Но едва Елизавета успела произнести эти слова, как на них обрушились еще три неприятности, а она ненавидела троицу. «Смерть приходит в трех лицах», — сказал ей однажды Том Сеймур, когда они обсуждали тройное вдовство ее отца: две жены Генриха VIII были казнены по его приказу, а еще одна, сестра Тома, королева Джейн, умерла при родах. Елизавете приходилось видеть и другие примеры, и все верили этому, крестьяне и герцоги, звездочеты и священники.
Во-первых, письмо Сесила с информацией, которую она запрашивала, пришло гораздо быстрее, чем она могла надеяться. Его человек собирался оставить послание в дупле мертвого каштана, как они и договаривались, а Дженкс, к счастью, встретил его в залитом дождем лесу.
— Вот, ваше высочество, благополучно доставлено вам в руки, — задыхаясь, проговорил он, когда нашел принцессу в глубине сада. Дождь прошел, и Елизавета одиноко сидела на скамейке. — Теперь мне придется скакать в два раза быстрее, чтобы догнать людей Неда и вернуть их обратно. О, совсем забыл: человек Сесила сказал мне, что приехал из Лондона, а не из Стамфорда.
Елизавета подняла на него встревоженный взгляд.
— Из Лондона? Сесил не говорил, что собирается ехать прямо в Лондон. Впрочем, — добавила она, — ему в самом деле нужно было немедленно увидеться со своими знакомыми, а они все служат при дворе. Значит, он рядом с королевой Марией, — добавила она вполголоса, — потому что она сейчас в Сент-Джеймском дворце.
Елизавета закрыла глаза и представила кирпичный дворец, расположенный сразу за Лондоном среди полей и топей рядом с парком, просторы которого были так необъятны, что даже лес вокруг Айтема по сравнению с ним казался крошечным. Елизавета просила Марию покататься с ней верхом по Сент-Джеймскому парку в тот день, когда королева прогнала ее из Лондона, объяснив свое решение тем, что, как она выразилась, Елизавета отравлена болейновской кровью и желчью.
Дженкс поклонился и поспешил прочь, а Елизавета осталась сидеть, глядя ему вслед. Безусловно, единственной причиной, по которой Сесил мог отправиться в Лондон, не предупредив ее об этом, было его желание поскорее добраться до своих знакомых, чтобы помочь ей. Он признавался, что честолюбив, но видит свое преуспевание исключительно в ее успехе.
Взломав печать на письме юриста, принцесса встала и побрела подальше от дома, миновала солнечные часы и устало опустилась на каменную скамью, хотя та все еще была влажной после дождя. Оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, действительно ли она одна, осмотрев даже окна с тыльной стороны особняка, Елизавета уставилась на первую из двух страниц. На какие бы слова ни падал ее взгляд, она не переставала видеть, слышать, повторять в мыслях: «Настоящая рыжая лиса будет следующей».
Елизавета заставила себя читать достаточно медленно, чтобы все запомнить, на случай, если ей вскоре придется уничтожить письмо. По крайней мере, на этот раз оно было написано по-гречески, а не по-латыни, что ограничивало круг возможных соглядатаев. В первую очередь Сесил передавал то, что хотел ей сообщить кузен Гарри, — значит, он тоже ни с того ни с сего оказался в Лондоне, тогда как она просила его тихо сидеть в провинции. Гарри считал, что слова Уолдгрейва об огне святого Антония могли относиться к мору, который недавно бушевал во Франции. Французы называли его feu de Saint-Antonie.
— Ржавая рожь! — перевела принцесса вслух и принялась читать дальше.
— Что это, ваше высочество? — спросила Мег, подойдя к ней.
Кэт тоже была где-то рядом.
— Садись и слушай внимательно. Сесил пишет, что огонь святого Антония не трава, а ядовитая плесень, которая может заражать ржаной хлеб. Если в Лидсе со мной что-то случится, ты должна передать друзьям Дженкса из трактира в Эденбридже, что в ржаном хлебе может таиться смертельная опасность для верных мне жителей Кента.
Мег села и, широко открыв глаза, заглянула в письмо.
— О нет, — сказала она, пристально вглядываясь в строчки. — Нед учил меня, а я по-прежнему не могу прочитать ни слова.
В другой ситуации Елизавета могла бы рассмеяться, но сейчас просто сказала:
— Письмо написано на греческом. — И начала переводить объяснения Сесила: — «Огонь святого Антония — это черная плесень, которая поражает зерновые, особенно рожь. Она вызывает тошноту, рвоту, сильную головную боль…»
Елизавета остановилась, вспомнив о головных болях, которые в последнее время мучили ее, но это было результатом нервного напряжения. К тому же предрасположенность к таким страданиям оставили ей в наследство предки. Она не ела ржаного хлеба, а только булки из самой лучшей, белой муки. По крайней мере, с тех пор как вернулась из Уивенхо, так ведь?
— Головную боль и… — поторопила ее Мег.
— А также «резкие, беспричинные смены настроения», — с дрожью в голосе прочла Елизавета. Она страдала этим, но вряд ли из-за ядовитой плесени, нет, конечно же, нет. — «В малых дозах она применяется в медицине, что вам наверняка подтвердит ваша травница Мег…» — не подумав, перевела Елизавета.
— Сесил имеет в виду, что мне нельзя доверять! — воскликнула Мег. — По крайней мере, я могу читать его письмо между строк.
Елизавета покачала головой и продолжила:
— «Мне сообщили, что эту плесень применяют во благо после родов, чтобы помочь матке сократиться до нормальных размеров, но ее необходимо использовать в очень малых количествах, ибо малейшая передозировка может привести к смерти».
Принцесса резко вдохнула, прочтя следующий факт, который приводил Сесил, потом дрожащим голосом озвучила его для Мег.
— «Ваш кузен говорит, что слышал об эпидемии во Франции, во время которой зараженный ржаной хлеб убил тысячи людей». Тысячи, — шепотом повторила она последнее слово.
Она шлепнула себя ладонью по лбу.
— Точно! Она хочет убрать с дороги не только Болейнов — особенно меня, — но и моих сторонников в окрестностях Лидса, тысячи людей, и собирается убить их отравленной едой. Мег, позови Кэт и тотчас возвращайся ко мне, но не беги.
Не говоря ни слова, девушка повиновалась. Но еще один неприятный сюрприз помешал принцессе продолжить чтение. Нед так тихо подошел к ней со спины, что она чуть не выпрыгнула из кожи, когда он заговорил.
— Леди Беатрис, — сказал он, — вызвали к сестре в Мейдстон.
Елизавета обернулась.
— Ах, Нед. Когда?
— Примерно тогда же, когда вы нашли лису.
— Клянусь, Би подложила ее в мою постель по указанию отравительницы, а потом сбежала, чтобы ее не могли допросить. Или же они хотят нанести мне удар здесь и леди Би очистила им поле деятельности. Честно говоря, сейчас я… чувствую себя более уязвимой тут, беспомощной в ожидании… чего-то.
— Возможно, Она прислала лису, чтобы вынудить вас ехать в Лидс.
— В таком случае я отвечу Ей лисьей хитростью. Раньше я все делала ночью: выкапывала Уилла Бентона, ездила в Баши-хаус, потом в Хивер. Наше появление в Лидсе среди бела дня должно застать их врасплох. Собери-ка ты, пожалуй, костюмы и декорации, которые раздобыл, на случай, если Дженкс не найдет твоих «Странствующих актеров». Ничто не должно помешать нам выехать в Лидс этой ночью.
Не успели затихнуть шаги Неда на дорожке сада, как Елизавета позабыла о нем и сосредоточила все свое внимание на второй странице письма. Сесил вновь пытался разыскать Сару Скоттвуд, но понимал, что на это потребуется время, которого у них может и не оказаться. А еще он выяснил, что «незаконнорожденная дочь Джеймса Батлера вернулась в Ирландию после того, как ее отец умер одиннадцать лет назад на пиру, вместе со своими шестнадцатью слугами, очевидно, отравившись едой».
— Господи, спаси и сохрани, — пробормотала Елизавета и так сильно стиснула письмо у себя на коленях, что жесткие страницы захрустели в ее руке.
«Хотя Батлеры служили Тюдорам, — прочла она дальше, — ваш августейший отец не давал указаний расследовать обстоятельства его смерти — третье оскорбление, нанесенное их семье вашими светлейшими родителями. Дочь Батлера и ее мать — долгое время бывшая любовницей Батлера, но в конце концов отвергнутая им, — уезжали в Ирландию на какое-то время, но это было до того, как Батлера отравили. Мать умерла там, но дочь вернулась и даже служила при дворе, правда в скромной должности пчеловода принцессы Марии».
