Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Только немцы вроде бы уважали его. Кайзер был ему как брат. И этот генерал фон дер Гольц пытался сделать так, чтобы у Турции была своя армия. Несмотря на тайное письмо, в котором говорилось, что мы могли бы занять передние окопы, за которыми располагалась бы славная германская армия. То, что военные презрительно называют „пушечное мясо“.

Помню, что Абдул-Гамид поднял правую руку, указывая на генерала фон дер Гольца. Это был сигнал к тому, чтобы он начал говорить.

„Ваше Величество, — фон дер Гольц на мгновение запнулся, краем глаза держа в поле зрения Шебнера-Рихтера. — Ваше Высочество. Для меня большая честь находиться здесь. Иметь возможность сотрудничать в деле модернизации вашей армии. Я уже был в Турции в течение двенадцати лет — с 1893 по 1895 годы. Потом я длительное время находился в Германии, вплоть до последнего месяца. Эти двенадцать лет, проведенные на родине, мне показались очень долгими, и я признаюсь Вашему Высочеству, что я горел желанием вернуться сюда. Я слишком много времени провел среди карт и многочисленных бумаг Имперского генерального штаба…“

„Я знаю, генерал, — снисходительно прервал фон дер Гольца Абдул-Гамид. — Я знаю. Именно вы организовали армию моего брата кайзера. В ней действительно прекрасная дисциплина. Здесь у меня письмо Его Имперского Высочества Вильгельма. В нем он пишет о методах, которые вы использовали, о великолепной организации, о гармонии, установленной в вашей армии. Именно вы, и никто другой, разработали новые шинели, каски, краги. Вы проверили до последней детали все вооружение. От ружей до пулеметов и пушек. Вы внедрили бронированные автомобили и стратегические железные дороги“.

Абдул-Гамид сделал небольшую паузу, глядя на обоих посетителей. Он посмотрел в близорукие глаза фон дер Гольца и сразу же перевел взгляд на нервные и острые глаза тяжело дышавшего Шебнера-Рихтера.

„О, друг мой! Здесь, в этой стране, которая в другие времена вызывала страх у врагов и гордость у нашей династии, вас ждет большая работа. Балканские войны, отсутствие дисциплины, внутренние передряги, терроризм, эти фальшивые политики… О, я не буду обманывать вас, потому что это было бы так же глупо, как вводить в заблуждение врача. И вы будете для меня выполнять эту миссию. Быть лечащим врачом. Вы будете пользоваться моим полным доверием, когда будете принимать те или иные меры на свое усмотрение, организовывать армию, формировать дух наших бойцов, не заслуживающих сегодня звания наследников Сулеймана.

Да. Принимайтесь за дело с твердостью и дисциплиной. С болью, если это необходимо, потому что ничто не может родиться без страданий. Обещаю вам, что сырье будет в вашем распоряжении. Мните его как мягкую глину. Укрощайте дерзких, поднимайте слабых, выделяйте будущих генералов.

Эта страна еще никогда не находилась в подобном положении. Героизм никогда не был еще так востребован. Но чтобы привить его, необходим вожак. Именно вы будете тем человеком, который превратит самоотверженность в героизм. Сменит подчиненность на дерзость…“

Султан снова остановился. Ни фон дер Гольц, ни Шебнер-Рихтер не решались прервать его. В огромном салоне можно было услышать, как пролетает комар. Это помещение выглядело настолько статичным, словно само время окончательно остановилось.

Тогда Абдул-Гамид перевел свой проникающий взгляд на Шебнера-Рихтера.

„Кайзер прислал вас ко мне. Он сказал, что мне надо послушать ваши теории. Он считает, что они мне будут очень интересны и послужат на пользу для страны. Сам кайзер посоветовал, чтобы на беседе присутствовал генерал фон дер Гольц. Он заверил меня, что Германия всегда поддержит Турцию. Чтобы ни случилось“.

Султан замолчал и глубоко вздохнул. Потом указал на генерала и спросил:

„Как вы считаете, генерал, каковы сейчас главные проблемы Турции? Прошу вас ответить со всей откровенностью. Хочу знать, какова точка зрения Германии, страны, которую я глубоко уважаю и которая неизменно была нашим надежным другом. Ответьте мне, что вы думаете, и расскажите, что собираетесь делать со своим лучшим другом“.

