Лаура едва не поддалась желанию позвать Эйшу и попросить ее собрать вещи, чтобы, извинившись перед Эной и Арчи, покинуть Скалу с первым же пароходом, куда бы тот ни направлялся. Она так устала от бесцельных скитаний! Она познакомилась с Европой, с различными светскими сезонами, образом жизни, требовавшим показного конформизма и разрешавшим что угодно при условии сохранения внешней благопристойности. «Нет, — решила Лаура, — я не похожа на своих родителей, которым нравилось постоянно путешествовать, нигде не пуская корни, в этом отношении, я отличаюсь от них». Она хотела пустить где-то корни, нуждалась в месте, которое смогла бы назвать домом, куда смогла бы возвращаться после странствий. Ее отец и мать пустили корни друг в друга, поэтому чувствовали себя как дома где угодно.
«Мама посоветовала бы мне добиваться того, что мне действительно нужно», — подумала Лаура. Однажды мать, смеясь, рассказала ей кое-что про отца:
— В то время он жил с Консепсьон в маленькой асиендс. Когда я приехала туда, мне пришлось запугать ее с помощью ножа — если бы бедный Пако не увел девушку, я убила бы ее! Твой отец вернулся посреди ночи, не зная, что вместо Консепсьон в постели лежу я… Он ужасно рассердился и заявил, что не хочет меня! В конце концов, я вынудила его передумать — мне пришлось приставить к его горлу лезвие ножа, и тогда он снял трусы. Я даже слегка порезала его, чтобы он не думал, что я блефую! Но потом, — призналась мать тихим голосом, — все изменилось.
«Я не останусь здесь! — решила вдруг Лаура. — Эна должна научиться защищать себя сама. Я поеду в Испанию и найду его или вернусь домой в Мексику или Монтерей — и тогда он сможет приехать за мной!» Внезапно интуиция подсказала ей, что их отношения не закончились, что им еще предстоит объяснение.
— Я приготовила для мадемуазель ванну… Погруженная в свои раздумья, Лаура не видела и не слышала, как в комнату вошла Эйша.
Лаура всегда без тени смущения раздевалась в присутствии другой женщины или служанки. Но сейчас, сняв ночную рубашку и шагнув в круглую медную ванну, она почему-то почувствовала себя неуютно под пристальным взглядом девушки. Лаура прогнала это ощущение, сказав себе, что Эйша — марокканка, не привыкшая видеть обнаженное тело белой женщины. Эйша была весьма услужливой и, похоже, считала себя обязанной натереть Лауру мылом с сандаловым ароматом. Лаура снова погрузилась в воду; девушка смыла с ее тела пену, потом взяла полотенце и принялась нежно ее вытирать.
Пальцы Эйши задержались на грудях Лауры, ее сосках, между намыленных бедер. «Ну и что? — подумала Лаура. — Это ничего не значит». Она чувствовала, что о ней заботятся, как о ребенке.
Эйша расстелила на кровати новое полотенце, взяла бутылку с маслом и застенчиво спросила:
— Мадемуазель хочет, чтобы я натерла ее ароматизированным маслом? Обещаю, вам будет приятно. Оно впитывается в кожу, и та становится блестящей — мужчинам это очень нравится!
«Почему нет?» — спросила себя Лаура, отбрасывая прочь сомнения. Она легла лицом вниз на полотенце и позволила Эйше втереть масло сильными и чуткими пальцами в каждую точку ее тела. Лаура почувствовала, что массаж снимает напряжение, наполняет тело новыми, приятными, ощущениями. Втирая масло, Эйша двигалась от пяток к плечам и рукам, потом попросила Лауру перевернуться. Масло пахло жасмином и гарденией, оно снимало тревогу.
Когда Лаура перевернулась, марокканка занялась внутренней стороной ее рук, кончиками пальцев от шеи двинулась к плечам, стала нежно поглаживать груди Лауры. Пальцы девушки обхватывали каждую грудь и скользили вверх, едва касаясь сосков.
— У мадемуазель такие красивые груди и чудесные малиновые соски, — пробормотала Эйша, ласково потянув вверх каждый сосок. — У мадемуазель великолепное тело!
Лауре казалось, что она находится в каком-то сладостном трансе; руки и пальцы Эйши продолжали ловко и искусно массировать ее живот, темный треугольник, ноги. Девушка добралась до внутренней стороны бедер, начала мягко ласкать их. Затем Эйша налила масла из бутылочки между бедер; ее пальцы трепетали, точно крылья бабочки, скользили по коже, слегка заходили внутрь Лауры.
