Впечатлила художественная работа — водопад, Голубой Нил исчезающий в глубоком ущелье. Эфиопы передают всё то, что увидят, и то, что занимает их воображение.

Когда мы сами потом спускались в каньон Голубого Нила и затем медленно поднимались по отвесным кручам оттуда, на меня произвело сильнейшее впечатление само это природное явление, но рисунок художника, изобразивший его — принёс совсем другие чувства. Если представители народов Эфиопии изображают на заборах красивые ландшафты своей Родины, а не всякую вульгарщину, как это можно часто увидеть на заборах нашей родной страны, на европейских, американских, латинских, то эфиопы, оказывается, живой и духовно вовсе не мёртвый, не обезличенный народ. Ведь, через свои картины художник выражает глубину не только своего внутреннего душевного состояния, своё воззрение на мир, но и отражает состояние своей страны, Родины, её возможности развития. И если художники работают так плодотворно, то значит — не всё ещё потеряно!

Но главное — в каких условиях работают, в какой стране, где ничего, кажется, для искусства, но оказывается, что нет больше ничего, кроме искусства.

А с другой стороны, само по себе удовольствие и пресыщение им пагубны для художника. Очень распространённые и развитые в Европе направления в искусстве — всякие там разные стадии авангардизма, сюрреализма, модернизма, концептуализма, и прочего «изма» — это искусственно измышленные и уродливые каракули, и искажённые, до издевательства, цвета и линии, все эти «квадраты» и круги, инсталляции и аморфии — это плод тяжко больного европейского воображения. Когда в голове не все «винтики на месте», человек перестаёт радоваться и восхищаться естественной природой, он начинает пачкать полотна, расставлять в ландшафтах техно-безумства, какие уж тут могут быть ещё красивыми стены, по сравнению той же Эфиопией!?

То настоящее экономическое состояние Эфиопии, все её нынешнее убожество, в сравнении со странами «просвещённого» запада, свидетелями состояния которого мы являемся, на мой взгляд, всего лишь временный кризис и проходящая апатия. Имея столько старательных живописцев, древняя Эфиопия отнюдь не обречена на прозябание.

В городке Назрет дорога оказалась относительно неплохого качества, идущая от Аддис-Абебы она вдруг делает резкий поворот в сторону знаменитой Рифтовой долины. А в долине этой наш путь лежал мимо замечательных озёр.

Великие рифты прорезали всю восточную Африку. Увидеть рифтовую долину — это знаменательное, особое событие в моей жизни. Восемь лет я мечтал воочию ознакомиться с этим тектоническим чудом, редким явлением, и вот она — сейчас я еду и вижу часть великой долины. Вот он — райский уголок планеты с обликом цветущей саванны: причудливые акации, термитники, словно красные шпили, выглядывающие из густого покрова высоких травянистых растений. Спокойно смотреть на это чудо природы вряд ли возможно, как не испытать здесь восторг и особый душевный подъём. Даже не верится, что это реальность и эти необычайно яркие зелёные краски у меня перед глазами. Мне кажется, созерцание долины и окружающих её гор, уходящих в дымку горизонта, не оставит равнодушным ни одного человека, способного видеть разницу между красотой и хаосом. Именно такое великолепие и сказочное волшебство природы побуждали и продолжают побуждать многих путешественников преодолевать трудности долгого, тяжёлого пути. Преодолеть, чтобы увидеть то, что спрятано за морями и пустынями, восхищаться, запечатлевать и передавать другим, не блаженство ли это истинное!?

В наше время сделано множество фильмов, фотоснимков и книг о природе Африки. Но насколько важно увидеть воочию эти чудеса природы без посредников, достигнуть путём собственных усилий затаённых уголков планеты, — мне это становится ясно сейчас. Смотришь и боишься моргнуть, кажется — закроешь глаза на миг — и вся эта прелесть исчезнет! Для полноты картины не хватает ещё пасущихся стад газелей, антилоп, зебр и слонов. Создаётся такое впечатление, что живая картина замерла на какой-то миг, а давно отмигрировавшие на юг животные, это выпавшие составные элементы гигантского полотна. Не мудрено увидеть за творением этого совершенного ландшафта великого художника мира — Бога Творца. По прихоти ведущей нас дороги мы предоставляем долине оставаться на своём исконном месте, а нам следует сделать поворот в сторону Кенийской границы, на селение Мояле. А Рифтовой долины мы ещё коснёмся несколько позже, на что я надеюсь, — когда будем пересекать край Великих озёр — Танганьика и Ньяса, протянувшихся в длину с севера на юг.

