Сильный запах еды, усиленный специями, перебивал все. Это место находилось относительно недалеко от Европы, но в нем, несомненно, царил азиатский дух.

В гостиницу я вернулся очень быстро. Мы договорились с доктором Сергеем Бахза позавтракать в восемь утра. Он явился как раз в тот момент, когда часы на стене холла отбивали восемь часов. Его пунктуальность вызвала у меня улыбку, потому что во время моей последней миссии в Женеву представитель швейцарского правительства опоздал на полчаса.

Бахза был грузином родом из Тбилиси. Это был мужчина лет сорока пяти, с практически белыми волосами и зеленоватыми глазами. Он приветствовал меня глубоким наклоном головы, а я протянул ему руку, которую он крепко пожал, поглядывая на меня из-под полуприкрытых ресниц.

Мы позавтракали медленно и обильно. До сих пор я ни разу не встречал, чтобы кто-нибудь завтракал таким образом. Он делал это размеренно, словно этот вульгарный и плохо организованный буфет представлял собой прекрасную возможность для роскошной еды. Он дружески улыбнулся мне, услышав мое замечание, но продолжал есть точно так же.

Когда он уже больше не мог кушать, он стал пристально смотреть на меня, словно в ожидании того, что я объясню ему, что собираюсь тут делать.

Он не выказывал намерений поскорее уйти отсюда, так что мне пришлось подняться из-за стола, давая понять, что пришло время начинать рабочий день.

У Сергея Бахзы была дребезжащая «Лада», точно такая, как и сотни других подобных автомобилей в Баку, за исключением нескольких старых «мерседесов». Мы поехали на Аляты — пристань, где находилось большинство крупных нефтеперерабатывающих заводов и нефтепроизводств страны.

Он рассказал мне, что конфликт между Арменией и Азербайджаном за Нагорный Карабах делал, по его мнению, нереальным любое сотрудничество по такому сложному и дорогостоящему проекту, как нефтепровод. Он грустно улыбнулся. Кто будет вкладывать деньги в столь дорогое и рискованное предприятие? Сергей говорил на довольно искусственном английском языке, но его можно было прекрасно понять. Он никогда не одобрил бы столь безумного проекта. Он добавил, что, будь его воля, он уже давно бы жил в Майами. Он подмигнул мне. Бывал ли я в Майами? Из всех мест на земле именно этот город больше других походил на рай.

В условленном месте нас ждала группа инженеров. Почти все они были русскими, работавшими по контракту на правительство Азербайджана. Они бегло говорили по-английски и, казалось, были горды своим знанием языка.

Это устраивало меня, поскольку я едва был в состоянии пробормотать двадцать или тридцать готовых фраз по-русски. Английский язык одержал победу над эсперанто и над дипломатами.

Мне показали на карте, раскрашенной цветными карандашами, место стыка. Иранская нефть поступит сюда из поселка Бандар Анзали, расположенного в ста пятидесяти километрах на северо-восток от Тегерана. Это был хороший бизнес для всех, к тому же Москва смягчила свое отношение к местным политикам. Проблем не будет. Сергей тем временем пристально смотрел на горизонт Каспия, словно не понимал, о чем у нас идет речь.

Но инженеры, казалось, очень хотели проведения нефтепровода. Более того, в порыве энтузиазма они повели речь о параллельном нефтепроводе с автомобильной дорогой, с которой можно контролировать его и проводить необходимые ремонтные работы. В выигрыше будут все — Иран, Азербайджан, а следовательно, и Россия, Армения и Грузия. Кроме того, конечно, и Турция, которая станет первым потребителем. Будут гарантированы справедливые цены. В районе установится стабильность. Это была прекрасная идея.

Потом они замолчали, ожидая моей реакции. Было очень трудно убедить их, что моя миссия ограничивается подготовкой доклада, который станет частью большого досье, и что оно всего лишь еще один бюрократический шаг на долгом пути принятия решении.

Но я не смог убедить их в этом. Им хотелось нефтепровода. Стратегические позиции Баку ослабевали в этом новом мировом раскладе нефтяных богатств. Но нефтепровод изменит положение. А тут стоял я с моей папкой, фотокамерой и бейсболкой спортивного клуба «Нью-Йоркерс». Видимо, у меня был внушительный вид, потому что на меня смотрели молча и уважительно.