— Мадемуазель везде очень красива — да, везде, — прошептала Эйша, продолжая поглаживать Лауру. Внезапно почти загипнотизированной Лауре показалось, будто кто-то смотрит на нее, следит за всем происходящим. Овладев собой, она резко приподнялась, но никого не увидела. Лауре пришлось признать, что Эйше удалось своими нежными и искусными прикосновениями пробудить в ней приятное волнение.
— Спасибо, — сумела, наконец, произнести Лаура, надеясь, что ее голос прозвучал достаточно спокойно. — Мне было… очень приятно, я прекрасно расслабилась. Но сейчас мне пора одеваться для приема.
На губах Эйши появилась еле заметная лукавая улыбка. Кивнув Лауре, девушка отступила на шаг назад.
— Конечно, мадемуазель. Я помогу вам одеться, если вы скажете, какое из ваших прекрасных платьев хотите надеть. — Помолчав немного, она тихо добавила: — Я готова сделать все, что пожелает мадемуазель. Буду рада доставить вам любое удовольствие.
«Интересно, — подумала Лаура, пока Эйша выкладывала для нее одежду, быстро и бесшумно шагая босиком по комнате, — как воспринимает все это Эна, если только ее горничная такая же услужливая, как Эйша». Она хотела поскорее увидеть Эну и поговорить с ней. Растерянная и смущенная, Лаура находилась во власти каких-то сильных чувств и желаний, таившихся внутри ее и готовых в любой момент вырваться наружу; она испытывала потребность поговорить с кем-то, довериться кому-то, хотела, чтобы Эна побыстрее оделась.
Хелена уже почти оделась; она тоже хотела побеседовать с Лаурой перед приемом. В ее комнату вошел безупречно одетый Арчи. В руке он держал плоскую, завернутую в тончайшую бумагу коробку. Арчи бросил ее на туалетный столик, и Лаура спросила себя, почему он решил преподнести ей подарок, — такой поступок был для него необычным.
Фатима — марокканка, которой Арчи велел прислуживать Эне, — застегнула последнюю пуговицу на ее платье.
— Дорогая жена, сегодня ты выглядишь превосходно, — произнес он с оксфордским акцентом, к которому Эна так и не привыкла. — Эта маленькая штучка, которую я купил тебе, сделает тебя еще более красивой. По-моему, она тебе очень подойдет.
— Спасибо, Арчи. — Хелена нетерпеливо повернулась к Фатиме, которая продолжала крутиться возле нее: — Ты можешь идти, Фатима!
— Дражайшая супруга, — сказал Арчи, — я уверен, что в самое ближайшее время тебе понадобится помощь Фатимы! Скоро ты это поймешь. — Он окинул Эну критическим взглядом, отчего та смутилась. — К сожалению, мне не нравится платье, которое ты выбрала для сегодняшнего приема. Ты должна позволить мне самому выбрать для тебя наряд. В конце концов, мужчина имеет право выбирать туалеты жены и решать, в чем она выглядит лучше всего. Ты согласна?
Не дав Хелене шанса возразить, Арчи повернулся к Фатиме.
— Немедленно раздень госпожу, — приказал он, — а я тем временем изучу ее гардероб и выберу что-нибудь подходящее. Поторопись — мы не имеем права опаздывать. Конечно, корсет и чехол должны подходить по цвету к платью, поэтому сними с госпожи все.
Фатима уже начала расстегивать пуговицы на спинке платья, когда Хелена пришла в себя и оттолкнула девушку.
— Арчи! Не знаю, какая муха тебя укусила, но у меня нет времени переодеваться. К тому же я не понимаю, чем плохо это платье!
Ее муж рассматривал туалеты, которые Фатима уже повесила в шкаф. Не обращая внимания на возражения Эны, он достал темно-золотистое атласное платье, отделанное парчой и черными кружевами.
— Вот это подходит для сегодняшнего вечера, моя дорогая. Мне не нравится твое синее платье. У него слишком глубокий вырез, и я не хочу, чтобы моя жена расхаживала перед моими друзьями, точно шлюха, демонстрирующая свои прелести!
Хелена посмотрела на него с изумлением:
— О чем ты говоришь? Арчи, я не понимаю! И тебя я тоже не понимаю. С момента моего приезда сюда ты был… Мне кажется, что я совсем тебя не знаю!