— Ну все, теперь давайте простреливать, — сказал Мирза, когда давление достигло восьмидесяти атмосфер и машину остановили.

— Подожди. Нужно, чтобы давление в течение получаса не упало ниже семидесяти семи атмосфер, — возразил геолог.

— Прошло пятнадцать минут. Давление упало на одну атмосферу.

— Ну, вот видите, — сказал неугомонный Мирза, — давление семьдесят девять атмосфер, а прошло уже пятнадцать минут. Можно кончать, да?

— Согласно инструкции полагается держать полчаса, — жестко ответил геолог.

Мирза зацокал языком.

— Пятнадцать минут здесь, двадцать минут там — сколько нефти пропадает! — И он, махнув рукой, отошел от манометра.

Наконец в бригаде Мирзы Бедирханова наступила торжественная ночь — ночь пуска 3019-й. Через несколько часов 3019-я начнет давать нефть, и с этого времени кривая выполнения плана пятой бригады резко рванется вверх.

Все подготовительные работы были закончены. После того как заполненную водой скважину «простреляли» электроперфоратором, то есть проделали отверстия в эксплоатационных трубах на глубине 2350 метров, в том месте, где расположен нефтеносный пласт, — уровень воды в скважине понизился. Это значило, что напор нефти в пласте оказался меньше, чем напор водяного столба. Часть воды ушла в пласт через отверстия.

Уровень воды установился приблизительно на 620 метров ниже земной поверхности. Промерив положение уровня, Мирза рассчитал длину лифтовых труб, по которым, после нажима сжатым воздухом, нефть побежит наверх, и опустил эти трубы в скважину.

Нажим сжатым воздухом, или, как его называют нефтяники, «продавливание», и происходил ночью, когда заведующий промыслом Николай Артемович Далакян зашел в культбудку пятой бригады.

Мирза сидел в своем маленьком кабинете за письменным столом, подперев рукой голову, и сердито-вопросительно смотрел на телефонный аппарат. Аппарат молчал.

— Ну, как дела? — спросил Николай Артемович, по виду Мирзы уже догадываясь, что дела неважны.

— Не продавливается, — ответил Мирза хрипловатым от бессонницы голосом..

— Какое давление?

— Сорок четыре.

— А по расчету?

— Сорок два. Лифтовые трубы убавлять надо.

Для того чтобы продавить скважину, надо либо уменьшить длину лифтовых труб, либо увеличивать давление. Уменьшать длину лифтовых труб — дело длительное и канительное. Нужно везти по морю на буровую подъемник, демонтировать верхнюю арматуру… А увеличивать давление воздуха рискованно: может «продуть» во фланцах воздухопровода. Хорошо еще, если продует на суше. А вдруг — на море. Как туда доберешься?

Николай Артемович взглянул на абажур с разноцветными птичками, поправил салфетку на приемнике и закрыл чернильницу крышкой. Казалось, он зашел сюда только затем, чтобы навести порядок.

— Трубы шаблонировали? — внезапно спросил он.

— Шаблонировали. Муса там все время был. На Мусу можно надеяться.

— Штуцер проверяли?

— Проверяли. Лифт убавлять надо.

Николай Артемович поправил стопку книжек и положил ручку на медные подковки возле чернильницы.

— Позвони в распределительную, — сказал он, — пусть поднимут давление до сорока шести.

Мирза снял трубку.

— Женя, — закричал он, — дай мою распределительную. Разговаривают? Разъедини… Кто это? Липатова? Липатова, ты с кем это по ночам разговариваешь? С компрессорной? После поговоришь с компрессорной… Знаю, что не продавливается. Подними давление до сорока шести… и смотри — будет продавливаться — сразу звони, — и Мирза устало уронил трубку на дужки.

Несколько минут прошло в молчании. Николай Артемович, заложив руки за спину, подошел к открытому окну и стал глядеть в черное звездное небо. Ровно и мощно, как эскадрилья самолетов, рокотали моторы в компрессорной, решетчатые окна которой светились неподалеку. Плавно набирая голос, прогудел бархатный гудок на заводе Вано Стуруа и утих.. А телефон на столе Мирзы все еще молчал.

— Надо лифт убавить, Николай Артемович, — упрямо повторил Мирза.

— Позвони, пусть прибавят еще две атмосферы, — сказал Николай Артемович, глядя на небо. — Пусть доведут до сорока восьми.

