Он мысленно видит Самах в городе, где нет рабства. Там человеку не грозит смерть средь бела дня. Он не боится, что его заставят жестоко страдать, похитив у него дочь. Там бедняков не гонят в тюрьмы и не держат людей в заточении всю жизнь. Там человеку не отрубают руку, потому что он украл огурец. Там Самах могла бы появиться на улице, не опасаясь, что кто-нибудь будет преследовать ее. Саид положил бы ей руку на плечо, и она бы пошла с ним, беспечно смеясь, жуя ароматную смолу, привезенную из заморских стран.
После жесткого ложа в своей галерее Самах представляется Саиду дыханием тепла в зимнюю стужу, дуновением прохладного ветерка в летний удушающий зной. Она — его спасение от злой судьбы. Дома кварталов давят на него. Куда деваться? Можно пойти к Аль-Хамзави, к торговцам благовониями, но его стесняет ритуал обмена любезностями с многословными приветствиями. Он чувствует, что не может оставаться в галерее до утра: вокруг удушающая пустота. Лучше бы ему остаться ужинать в доме Самах! Но он уже дважды ел в ее доме на этой неделе. Надо и честь знать. Может быть, Самах и ее мать ведут сейчас разговор о нем? Одна лишь мысль о том, что они могут сказать, приводит его в смущение.
Лавка Хамзы полна любителями покурить гашиш после ужина. А что, если люди скажут: «Смотрите, ученик Абу-с-Сауда курит гашиш, чтобы знать, как молиться на заре!» Тогда куда же? Надо на чем-то остановиться. Если бы он ходил все время в одно и то же место, его бы непременно взяли на заметку соглядатаи, его имя дошло бы до Закарии. У него нет сомнений в том, что в один прекрасный день это случится, и ему хочется, чтобы это произошло не ранее события, достойного того, чтобы там произнесли его имя. Кто знает? Может быть, уже сотни страниц донесений о нем лежат сейчас перед Закарией? Разве его люди упустят Саида? Правда, Закария уже не вездесущ, как бывало! Саид это чувствует. Он никому об этом еще не говорил. Никто не знает о его тайне. Он ближе других к пониманию того, что происходит. Впервые по улицам Каира ходят глашатаи, которыми командует не Закария. Очень немногим известно, что все глашатаи подчиняются главе соглядатаев. На службе у него так или иначе состоят поэты, выступающие в кофейнях, хозяева заведений с музыкой, пением и танцами, фокусами, проповедники в мечетях. Благодаря им и уразумел Саид, почему появились глашатаи в синих шальварах и зеленых рубашках, отороченных позументом. Новая одежда свидетельствовала об их подчинении самому хранителю мер и весов. Аз-Зейни не ограничился этим. По его повелению они стали появляться в определенное время: в начале дня, после обеда, перед заходом солнца, перед ужином. Глашатаи выходили без охраны. В руках у каждого была короткая палка, которой он бил в маленький барабан. Они извещали жителей о нововведениях Аз-Зейни, призывали разоблачать подлецов, мошенников и плутов. Когда Саид услышал это воззвание, его одолели сомнения: а если дело коснется крупного купца, близкого визирю или эмиру, близкого самому Аз-Зейни? Поступят ли с ним так же, как и с другими? Такого еще не бывало, и если бы произошло, то показалось бы невероятным.
Через три дня после обнародования воззвания Саид, идя по улице, услышал шум. Вокруг глашатая в новой одежде собрался народ. В чем дело? Оказалось, что речь шла о портном из квартала аль-Мугарбилин, не о каком-нибудь портняжке, а о мастере, который шьет фараджии[35] и кафтаны для эмиров и высших сановников. Этого мужчину, которому уже за сорок лет, бог наказал нехорошим недугом. Когда он шел по базару аль-Хиямия, ему приглянулся один мальчик. «Как тебя зовут?» — спросил портной.
— Кямаль.
— Пойдем, я отведу тебя к твоему отцу. Он ждет тебя в мечети. Я куплю тебе сладкий пирожок.
Однако проклятый портной повел мальчика к старым развалинам позади Голубой мечети и надругался над ним. Мальчик весь в крови пришел к отцу. Тот явился к Аз-Зейни, заливаясь слезами. Аз-Зейни приказал привести портного и обратился к мальчику с вопросом: «Тот ли это человек?» Мальчик, взглянув на него сквозь слезы, утвердительно кивнул головой. Портной закричал, что мальчик лжет. Аз-Зейни ударил мужчину по лицу и сказал: «Дети не лгут». Потом повелел провезти его на осле по всему Каиру и заключить в тюрьму аль-Оркану.