Показалось, что фон дер Гольц удивился этому вопросу. Он не хотел обижать султана, но сомневался, разумно ли быть полностью откровенным. Кроме того, я заметил, что ему хотелось бы ответить без свидетелей. Ему действительно придавало уверенности то, что его послал сам кайзер. Он решил, что не может разочаровывать султана, прокашлялся и решил сказать то, что думал.

„Ваше Высочество. Не думаю, что мое скромное мнение будет вам интересно. На самом деле мне кажется, что я хорошо знаю вашу великую страну. Но я не уверен, что должен…“

Абдул-Гамид был нетерпеливым человеком. Он знал, что это его главный недостаток, но ничего не мог поделать с ним. Своими толстыми пальцами, на одном из которых сверкал огромный голубой алмаз (он верил, что алмаз приносит счастье), он постукивал по маленькому круглому столику, стоявшему рядом с его диваном. Фон дер Гольц прекрасно понял намек, кашлянул и после небольшой паузы продолжал:

„Хорошо Ваше Высочество. Ваши армейские соединения переживают не лучшие времена. Невозможно скрыть то, что в их рядах многие военнослужащие деморализованы. Франция, Англия и Россия — это многоголовая медуза, которая хочет расколоть вашу империю и разделить ее между собой. Они уже добились независимости балканских стран. Не менее важно и то, что христианское меньшинство внутри империи тоже претендует на свою долю пирога. Извините, господин… я хочу сказать, что они требуют собственной независимости. Для этого они образовали тайные общества и стремятся усилить свои требования за счет терроризма. Пред вами пример болгар и сербов в Европе. Здесь, внутри территориальных границ Турции, греки и армяне. Вы не можете закрывать глаза на их устремления. Они используют террор, чтобы добиться смягчения вашей позиции.

Более того, — казалось, фон дер Гольц колеблется, — они знают, что, если им удастся спровоцировать естественные репрессии со стороны армии или даже полиции, они, возможно, смогут добиться того, к чему стремятся. А это не что иное, как интервенция ваших недругов в Европе.

Было бы нелепо скрывать, что в последние годы терроризм получил большое распространение в ваших провинциях. Бомбы рвутся на улицах, на рынках, даже в мечетях, убивая невинных людей. Имели место волнения и грабежи. Вы сами были объектом покушения на Ваше Императорское Величество при выходе из мечети. Среди офицеров есть недовольные. Другие заражены предательством. Кроме того, скажу так же откровенно, как вы просили: страна разделена — и это, пожалуй, самое худшее — на панисламистов, сторонников Османской империи и поклонников Запада. А за ними идут националисты… Полагаю, Ваше Высочество, что у вас много крупных врагов, которым хотелось бы смести вашу империю с лица земли. Не менее верно и то, что к вам питают симпатии другие страны, одну из которых я здесь с гордостью представляю и которые являются верными союзниками Турции. Что бы ни случилось. И это не пустые слова. Сам император хотел, чтобы я подчеркнул это. Что бы ни случилось. И чего бы это ни стоило“.

Я между тем наблюдал за Шебнером-Рихтером. Он слушал молча, и казалось, что внутри его обуревают странные чувства. Я опасался, что с минуты на минуту он потеряет сознание по причине нервного напряжения.

Я отметил, что генералу фон дер Гольцу хотелось встать, пройтись по большому салону, жестикулировать. Он привык к этому. До недавнего времени он был профессором военного училища в Берлине. Он говорил со знанием дела, с полной убежденностью. Этот опытный военный мог наговорить столько… Но мне было видно, что он сдерживает себя. Он и так много сказал самому султану. Он не мог обижать его. Он не был дипломатом и должен был хорошо соизмерять свои слова. Он не должен провоцировать нежелательные последствия, поскольку считал турок весьма обидчивыми людьми.

Наш господин Абдул-Гамид тем не менее не казался задетым, скорее наоборот. У меня создалось впечатление, что его весьма заинтересовали слова генерала. Снова в салоне воцарилась пауза, и я понял, что фон дер Гольц испугался, не сказал ли он чего лишнего.

66
{"b":"234600","o":1}