Мирза снова взял телефонную трубку и прокричал распоряжение.

— Ну, что загрустил, жених? — Николай Артемович обернулся к нему. — В двадцать четыре года рано грустить. Я знаю — лифт убавить хочешь. Видишь, ты какой стал — меня учить начал. А помнишь, когда я главным инженером промысла был, как я тебе на папиросной коробке, на «Казбеке», схему подвески рисовал? Помнишь?

— Помню.

— А помнишь, как ты за мной бегал, когда восемьдесят шестая фонтанировать начала?

— Помню, Николай Артемович.

— Ну, вот видишь… А теперь совсем слушаться перестал. Подожди лифт убавлять, лифт убавить всегда успеем. Ты послезавтра доклад в научном обществе делаешь? В три часа. Приду слушать. План доклада написал?..

Дверь распахнулась, и в кабинет вошла Люба Липатова. Глаза ее сияли.

— Доставайте звезду с Большой Медведицы, мастер, — сказала она.

Мирза вскочил.

— Продавилась 3019-я?

— Доставайте звезду.

— Что за шуточки! — Мирза одернул спецовку и, вскинув голову, строго спросил: — Товарищ оператор, продавилась 3019-я?

— Продавилась, товарищ мастер, — сказала Люба.

Мирза бросился в распределительную.

— При чем здесь звезда? — удивленно спросил Николай Артемович.

— Мастер обещал, когда 3019-я продавится, мне звезду с неба подарить, — ответила Люба и вышла.

Вскоре вернулся Мирза.

— Давление падает. Нефть пошла наверх, — сказал он.

— Ну вот, — проговорил Николай Артемович, — а ты собирался лифт убавлять. Теперь ложись спать. Уже первый час ночи.

— Нет, я еще посмотрю.

— Что смотреть? Тажетдинов дежурит, а ты иди спать. Между прочим, знаешь, Мирза, почему у нас на промыслах способ добычи нефти открытым фонтанированием запрещен? Потому что открытое фонтанирование хотя в первые дни и дает много нефти, но очень быстро истощает нефтеносный пласт. И скважина становится малодебитной. Вот и нам с тобой, Мирза, на работе нельзя фонтанировать. Иди спать.

— Сейчас, Николай Артемович. План доклада напишу и лягу. Раз вы меня слушать придете, план тем более писать надо.

Заведующий уехал. Мирза позвонил в распределительную, чтобы разыскали Тажетдинова, достал книжку «Эксплоатация нефтяных скважин» и начал готовиться.

Через полчаса пришел Тажетдинов.

— В восемьдесят шестой промываем песчаную пробку, скоро кончим, — доложил он. — Восемьдесят девятую приехали торпедировать. Дел до черта. Всю ночь бегом бегаю. Нелегкое обязательство взяли — прямо скажу.

— Тебе, знаешь, что скажу, Исмаил… Бывает кое-где так, что берут… как бы тебе сказать… ну, застрахованные обязательства. Запрутся мастер с поммастером в культбудке, пересчитают запланированные мероприятия по скважинам, да не все, а только те, которые наверняка увеличат дебит, подсчитают, сколько тонн нефти сверх плана дадут эти мероприятия, скинут немного, чтобы поспокойнее было, а то, что останется, называют обязательствами. И спит себе мастер каждую ночь, и обязательства перевыполняются… Ты так хочешь?

Тажетдинов промолчал.

— Ты ведь знаешь, — продолжал Мирза, — я тоже все взвешу и все учту, а потом возьму и ко всему этому еще тысячу тонн накину. Я еще не знаю, как эту тысячу получу, — это-то и хорошо. Эта тысяча и заставляет нас с тобой каждый день новое придумывать и ребят наших заставляет думать. Поэтому наша работа не шагом идет, а бегом бежит. Борьба идет…

— Так можно и сто тысяч накинуть, — сказал Тажетдинов. — Надо же обязательство брать исходя из возможностей участка. На возможности надо смотреть…

— Если бы мы вспоминали только видимые возможности участка, — задумчиво проговорил Мирза, — то, может быть, наша бригада и не накинула бы эту тысячу тонн. А мы вспоминали в первую очередь слова товарища Сталина о том, что нам надо добиться получения 60 000 000 тонн нефти в год. Это для коммунизма надо. Вот что надо помнить в первую очередь, когда ты берешь обязательство, Исмаил. А возможности участков безграничны. Как ты думаешь?..