— Отравлены? — взревел сэр Томас, резко повернувшись и смерив Елизавету и кучку ее людей гневным взглядом. — Кому это могло понадобиться?

— Смотрите, — добавила Мег, указывая пальцем, — в траве то тут, то там разбросаны шарики пасты; их-то, скорее всего, лизнули или съели несчастные животные. Шарики, которые скатывала отравительница… или отравитель.

— А нижние листья клевера, которые еще не успел побить мороз, перепачканы какой-то лоснящейся гадостью, — поддержала ее Кэт и нагнулась, указывая на пучок травы, покрывшийся кишащей черной массой муравьев. Елизавете вспомнились раны несчастного Уилла Бентона. Ее чуть не вырвало, но она прикрыла рот рукой и сдержала позыв.

Когда принцессе показалось, что Кэт вознамерилась рассмотреть свою находку поближе, она закричала:

— Не прикасайся! — И дернула служанку за локоть. — Никому нельзя к этому прикасаться. Сэр Томас, распорядитесь, чтобы овцу напоили слабительным, а мертвых кроликов закопайте.

— Здесь я отвечаю за ваше здоровье и безопасность и приказы тоже отдаю я, — раскатистым басом возразил сэр Томас. — Вы, миледи, возвращайтесь в дом и ни о чем не беспокойтесь. Я пришлю людей, которые со всем разберутся, объедут окрестности и опросят селян. Как удачно, что мы завтра же уезжаем в Кент. Верно говорят, нет худа без добра. Но до тех пор, пока мы не будем готовы тронуться в путь, никому из вас, леди, нельзя выходить из дому. Миледи, — теперь он обращался к жене, — проследите, чтобы никто не покидал дом. Никто!

Елизавета испепеляла Поупа взглядом. Он вопил, как будто она не стояла достаточно близко, чтобы разглядеть вены, вздувшиеся на его багровой шее, словно канаты. Пропустив мимо ушей тираду сэра Томаса, принцесса оторвала взгляд от жуткой горы трупов и, как будто ничего не подозревая, оглядела лужайку и обрамлявшие ее деревья в поисках… того, кто совершил этот отвратительный, жестокий поступок.

Кровь застучала у нее в голове. Елизавета так сильно стиснула в кулаки прижатые к бокам руки, что ногти впились в ладони. Она пыталась сохранять самообладание. В этот миг она могла бы швыряться всем, что попадет ей под руку, расталкивать людей, выбивать ногами кирпичи из этого дома. В такие моменты Елизавета точно знала, что она истинная наследница своего отца, какие бы обвинения ни бросали в адрес ее матери некоторые предатели на суде.

Когда принцесса повернулась спиной к Поупам, ее сузившиеся глаза, казавшиеся темнее на белом как мел лице, встретили взгляд Неда, потом Кэт и наконец Мег. Они гуськом потянулись за Елизаветой, спотыкаясь и прыгая по кочкам, чтобы поспевать за ней.

— Уж я постараюсь, чтобы Она горела в аду, — прошипела Елизавета, — если Она возомнила, будто я следующая бессловесная тварь, которую она замучает и убьет.

«Моему кортежу понадобилось три дня мучительной тряски и грохота, чтобы доплестись до Кента, а ведь мы вдвоем с Дженксом могли бы доскакать за один день», — ворчала про себя Елизавета. Когда они въехали в густые леса Уилда, у нее мурашки побежали по телу, ибо она не могла отделаться от ощущения, что из-за деревьев в нее вот-вот полетят отравленные стрелы. Ею овладели чувство безысходности, страх и гнев. Да к тому же проклятая зубная боль сверлила челюсть и выводила принцессу из себя, хотя Мег уже дважды пыталась утолить ее замоченным в вине барвинком и розмарином.

Всю дорогу Елизавете казалось, что за ней следят. Не только Поупы и другие путники, которые, раскрыв рты, провожали любопытными взглядами знатных особ. Она бы не возражала, если бы на нее глазели простые люди, собиравшие грецкие орехи, выгребавшие огромными граблями остатки ржи с полей или подрезавшие хмельную лозу. Но за ней следил кто-то, кого она не могла увидеть, не могла узнать. Кто-то, кто опустился до травли кроликов и замахнулся на то, чтобы отравить…

— Леди Елизавета, — прервал лихорадочные размышления принцессы голос Би Поуп.

