Дело в том, что бывать в Арктике, путешествуя на кораблях, мне случалось до войны не раз, и память о той поре стала как бы «точкой отсчета», мерилом расстояний, времени, скорости. Дальней далью, истинным краем земли запомнилась мне пустынная бухта Тикси близ устья Лены, куда в сентябре 1933 года после полуторамесячного плавания во льдах и сквозь штормы прибыл наконец наш первый караван с грузами для Якутии. Всего несколько мелких речных баржонок ожидали нас тут, в заливчике Булункан. У входа в него под скалистым берегом виднелись полузатопленные обломки судна. То была «Заря» — шхуна Русской полярной экспедиции Академии наук, завершившая здесь долгий вояж в начале нашего века. А на рейде стояла другая шхуна — «Темп», единственный пока корабль, приписанный к будущему арктическому порту Тикси, где на берегу не было ни одного причала, ни одного строения, а только несколько палаток. Тогда над бухтой Тикси впервые в жизни поднялся я в воздух с пилотом М. Я. Линделем. Наш биплан Р-5 при посадке сломал поплавок, ударившись о волну, едва не затонул…
Теперь, в апреле 1948 года, пообедав в Амдерме на берегу Карского моря, переночевав в Игарке на Енисее, я увидел Тикси — самый северный районный центр Якутии — из кабины двухмоторного ЛИ-2. Делая круг перед посадкой, М. И. Козлов заложил крутой вираж, и вот из-под накренившегося крыла навстречу нам и одновременно куда-то вкось побежали заснеженные склоны пологих сопок, за ними — улицы, дома, неподвижные краны на причалах, зимующие суда. Едва самолетные лыжи коснулись льда заливчика Булункан, пилот, поднеся микрофон ко рту, заговорил с портовым диспетчером. В тишине, внезапной после долгого гула моторов, раздался чей-то приветливый голос:
— Матвей Ильич, ваша стоянка на рейде «Зари».
Морской лед под скалами был ровный, без наддувов и застругов. Видно, за минувшие годы останки шхуны окончательно погрузились на дно. Но рейд «Зари», помеченный на картах, служил сейчас как бы причалом для воздушных кораблей. К нашему самолету подкатил трехосный грузовик. В кузове стоял Черевичный, разрумянившийся на морозе, похлопывая руками в огромных оленьего меха рукавицах.
— Прилетел, Матвей, хорошо!
Поздоровавшись с Козловым и всеми нами, его спутниками, Иван Иванович кивнул на одноэтажный дом, что рядом со складом, поблизости от рейда «Зари»:
— Летному составу располагаться в порту, пассажиров прошу в город, в гостиницу.
— Ну как, Вань, теперь все в сборе? — расспрашивал Козлов.
— Нет еще. Котов и Каминский уже здесь, Масленников пока на Диксоне, Агров задержался в Красноярске. Задков все еще в Москве. Зато Титлов со всем штабом здорово скакнул вчера: утром в Москве был, вечером сюда прибыл.
Я оглянулся, ища среди зеленоватых лыжных ЛИ-2 золотистый флагманский ИЛ-12 на трехколесном шасси (по тем временам — новинка гражданской авиации).
— Не ищи, — сказал Черевичный. — Флагман сейчас в высоких широтах. Титлов повез на разведку генерала вместе с Михал Васильичем и Острекиным. Выясняет начальство, как там сейчас погодка, как ледок.
Грузовик тем временем въехал на берег. Морозный ветер, обжигавший лицо, стих. Дорогу обрамляли двухэтажные дома. Мелькнули вывески школы, чайной, магазина. Бревенчатая гостиница стояла на перекрестке. Выйдя из машины, я задержался на крыльце, припоминая, как выглядели эти места пятнадцать лет назад. Но так ничего припомнить и не мог: была пустыня — вырос городок.
— Ну, что скажешь: не та нынче Арктика, что была! — подытожил после обеда мои впечатления Иван Иванович. — Полярную экзотику теперь, брат, надо искать дальше к северу, на островах… Ну, да сам поглядишь, — подскок у нас на Котельном, в бухте Темп.
Итак, курс наш дальше, на север. С бухтой Темп на острове Котельном знакомлюсь на следующий день, став пассажиром ИЛа, который пилотируется Михаилом Алексеевичем Титловым, — флагманской машины нашей экспедиции. Мы вылетаем из Тикси вслед за Черевичным и Ильей Спиридоновичем Котовым, идущим с ним в паре. Их лыжные машины ЛИ-2 по скорости и запасам горючего уступают ИЛу. Кузнецов выпускает их вперед, чтобы затем нагнать на аэродроме подскока.
