Свидетельствуем, что нет бога, кроме аллаха, и нет ему равного, и на том будем стоять при любом правлении. Наши мечи поднимутся на отрицающих сию истину, и по справедливости. Мы утверждаем, что Мухаммед — раб его и посланник, самый достойный из всех, кто совершал деяния во имя справедливости и добра и кто наисправедливейшим образом определил вес и долю нашей нации. Да снизойдет на него милость аллаха, на род его и на следовавших за ним, которым зачтутся все труды их.

Итак, знай, что мы первыми обратились к тебе с письмом. Желая безопасности подданным во всех провинциях и селениях, мы хотим, чтобы ты ведал, о чем пишут. О тайной стороне дел ты можешь узнать только через людей, поставленных нами среди мусульман. Злонамеренные перешептывания не услышишь, не прибегая к нашей помощи. Такой порядок заведен в султанате с тех пор, как мы помним себя. По обычаю дела, что отводят от нас и большое зло и малое, находятся в нашем ведении. У нас служат тысячи людей, о которых никому не ведомо. Все они на службе у султана. А его люди не смыкают глаз. Храня покой подданных, они проникают всюду, трудятся без устали и не покладая рук. Поэтому мы решились указать тебе и известить о том, чему надлежит следовать, а именно о необходимости посылать нам каждый вечер подробный отчет о тех нарушениях, которые твоими людьми установлены, дабы нам было ведомо, кто их совершил, чтобы наказать злодеев и защитить благочестивых и преданных. Мы просим также прибегать к помощи наших глашатаев, чтобы можно было следить за тем, что они говорят и с чем обращаются к черни. Это дело могло бы показаться тебе ничтожным и глупым, а между тем оно может иметь вредные и опасные последствия. Мы могли бы объяснить их тебе при первой же встрече, поскольку мы стремимся к миру и знанию. Сего требуют от нас порядки и установления, существующие с незапамятных времен. Мы всегда им следовали и будем следовать, покуда они существуют. Не нами они придуманы, а завещаны нам от предков наших…

Мир тебе.

Некоторые соображения главного соглядатая Закарии бен Рады, направленные им султану и эмирам

Если я стану перечислять все нарушения, допущенные Аз-Зейни Баракятом, это займет слишком много времени. Посему буду краток.

Во-первых, никогда ранее не случалось, чтобы важное лицо собирало всех жителей Каира низкого и высокого звания и обращалось к ним с речью, которая взволновала всех до глубины души. Одному аллаху ведомо, сколь сильно могли раскалиться угли и какой пожар мог вспыхнуть, если бы мои люди не были начеку и не приняли все меры предосторожности, дабы сохранить безопасность и спокойствие…

Во-вторых, он назначил глашатаев, которых никто не знает. Я не просматривал и не подготавливал их свитки, не давал им должного направления. Нет нужды приводить доказательства серьезности сего нарушения.

В-третьих, он нарушил правила должностного подчинения. Он намекнул, что намеревается создать особую службу соглядатаев, преданную ему и находящуюся под началом только его самого. Подтверждение сему я нашел, ознакомившись с донесениями моих помощников, которые не ошибаются, ибо следят за жизнью Аз-Зейни с самого начала до сего времени, слушают все, что говорится о нем. Единственная моя забота при этом — мир и спокойствие в стране. Нет у меня иного стремления, кроме желания указать на то, что может получиться, коли каждый чиновник, большой или маленький, заведет себе своих соглядатаев и будет ими руководить, как ему заблагорассудится, без ведома блюстителя безопасности государства или султана. Этого я не допущу и всеми — силами препятствовать буду. Только я и мои люди — глаза и уши султана.

В-четвертых, из донесений следует, что чернь начинает открывать глаза на дела эмиров. Каждый теперь говорит: «Почему это они не приходят и не обращаются к-нам? Разве дела интересуют их меньше, чем доброго человека Аз-Зейни Баракята?»

Итак, я прошу вас лишь следить за событиями, чтобы они не уклонялись в сторону, противоположную той, которая нам нужна, чтобы не покачнулся порядок, не исчезла безопасность и не покинул нас мир.

Клянусь аллахом, господом моим, который все видит, что говорю только правду.

САИД АЛЬ-ДЖУХЕЙНИ

Он любит этот дом, его обитателей, его камни, деревянные ставни его балконов, резьбу на стенах, освещение, комнату с высоким потолком для чтения Корана в дни рамадана. Примерно посредине дома расположены узкие окна, за которыми находится женская половина. Оттуда они слушают стихи из Корана, оставаясь скрытыми от чужого глаза. Через одно из этих окон выглядывает она, следит за ним, рассматривает его. У него перед глазами стоят разноцветные куски мрамора, которыми выложено дно фонтана посредине небольшого внутреннего сада, пушистые ковры, которые не дают ее нежному телу ощутить твердость стены. Ножки Самах ступают по этим переходам, когда в доме нет посетителей. Тайная радость наполняет сердце Саида — его не считают здесь чужим.

Внимая шейху Рейхану, Саид видит, как Самах входит в одну из комнат и выходит из нее, смотрит в окно, удобно устроившись на ковре. Эта радость не покидает его уже семь месяцев, с третьего дня праздника разговенья: она вошла, склонив голову от смущения, стыда и волнения. Ее маленькая тонкая кисть трепетала, как трепещут надеждой сердца ожидающих ночью двадцать седьмого числа рамадана[31] первого шепота нарождающегося дня. Ах, как сильна любовь! Самах кажется ему сиянием, мечтой. Он не замечает ее плоти. Не видит ее шеи, груди, плеч. Она как недостижимая вершина, как цветок, который нельзя сорвать.

На улице, увидев разодетую женщину без покрывала, с открытым лицом, Саид мысленно раздевает ее. Под мягкими и осторожными прикосновениями его пальцев, дрожащих от горячего желания, одежды падают одна за другой. Он видит мягкие линии рук, округлости груди, гладь живота… Взор его блуждает в пустоте. Он представляет себе «веселый дом», о котором рассказывали его приятели-семинаристы, те, что не знают счета деньгам. Говорят, там есть просторный зал, где полно эфиопок и гречанок. Говорили, что есть там и индуски. В прошлом году ему пришли деньги за переписку книги по логике для одного из шейхов Верхнего Египта. Приятели уговаривали его пойти с ними в «веселый дом». Но он сжал кулаки, затряс головой и отказался. Непонятно, что помогло ему не поддаться на их уговоры? Студенты и семинаристы, его земляки из квартала аль-Батыния считают его добропорядочным, верующим, отзывчивым. Он спешит прийти на помощь каждому, кому трудно, готов броситься на мамлюка, вознамерившегося похитить женщину, кликнуть студентов-азхарийцев, поднять мужчин, чтобы задержать похитителей. Если бы Саид был наделен силой борца Каркамаса, ни один мамлюк не отважился бы похитить даже фасолину из корзинки какой-нибудь девочки. Ho аллах создал его слабым, болезненным. Когда он больной лежит на своем старом тюфяке в галерее, люди навещают его, справляются о здоровье. Что бы они сказали, если бы им стало известно, что Саид захаживает в «веселый дом» и платит деньги, чтобы иметь женщину на время?