Тогда к Аз-Зейни явилось несколько шейхов, говоря, что такие происшествия случаются каждый день. Не прямо, а намеками они клонили к тому, что, дескать, этот человек знает некоторых эмиров и они частенько захаживают к нему. А те, может быть…
Говорят, что Аз-Зейни поднялся и приказал выдворить их вон. При этом он сказал: «Я не допущу разврата в мое правление! Я не боюсь никого, кроме Него!» И он указал перстом на небо. Среди простого народа говорили, что он бил пришедших по спине жезлом с ручкой из слоновой кости, украшенной золотом, и кричал: «После того, что вы сказали, с каким лицом вы предстанете перед вашим господом в день Страшного суда?»
Саид беспокоится за Аз-Зейни, в особенности потому, что уже прошло двадцать дней, как Али бен Аби-ль-Джуд был передан ему, а глашатаи не сообщили еще ничего о том, найдены ли захороненные Аби-ль-Джудом деньги. Для султана важны деньги.
Может быть, Закария уже нашел повод, чтобы вызвать гнев султана против Аз-Зейни? Тогда султан отстранит его от казначейства. Хотя, наверное, свара между Таштамиром и Хайр-беком отвлечет всех на какое-то время. Однако… Но что это? Саид беспокоится за судьбу Аз-Зейни? Саид хочет, чтобы Али бен Аби-ль-Джуд под пыткой сказал, где он спрятал свои богатства? Может ли Саид желать мучений кому-нибудь из людей, даже если это Али бен Аби-ль-Джуд? Да, но сколько человек пострадало из-за него? Разве не пошлет ему аллах еще более жестоких мучений в день Страшного суда?
Саид не отрицает, что Аз-Зейни близок ему по духу. Когда Саид пришел к нему, чтобы сообщить просьбу шейха Абу-с-Сауда, была ночь. Аз-Зейни вышел к нему с закрытым лицом, в маленькой чалме и простой одежде, как бедный суфий. Они шли молча. Саид украдкой поглядывал на него. Запах его одежды воскресил в памяти Саида далекие воспоминания о дяде из деревни Назза: запах шерсти, смешанный с мужским потом. Если бы кто-нибудь из приятелей увидел, какой идет с человеком, имя которого сегодня в Каире у всех на устах! Какие черты лица говорят о гордости, о способности отвергнуть высокий пост? Саид обрадовался, когда вышел указ о назначении Аз-Земни на одну из должностей, принадлежавших Али бен Аби-ль-Джуду. В таком случае обычно сидят дома и принимают поздравления, а Баракят бен Муса, выдвинутый на важнейшую должность, отказался ее принять. В наш скупой век редкость, чтобы человек отверг то, о чем можно только мечтать.
После некоторого молчания Саид сказал, обращаясь к Аз-Зейни: «Учитель приказал мне не возвращаться без тебя». В ответ он получил лишь взгляд и кивок головы. Саиду стало неловко — может быть, он оторвал Аз-Зейни от размышлений о важных делах?
Неожиданно Аз-Зейни произнес: «Учителю я не могу не повиноваться». И тут стал задавать вопросы. Саид рассказал ему о себе, о том, как приехал из провинции, как встретил учителя, стал наведываться к нему, сопровождать его, учиться у него, подолгу оставаться с ним… Саид помнит, как Аз-Зейни расспрашивал его, а потом неожиданно умолк. Ему неизвестно, что произошло между Аз-Зейни и учителем, — шейх приказал ему вернуться в Аль-Азхар. С того самого дня Саид не приближался к Аз-Зейни, не считая процессии, когда он возвращался из Аль-Азхара. Но тогда Саид был одним из многих. Аз-Зейни не знал о его присутствии, не слышал его…
Последний глашатай прошел по улицам два часа назад. Саид не знает, о чем он сообщил людям. В первые две недели люди радостно собирались толпами, чтобы послушать, о чем говорят. Но дни идут, и толпа редеет. Только дети продолжают следовать за глашатаями… Саид вдруг остановился. Кажется, он подошел к кварталу Каср аш-Шок. Мимо быстро прошел какой-то человек. Может, это он? Почему же Саид остановился и замер в растерянности? Он не помнит, какого роста был Аз-Зейни, полный он или худой, стройный или сутулый. Его внешность не осталась у него в памяти. Но Саид чувствовал, что человек, прошедший в ту сторону, был он. Точно он. Он пересек квартал Казначейства, продолжил путь к кварталу Суда, потом — к мечети мученика Хусейна и… скрылся. Но где стража? Разве не опасно ходить без охраны? Если это был сам Аз-Зейни, заметил ли он Саида, узнал ли его?