Мне терять было нечего. Я подумал, что было бы неплохо вселить в них надежду. В конце концов мы всю нашу жизнь живем в мире иллюзий, и без особых раздумий я заявил:

«Будет построен. Нефтепровод будет. Совершенно точно».

Меня чуть ли не начали качать. Все широко заулыбались, и я какое-то время чувствовал себя прекрасно. На обратном пути в Баку я уловил, что Сергей смотрит на меня с уважением.

Это произошло в самый неожиданный момент. Мы вышли пообедать, предвкушая терпкое грузинское вино и подтрунивая над собой. Эти русские понравились мне. Они хотели уехать, но не куда-нибудь, а именно в Соединенные Штаты Америки.

Взрыв отбросил меня на дерево. Думаю, что я пролетел не меньше шести метров. Может быть, и больше. Только Сергей, отошедший за машиной, не пострадал. Четыре инженера, шутившие со мной всего секунду назад, погибли сразу.

Нет, сознания я не терял. Я почувствовал ужасную тошноту, страшную боль в руке. Я почувствовал, как кровь заливает мне лицо. Я даже не испугался. Я только понял, что что-то мешает мне нормально дышать и что я остался в живых.

Думаю, что машины скорой помощи, приехали быстро. При этом я был неспособен чувствовать время и у меня было ощущение, что оно замерло, остановилось. Потом вдруг оно побежало быстро-быстро, я заметил это но дыханию.

Сергей стал оказывать мне помощь. Мне показалось, что он плачет, и я видел, что он обхватил свою голову руками. По-моему, в этот момент я потерял сознание.

Я пришел в себя в реанимации Главного госпиталя Баку. Сначала я не понимал, где нахожусь. Как ни странно, ничего у меня не болело.

Я решил, что мне дали успокоительное. Я только слышал громкий шум в ушах. Я вновь и вновь видел вспыхнувшие возле меня языки пламени. Я понимал, что был в шаге от смерти. Я не был уверен, что меня по-настоящему прихватило и что мне жить осталось совсем немного. Обо всем этом я думал как бы со стороны, словно находился в стороне от своего тела.

Сколько времени я провел в таком странном состоянии, неизвестно. В какой-то момент я услышал чьи-то осторожные шаги. Кто-то наклонился надо мной и стал пристально рассматривать меня. Это была красивая женщина со светлыми глазами, ее светлые волосы были коротко подстрижены. Я мог наблюдать, как ее грудь поднималась и опускалась как раз на уровне моих глаз. Она пристально смотрела мне в зрачки, словно что-то искала в них. Помню, я попытался улыбнуться, но не смог. Она разгадала мое старание и ответила мне широкой улыбкой.

Она указала на себя и произнесла свое имя. Почему-то оно осталось у меня в памяти — Лейла Халил. Она была доктором. Она очень деликатно дотронулась до моей перевязанной руки и прошептала, что мне очень повезло. У меня не останется шрамов, и уже через несколько недель я смогу выписаться из госпиталя. Очень повезло, повторила она, улыбнувшись. Потом она ушла, оставив после себя легкий запах духов, показавшийся мне странно знакомым.

На следующий день меня навестил Сергей. Он выглядел расстроенным и старался не смотреть мне в глаза, как будто чувствовал себя виноватым. У меня болели все кости, но я хотел переменить позу, чтобы достойно встретить его. Он подошел к кровати и протянул руку. С ним была папка из коричневой плотной бумаги самого дешевого сорта. Он что-то пробормотал, но я не разобрал. Он молча смотрел на меня. Мне было очень интересно, что в папке, но у меня не хватило сил открыть ее, и я уронил ее на кровать.

Он понял мое состояние и положил папку в ящик прикроватной тумбочки. Потом он, видимо, решил, что мешает мне, поднялся и стал задом, не спуская с меня глаз, выходить из комнаты.

Позже мне объяснили, что это было еще одно покушение азербайджанских националистов. Своего рода невнятный протест против Армении, против России, против Турции. Против всех.