Беатрис пустила свою лошадь бок о бок с Грифоном Елизаветы, немного обогнав супруга, который чуть-чуть приотстал. Никогда не терявший бдительности Дженкс подъехал к госпоже с другой стороны.

— Вы меня не расслышали? — спросила Би, повернувшись в седле и пристально уставившись на Елизавету. — Я говорила, что мы почти приехали. Неудивительно, что обычные путешественники никогда не останавливаются в Айтем Моуте, и ее величество разрешила вам посетить эту Богом забытую часть Кента.

Елизавета пропустила оскорбление мимо ушей. Тот факт, что особняк прятался в глубине лабиринта из туннелей-тропинок, раскинувшегося между двумя главными дорогами, сейчас скорее привлекал, чем отталкивал ее.

— Знаете, — продолжала тарахтеть Би, не осмеливаясь более смотреть принцессе в глаза, — скоро я, пожалуй, вышью на салфетке эту ужасную лозу, которая постоянно норовит сдернуть с меня шляпу. — Она вытянула руку и сорвала первый попавшийся витой стебель. — А к рисунку добавлю слова: «Оставь надежду всяк сюда входящий».

Беатрис мелодично рассмеялась, как будто ей удалась блестящая острота.

— Кажется, — сказала она, когда Елизавета не удостоила ее ответом, — ваш фигляр, Нед, говорил, что такая строка есть в одном из монологов трагедии «Муки Энея», который он исполнял, когда выступал со «Странствующими актерами ее величества». Знаете, а он до ужаса сметлив, — добавила Би, изящно махнув куда-то за спину затянутой в перчатку рукой.

— Мне говорили об этом. И, разумеется, именно поэтому я взяла его на службу.

«А еще, — добавила про себя Елизавета, — поручила присматривать за тобой». Она едва заметно кивнула Дженксу, и в следующий миг они разом пришпорили лошадей, оставив Беатрис позади, пока той не пришло в голову поинтересоваться, кто давал Неду рекомендации.

Но от Би, как от пиявки, не так-то легко было отделаться, когда она успевала поймать жертву и присосаться к ней.

— А он рассказывал вам, почему взял себе прозвище Топсайд? — усмехнувшись, спросила Беатрис, словно не заметив, как ее осадили. — Потому что зевакам на его выступлениях пришелся по душе хвастунишка капитан с таким именем, который утверждал, что всегда оказывается сверху: если в море — то над ватерлинией, если в постели — то над девицей[8], — сообщила она и опять расхохоталась.

Елизавета отчаянно боролась с собой, чтобы не повесить Беатрис Поуп на ближайшей петле лозы, под которой они проезжали. И дело было не столько в глупой болтовне Би, сколько в предостерегающем письме Сесила, в котором, как ей казалось, главенствующая роль отводилась именно миссис Поуп.

Пропасть! Как жаль, что перед отъездом ей не удалось перечитать письмо еще несколько раз. Но поездка из Лондона в Стамфорд и обратно отняла у Дженкса много времени. Перед тем как сжечь послание, Елизавета успела всего дважды пробежать его глазами, но смысл написанного врезался ей в память раскаленным клеймом.

«Sui bono», — написал и подчеркнул ее хитроумный юрист, ибо письмо было от начала до конца на латыни. Это не имело значения. Она прочла бы его по-итальянски, по-французски, по-испански и по-гречески. Хотя первой учительницей принцессы была Кэт Эшли, Елизавета много лет оттачивала свои познания под опекой двух блестящих ученых, даже когда не жила при дворе. Sui bono было латинским юридическим выражением, означавшим «Кому выгодно», «Кто останется в выигрыше». Так юристы выискивали мотив преступления. Sui bono — холодно и расчетливо, но умно. Подобным образом ей придется действовать, чтобы спастись и занять престол, а потом призвать таких людей, как Сесил и Гарри, к себе в советники.

«Всегда (semper), — писал и также подчеркивал Сесил, — ищите, кто получит выгоду, будь то деньги, политические симпатии или даже страсть в сердечных делах, в том числе мщение».

«Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь»[9], — вспомнилось Елизавете библейское предостережение. Но ей встречались сотни христиан, которые в это не верили, в том числе и ее сестра, королева Мария.