Выходит, Фогель оправдывается, что мало расстрелял? Он отвечает тихо, не столь уверенно, как Бем. Далее кое-что путает, увиливая от прямых ответов. Лицо у него красное, покраснел во время допроса. На вопрос, давал ли приказ подчиненным расстрелять двадцать женщин и детей и убивал ли лично, отвечает: «Не видел гражданских лиц, так как было уже темно». Подсудимый Дюре тянет руку, вскакивает: «Фогель лжет! — и объясняет: — Это было двадцатого июля, после обеда, в три часа, в деревне у реки Великой, Фогель приказал расстрелять группу детей и женщин! И первым стал стрелять!» И в ответ на вопрос о причине расстрела безоружных мирных людей Фогель спокойно говорит: «Они хотели спасти свое добро…»

Допрос Энгеля

У верзилы обер-фельдфебеля Энгеля — ослиный профиль, покатый лоб, загнутый нос и такой покатый подбородок, будто его и нет вовсе. Энгеля спрашивают: «Сколько мирного населения вами уничтожено?» Громким голосом, четко отвечает: «Моим взводом и лично мной расстреляно сто и еще восемьдесят!» — «Точно?» — «Приблизительно». — «Сколько деревень сожжено?» — «Точным подсчетом мы не занимались, но — семь деревень и еще пятьдесят человек». — «Были случаи сжигания с населением?» — «Яволь. Были. Примерно восемьдесят человек». — «Дети?» — «Дети были невинны, но они тоже родителями были оставлены в домах и потому сожжены». — «Кто давал приказ?» — «Подполковник Клозе». — «Сколько детей вы расстреляли лично?» — «Одиннадцать…»

Пожимая плечами, спокойно признает свое участие в других расстрелах.

Слова просит Бем. Встает:

«Был официальный приказ об уничтожении детей, женщин и стариков!»

«Чей?»

«Командира Двадцать первой авиадесантной дивизии генерал-лейтенанта Лихта, этот приказ был передан подполковнику Клозе!»

…Объявляется перерыв до восемнадцати часов. Публика расходится медленно, молчаливо. Циническое равнодушие подсудимых, с каким они дают показания, особенно поражает!

Допрос Штрюфинга, Дюре, Янике

Показания Штрюфинга и Дюре на вечернем заседании я почти не записывал.

В общем было все то же. Командир карательной роты Штрюфинг утверждает: он, дескать, действовал по приказу — расстреливать всех, кто уклонялся от угона в Германию. Этот приказ, подписанный генералом Линдеманом, был отдан по армии, спущен по дивизиям и далее — по полкам, батальонам, ротам. Дюре изобличал Штрюфинга — Штрюфинг давал приказы сам и сам лично показывал пример в совершении злодеяний.

«Кого расстреливали?»

«Стариков, женщин, детей».

«Вы, Дюре, стреляли?»

«Да…»

Дюре и другие из батальона «ОН» попали в него за провинности и, чтобы «оправдать себя», сжигали дерев, ни, расстреливали людей. В военной тюрьме, в Торгау, где до ноября 1941 года, в бытность комендантом тюрьмы Ремлингера, находился арестованный Дюре, его так воспитывали, уча безжалостности.

«Практические занятия» при этом обучении происходили в Катынском лесу в сентябре 1941 года. Вместе с другими, такими же как он, привезенный в этот лес Дюре рыл по ночам огромные могильные рвы. Эсэсовцы сбрасывали в эти рвы привезенные на автомашинах трупы людей — десятки тысяч трупов польских офицеров, русских людей, евреев, и Дюре участвовал в их закапывании. — «Вы можете приблизительно определить, сколько расстрелянных было сброшено в эти могилы?»

«От пятнадцати до двадцати тысяч человек!» — спокойно отвечает Дюре и добавляет, что видел снимок одной из таких могил в немецких газетах, под снимком была подпись: «Это сделали русские»…

Янике показывает, что и он прошел «подготовку» такого же рода для уничтожения мирного населения в оккупированных районах России.

Янике признает: той роте, в которой он находился, в районе Плюссы был прочитан приказ генерал-майора Ремлингера. В приказе было сказано о том, что на линии Луга — Псков, там, где действовали партизаны, следует сжигать все населенные пункты, а обнаруженное в них гражданское население, уклоняющееся от увода в Германию, — расстреливать… Выполняя приказ, рота сжигала деревни, подрывала гранатами все землянки, в которых прятались старики, женщины и дети, — их уничтожали гранатами и минами в самих землянках.

Называет населенные пункты, где все население уничтожалось поголовно: Плюссу, Большие Ляды, Малую Плюссу, Струги Красные, Заполье, Потороченное, Углы, Николаево.

«Сколько людей всего расстреляли?»

«Полторы-две тысячи».

«Сколько лично вы уничтожили?»

«Около трехсот…»

Триста человек, уничтоженных лично Янике!

29 декабря. Утро. Второй день процесса. Допрос Скотки

«Мой отец был полицейским работником со времени первой мировой войны», — начинает показания Скотки.

Четкие вопросы и ответы идут как поток, в быстром темпе.

«А при Гитлере?» — спрашивает государственный обвинитель. «Тоже.

Полицмейстер». — «В какой партии был отец?» — «Не могу сказать». — «Но вы говорили на предварительном следствии: в национал-социалистской партии?» — «Он был членом СС». — «Национал-социалистом являлся?» — «Да». — «То есть отец был фашистом?» — «Как я должен понять? У нас нет понятия фашист!»

Скотки смеется.

— «У вас нет понятия фашизм?.. Ну хорошо. Мы поймем!.. Вы были членом гитлеровской организации молодежи с 1936 года?» Скотки говорит гнусавя: «Был членом, только платившим членские взносы, а участия принимал мало». — «Военную подготовку проходили?» — «Да, занимался снайперской стрельбой». — «Для чего?» — «Делал это, чтоб приобретать навыки. А для чего, не могу сказать». — «Это была подготовка к войне?» — «Не знаю, для чего подготовка эта была». — «Но вы сейчас понимаете, для чего подготовка эта была?» — «Для войны». — «Для нападения на демократические страны, на Советский Союз?» — «Предполагаю, что так». — «Какую воспитательную работу с вами вели?» — «Это было политической школой. Изучали биографию Гитлера.

Изучением книги «Майн Кампф» не занимались». — «Ну и что в этой биографии выдвигалось как главное? Героем Гитлера выдвигали?» — «Да, говорилось, что Гитлер герой… (и т. д.). Там говорилось, что Россия очень некультурная страна, поэтому ее нужно культивировать…»

В зале смех.

«Что фашисты — грабители, убийцы, вы теперь понимаете?» — «Да, понимаю».

В зале смех. Скотки рассказывает, что прибыл на фронт в составе 9-й авиаполевой дивизии.

«Прибыл в расположение недалеко от Кронштадта». — «Именно?» — «Ропша». — «Это далеко от Кронштадта». — «Значит, был недалеко от Ленинграда. Там находился… до момента моего наказания, до мая тысяча девятьсот сорок третьего года». — «За что были наказаны?» — «За отказ от несения вахты». — «За отказ или за сон?» — «Я, так сказать, проспал». — «И что же? Судили вас?» — «Получил наказание от полевого суда: полтора года тюрьмы». — «И куда направили вас?» — «В военную тюрьму, в Волосово» — «А дальше?» — «Позднее — в девятнадцатое отделение штрафного лагеря…» — «Куда именно?» — «Эта часть располагалась в деревне Поповка и занималась строительством укреплений. До сентября. А после этого попал в Девяносто четвертый псковский охранный полк». — «Что делали там?» — «Охраняли железную дорогу Псков — Луга». — «А еще чем занимались?» — «Так как были частые нападения партизан, то наша часть занималась карательными мероприятиями по железной дороге Псков — Луга… До третьего июня тысяча девятьсот сорок четвертого года». — «Все время на этом участке? И все время в этой части?» — «Был откомандирован от штрафной части и прикомандирован к Девяносто четвертому полку. В июне был недалеко от Пскова». — «Кроме охранной службы какие карательные функции несли?» — «Занимался поджогом домов и расстрелом людей». — «Мирного советского населения?» — «Не могу сказать точно, но мы считали, что это партизаны».

Скотки улыбается. Шум в зале.

«То есть как? Мирное население можно отличить от вооруженных людей!» — «Партизаны были одеты в гражданскую одежду, их трудно было отличить». — «Но партизаны были вооружены?» — «Среди партизан были и старики». — «И дети были?» — «Так… Мы расстреливали и детей… Да, при перестрелке бывало и так, что попадались дети». — «Вы на предварительном допросе показали, что вы расстреливали всех попадавшихся, независимо от пола и возраста. Вы подтверждаете?» — «Да». — «Да?» — «Я не выполнял все приказы, но мне трудно сказать: всех или не всех». — «Подтверждаете, что людей расстреливали?» — «Да». — «Мирное население?» — «Да». — «Откуда исходили приказы?» — «В основном из Пскова, за подписью Ремлингера». — «Прошу, сообщить содержание!» — «Приказ пришел в ноябре тысяча девятьсот сорок третьего: нужно искать вооружение среди населения, взрывчатые материалы. В случае если обнаружится оружие, то нужно наказывать, то есть расстреливать, а скот забирать с собой. Работоспособное гражданское население нужно собирать и транспортировать в тыл, в Германию». — «В рабство?» — «Назвать рабством это нельзя, но им нужно было собираться и отправляться на работу в Германию». — «А если не захотят?» — «Принуждали к этому». — «Каким путем?» — «Методы были следующие: если сопротивлялись, то их прикладами заставляли, если все-таки сопротивлялись, то расстреливали». — «А были случаи, что просто расстреливали?» — «Да, были». — «Были случаи, когда все население пунктов расстреливалось?» — «Такие случаи были». — «Были случаи, когда населенные пункты сжигались, в том числе с живыми гражданами?» — «Да, были». — «Где и когда?»