Что можно увидеть, когда пересечёшь эфиопо-кенийскую границу по единственной, для этого, дороге. Саванну? Горы? Нет! Пустыню Чалби! Все пустыни имеют свой характерный облик, и у Чалби он тоже своеобразный. Низенькие и тонкие акации, редко растущие среди крупного буро-тёмного шлака… Похоже, в этом районе Кении начался сезон дождей, и они теперь поливают мёртвую землю, как будто бы давая шанс выжить всему растущему на красном песке и камнях. В общем, весь растительный пояс, протянувшийся от побережья Индийского океана до озера Виктория, имеет характерный облик колючих кустарников акации, называемой, по-здешнему, «ньика».

Вот мы и в экваториальной Африке, я вижу эти колючки и чувствую их колкое, болезненное прикосновение. Сплошные колючие заросли, сотни километров. Стоит только отойти с дороги и их цепкие шипы вопьются в тело и разорвут в клочья одежду.

У читателя может возникнуть вполне уместный вопрос: «А где же буйные непроходимые леса?» Мы прошли уже почти половину пути сквозь Африку, находимся где-то возле экватора, а речь идёт всё о пустынях, да о пустынях, о засухе и бездорожьи?! А всё потому, что наш маршрут мы проложили вдали от джунглей, от пульсирующего, зелёного сердца Африки. Вечнозелёные экваториальные леса протянулись от великих озер в Рифтовой долине до западного побережья Африки и прерываются примерно в Сьерра-Леоне. Пространство этих лесов занимает тысячи километров. Где-то здесь проходили следы экспедиций Бёртона и Спика.

Англичане шли в глубины континента от побережья Индийского океана пешком. Использовать для облегчения в пути быков или лошадей не представлялось возможным из-за мухи-цеце, бича всей центральной и южной Африки. Неумолимое время давно стёрло следы их экспедиций, оставив открытия минувших лет истории. Но человек, обладающий богатым воображением, может легко себе представить картину ушедших в вечность событий. Природа осталась в этом месте неизменной. Вот только способы достижения цели, на Долгом пути, стали другими. Мы едем на огнедышащих, шумящих мотоциклах, а первые европейские путешественники шли пешком, тратя годы жизни, чтобы исследовать неведомые земли, разгадать их тайны.

От сильного солнца наши лица выглядели обгоревшими, носы шелушились и облезали, руки стали отливать коричневым цветом. Это обстоятельство Давало повод посмеяться друг над другом. Особенно страдало от прямых лучей экваториального солнца лицо фотографа Владимира Новикова, который не защищал голову платком, как то делали остальные. Его нос и щёки кровоточили. Он даже на ходу снимал шлем — свою единственную защиту от солнца, для обдува ветром. Эффект временный, а страдания остаются надолго.

Как-то поглядел я на себя в зеркало, и был несказанно удивлён: «Уже более месяца моё лицо не видело бритвы, а тело не знало полотенца — в походе это ненужная роскошь, занимающая лишнее место. Растрёпанные волосы, большая борода с запутавшейся в ней мошкарой, красные от бесконечной пыли на дороге и беспокойных ночей, глаза.» Конечно же, ночи больше подходят для сна, а не для езды. Ночная дорога вдвойне опасна и требует удвоенного внимания. Но ехать приходится при любой возможности — пусть и ночью, лишь бы ехать. Так усталость берёт своё и медленно подтачивает силы. Мы ведь не перелётные птицы, которые летят из Европы через Сахару в центральную Африку, всего с двумя посадками, а некоторые виды, говорят, и безостановочно.