Зимовщиков-темповцев всего одиннадцать. За долгие месяцы уединенной жизни на острове они не избалованы визитами крылатых гостей и потому радостно возбуждены, принимая на льду своей бухты сразу три самолета. Тут, понятно, не то что в Тикси, — нет тракторов для буксировки крылатых машин, автоцистерн для подвоза горючего. Наземным аэродромным транспортом служат собачьи упряжки.
Пора взлетать и нашему флагману — на своем трехколесном шасси он отрывается легко, быстро набирает высоту К удобствам воздушного путешествия (в кабине тепло, отлично действует бензиновая печь, да и просторно — сидишь на своем свернутом спальном мешке, как на диване) я успел привыкнуть еще на пути от Москвы. Все мое внимание приковано теперь к тому, что происходит внизу под нами.
Вид зимней морской равнины изменяется на глазах. Это уже не белая, туго накрахмаленная скатерть мелководного моря Лаптевых, смерзающегося в единый припай — от материкового берега до Новосибирских островов. За отмелью начинается материковый склон с глубинами свыше двухсот метров. Еще час-другой полета к северу, и за материковым склоном, где глубины переваливают за две тысячи метров, идет глубоководная котловина Северного Ледовитого океана.
Могуч богатырь-океан… Белая скатерть внизу будто смята, разорвана исполинской силой — многоярусной мешаниной под, непрестанно движущихся между полюсом и тропиками, из конца в конец нашей планеты. В извечной тревоге и тесноте громоздятся друг на друга ледяные поля. После подвижек и сжатий, словно после землетрясений, тут и там возникают причудливые изломы трещин, гряды торосов, широченные полыньи. Сквозь пелену испарений черными окнами проглядывает бездонная пучина.
В Восторгаясь невиданным прежде зрелищем, я, однако, приглядывался и к соседям по кабине, занятым своими привычными делами. Вооружившись цветными карандашами, гидролог Николай Александрович Волков разрисовывал бланковую девственно чистую карту всевозможными условными значками. Ромбики, кружочки, треугольнички, стрелки, зигзаги — синие, зеленые, коричневые, красные — обозначают степень сплоченности и возраст океанского льда. Большим опытом, наметанным зрением надо располагать, чтобы запечатлеть на бумаге весь хаос, царящий внизу под нами.
Поглощен своими занятиями и флагманский штурман Штепенко. Время от времени, взяв секстан, он поднимается к прозрачному колпаку астролюка, измеряет высоту солнца. Щелкает логарифмической линейкой, сверяет курс, поглядывая на жирную черту, пересекающую градусную сетку полетной карты. На карте рябит цифирь, показывающая глубины океана. С каждым градусом к северу цифр все меньше и меньше. В том месте, где курсовая черта заканчивается жирным кружком, уже ни единой цифры. Там предусмотренный планом экспедиции пункт первой высадки на льду «области недоступности». Никто никогда прежде не бывал в этих краях. Полеты и посадки Черевичного накануне войны значительно восточнее. Дрейфы нансеновского «Фрама» и нашего «Седова» много западнее. Как-то чувствует себя сейчас Иван Иванович, неутомимый следопыт высоких широт? О чем толкует со штурманом своим Вадимом Петровичем Падалко, со спутниками в первой высадке Острекиным и Водопьяновым? Вопрос этот, показавшийся мне, новичку-пассажиру, праздным, занимал, однако, и флаг-штурмана.
— Леша! — крикнул Штепенко в радиорубку. — Как там связь с передними?
— Держу, Александр Павлыч. — Радист Алексей Иванович Челышев на мгновение повернул голову в полукружье наушников.
— Да вот они, передние, уже показались.
В самом деле, сквозь ветровое стекло пилотской кабины виднелись темные силуэты машин Черевичного и Котова. Обуреваемый репортерским любопытством, я втиснулся между креслами Титлова и Кузнецова. Они мирно беседовали, полностью доверившись включенному автопилоту. Выглядели хоть и спокойно, но чуточку настороженно.
Шел третий час после старта из бухты Темп. Штепенко снова поднялся к астролюку. Измерив высоту солнца, приказал Челышеву запросить идущие впереди самолеты. И Падалко — штурман Черевичного, и Дмитрий Николаевич Морозов — штурман Котова подтверждали правильность расчетов флагманского навигатора. Войдя в пилотскую, Александр Павлович наклонился над креслом Кузнецова:
