На склоне холма появились крестьяне с земель Азнавуряна. Они образовали длинную и молчаливую процессию. Все, от стариков до трех-, четырехлетних детей, казалось, смирились с горькой действительностью. У меня создалось впечатление, что шли только их живые тела. Души их остались в их домах, среди своих земель, у любимых животных.

Видя все это, отец втянул голову в плечи. Он принял на себя ужасную ответственность, предложив свой корабль для эвакуации этих людей.

Он подошел к телеге. Мари пристально смотрела на него, словно ожидая ответа. С другой стороны, ни тетя Лусин, ни тетя Асмик не подавали признаков жизни, что в тот момент было весьма дурным предзнаменованием.

Вскоре к нам присоединились люди Азнавуряна. Папа переговорил с Асатуром. Братья решили остаться. Я слышала, как они заявляли, что хотят остаться, чтобы защитить то, что им принадлежит. Вместе с ними останутся Азат Баграмян, Шаварш Кочарян и другие, судя по всему самые боевые, либо те, кто-как в случае с Асатуром и его братьями, — владел слишком многим, чтобы оставлять это без борьбы.

Потом подъехали Аусин с моими двоюродными братьями и сестрами — Армине, Соной, Забель, Артаком и маленьким Адуром. Приехали также дочери Асмик Мариам и Зварт. Все они плакали. Дядя Шаген был арестован; Асмик не хотела оставлять его, но благоразумие взяло верх над сердцем.

Мы с большими предосторожностями спустились с крутого холма. К счастью, луна омывала своим светом скалы и море, и вода создавала причудливое отражение.

Многие из нас поняли уже там, что большая часть перевозимого ими багажа была лишь обузой, и они освободились от нее. Другие пытались переносить ящики с посудой, стеклом и даже с картинами. Сначала мой отец протестовал против этого. Потом он понял, что слова излишни. Крутой спуск убедил самых упрямых. В конце пути у людей оставались только маленькие чемоданы и сумки. Папа и Оганнес ценой нечеловеческих усилий перенесли вниз Мари. Ее состояние улучшилось, но она еще не могла передвигаться самостоятельно.

Это было настоящее чудо. Мы, все семьдесят два человека, смогли добраться до цели. Даже Аспет Бедросян в свои почти восемьдесят лет, поддерживаемый своими внуками, смог за полтора часа добраться до берега. Он был моим крестным, и я подошла, чтобы поцеловать его. Я посмотрела в его лицо и увидела большое удовлетворение в его глазах.

Но признаков «Эль-Сирги» не было видно нигде. Папа шептался с другими мужчинами. Их лица выдавали беспокойство — если корабль не придет, то нам придется вернуться назад по крутому склону, но, глядя наверх на острые скалы, мы понимали, что такого подвига нам уже не совершить.

Это место всегда служило убежищем для русских и кавказских контрабандистов. Его основное достоинство состояло в том, что оно имело естественную гавань, позволявшую добраться на лодке до корабля, стоявшего в двухстах или трехстах метрах от берега.

Это место обещало быть спасением — море было спокойным, и все мы всматривались в скалистый мыс, из-за которого должен был показаться наш «спасительный плот» — «Эль-Сирга».

Полночь давно прошла. Было холодно и влажно, но никто не жаловался. Даже самые маленькие дети мужественно переносили все тяготы, словно понимали, что именно было поставлено на карту. Мы же все думали о тех, кто не смог прийти сюда вместе с нами — о родственниках, друзьях, знакомых. Каждый из них боролся за свою жизнь, старался спасти хоть что-то, а потом уж считал, что же уцелело от страшной бури. Наконец, когда мы уже совсем отчаялись, появился тонкий профиль корабля, и отец от радости вскинул вверх руки. Старый боцман не подвел. Корабль бросил якорь на расстоянии броска камня от берега, и в свете луны мы увидели, как спустили лодку, кто-то залез в нее и потом энергично стал грести в нашу сторону.

Это был Исмаил Кемаль в сопровождении одного из моряков. Он сошел на берег, обнял отца и сказал, что лодка может перевезти единовременно не более шести человек. Мой отец принял решение, что, несмотря на состояние Мари, мы должны сесть в лодку последними.

Так оно и случилось. Лодка сделала много ездок без каких-либо осложнений. Люди с волнением ждали своей очереди, но проявляли терпение и грузились в полной тишине. Я смотрела, как луна поднимается над горизонтом, и в какой-то миг даже подумала, что судьба стала на нашу сторону.

Уже подошла наша очередь сесть в лодку, когда Ахмед издал предупредительный крик с вершины скалы. В этот момент мой отец и Оганнес помогали Мари сесть в лодку, а я подносила последние вещи поближе к лодке.

Нам были слышны далекие звуки борьбы, а также шум, с которым какие-то люди поспешно спускались по узкой тропинке, держа в руках горящие факелы.

Я едва успела заскочить в лодку, как кто-то выстрелил в нас. В свете луны я увидела, что это были солдаты, которые подло стреляли из своих карабинов в беззащитных людей. Несмотря на это, матрос энергично греб в сторону корабля, и мы уже были на полпути к нему. Отцу моему ничего не оставалось, как пытаться укрыть нас своим телом. Он склонился над нами, тяжело дыша.

В этот миг прозвучал выстрел, и отец, выбросив руки назад, упал в воду. Мари стала отчаянно кричать, и тут же пулевая очередь пробила лодку ниже ватерлинии.

Все произошло в одну секунду. Мы все оказались в воде. Нас окружило холодное, темное, вязкое море. Я потеряла из виду Мари и Оганнеса и старалась снова выплыть на поверхность.

Одежда мешала плыть, было ощущение, что кто-то с силой тянет меня вниз.

«Эль-Сирга» находился в каких-то десяти метрах от нас, и мне были слышны крики ужаса и отчаяния, доносившиеся с корабля. Со стороны берега выстрелы звучали все чаще и чаще.

Я не знало, что случилось. Единственно, что я увидела, так это как корабль поспешно уплывал подальше от берега. Видимо, боцман, находившийся уже на борту, решил, что лучше уж спасти людей на корабле, чем рисковать всем на свете.

Я несколько раз позвала моих братьев и сестер. Но силы покидали меня, потому что при падении в воду я хлебнула много воды и мне трудно было дышать.

Не знаю, как мне удалось доплыть до скал на берегу. К счастью, море было спокойным, и я смогла ухватиться за выступающую часть камня. Там я перевела дух и вскарабкалась на крутую скалу. Не знаю, что именно толкало меня, — в те моменты я хотела только умереть. Моя семья погибла, и теперь уже все теряло свой смысл.

Ноги мои омывала вода, а я сидела на камне и, обхватив голову руками, безутешно плакала. Я подумала, что, если я встану и закричу, может быть, какой-нибудь солдат из сожаления убьет меня. Мне уже было все равно!

Но нет. Как ни странно, вокруг была тишина. А «Эль-Сиргу», казалось, проглотило море. Была почти полная темнота, только слабый свет как будто излучался из глубин моря.

Думаю, что я пробыла там довольно долго. Я не хотела шевелиться, потому что, двигаясь, я как бы подтверждала то, что на самом деле произошло. Я не хотела верить этому. Может быть, это был просто кошмарный сон и скоро мама или Мари разбудят меня и станут утешать меня, что ничего не случилось и что все это был лишь страшный сон.

Когда рассвело, я пришла в себя. Меня охватила мысль, что смогу найти папу или Оганнеса. Я была уверена, что Мари уже была на борту и смогла скрыться.

Прежде чем я смогла что-то сообразить, появились турецкие солдаты. Я знала одного из них. Он был сыном женщины, продававшей нам рыбу, он сам часто привозил ее нам на небольшой тележке.

Он сделал вид, что не знаком со мной, но все-таки помог мне. Несмотря на то, что он был мрачный и назвал меня «армянской сукой», он не допустил того, чтобы его приятели исполнили свое намерение изнасиловать меня.

Это стоило ему больших усилий, он встал между ними и мной и отогнал их. Мне было очень страшно, но это был не страх смерти. Он уже не имел для меня никакого значения. На самом деле я была бы даже благодарна им, если бы они решились убить. Но я не могла вынести, чтобы меня изнасиловали. Мари предупреждала меня об этом и говорила, что если это произойдет с ней, то она убьет себя.