?» — спрашивает прокурор.

«Нет… Разумный, умный государственный деятель понимает, что нужна большая армия для поддержания государства. Мир может быть обеспечен только большой армией».

Ремлингер рассуждает о том, что Германии после разорения и обнищания нужен был мир и что все считали: Гитлер, придя к власти, обеспечит это.

«Как вы относитесь к завоеванию Австрии?»

«То, что Австрия примкнула, это уже не ново!»

«Примкнула? (В зале смех.) Чехословакия тоже примкнула?.. А может быть, это все-таки был захват?»

«Согласен…»

«Какие награды вы получили при Гитлере?»

«Никаких!»

«В тысяча девятьсот сорок первом году что получили?»

«В тысяча девятьсот сорок первом году получил «крест за военные заслуги».

«За что именно?»

«За общую пригодность к службе. (В зале смех.) Я принимал участие в покушении на Гитлера…»

«Что, вы хотите обелить себя этим?.. А в тысяча девятьсот сорок втором?»

«То, что я сказал раньше. «Крест второго класса, с мечами».

" В тысяча девятьсот сорок третьем году какую награду поручили?»

«Это было только утверждение, что имею право носить железный крест, полученный в первую мировую войну. Я заработал себе первые два креста в первую мировую войну, а впоследствии было только подтверждение права ношения этих крестов. Мы не считаем, что право носить то, что мы заработали, есть награда».

«В тысяча девятьсот сорок пятом получили?»

«Да, в Будапеште, но не на русском фронте».

«Когда вы получили назначение на Восточный фронт?»

«В июле тысяча девятьсот сорок третьего года. Сначала в Опочку, полевым комендантом. В Псков прибыл в последних числах сентября тысяча девятьсот сорок третьего года на должность коменданта».