Когда Лаура оставалась одна, ей приходилось внушать себе, что это не мог быть он. Такого она бы не перенесла. «Это всего лишь подлый Трент Челленджер, которого я однажды встретила в Мексике», — насмешливо уверяла себя Лаура. Того Трента она презирала так же сильно, как и нынешнего. Головорез в обличье английского герцога! Почему он не хочет оставить ее в покое? В конце концов, у него была покладистая леди Вестбридж, с которой он мог играть в свои игры! Какую игру он пытается вести с ней? Что от нее хочет? Лаура даже не желала думать об этом. Она пожаловалась Хелене, хотя и не рассчитывала на помощь подруги.

— Не выношу этого человека! Ты не представляешь, как меня бесит то, что я вынуждена — исключительно ради приличия — быть с ним вежливой!

— Я заметила, — сказала Хелена, — что при каждой встрече вы тотчас же начинаете препираться. Знаешь, мне кажется, что в некотором смысле… вас тянет друг к другу. Не сердись на меня, Лаура, но я действительно думаю, что причина заключается именно в этом.

— Господи, Эна! — Лаура прищурила глаза. — Не понимаю, почему ты так считаешь. Я препираюсь с ним? Меньше всего на свете мне хочется… — Перебив себя, она внезапно добавила: — Надеюсь, что ты — единственный человек, который так думает, потому что в противном случае, я умерла бы от стыда!

— О, я уверена, что это вижу только я! — попыталась успокоить подругу Хелена. — И лишь потому, что слишком хорошо тебя знаю. В любом случае ясно, что ты вызываешь дикую ревность у леди Вестбридж. Замечаешь, какие злобные взгляды она бросает в твою сторону?

Лаура старалась появляться на людях в обществе одного из своих обожателей. Мишель Реми оставался пылким поклонником Лауры; когда она осматривала достопримечательности или ездила верхом, ее сопровождал лорд Энтони; иногда к ним присоединялась его сестра. И конечно, Реджи Форрестер с прежним усердием добивался внимания Лауры, несмотря на обилие соперников.

И все же Лауре казалось, что избежать его невозможно. Она постоянно видела саркастическую, кривую, многозначительную улыбку герцога. При каждой возможности он выводил ее из себя едкими замечаниями и язвительными выпадами. Она мечтала о том, чтобы он оставил ее в покое, не мешал наслаждаться лондонским сезоном.

Однако Лаура с разочарованием убедилась, что лондонский сезон состоял из тех же увеселений, с которыми она познакомилась в Париже. Только в викторианской столице все вели себя с гораздо большей осмотрительностью. Здесь приходилось проявлять значительную осторожность (Лаура возмущенно называла это лицемерием), дабы общество не узнало о том, что человек наслаждается чем-то недозволенным.

«Это только усиливает желание вкусить запретный плод», — говорила себе Лаура.

Трент Челленджер. Почему она думает о нем?

Лаура обнаружила, что литературная работа, которой она занималась в промежутках между непрерывными светскими приемами — иногда в своей комнате, иногда в парке во время утренних прогулок, — помогала ей заполнять свое существование чем-то настоящим; сейчас она, как никогда, нуждалась в этом.

После многочисленных телефонных звонков, которыми они с Фрэнком Харрисом обменивались в течение последних насыщенных недель, Лаура наконец нашла время появиться в его кабинете. Она пришла с кипой исписанных страниц, и благодаря Фрэнку некоторые ее статьи были приняты в «Сатердей ревью» и «Пэлл-Мэлл газетт»; она даже опубликовала очерк в недавнем выпуске «Мелочей» — да, это была бульварная газетенка, но там платили весьма неплохо! Лаура получала удовольствие от сочинения «беллетристики», основанной на реальных событиях, происходивших с реальными личностями; эти произведения заставляли читающую публику гадать, о ком идет речь.

Похоже, Фрэнку нравилась ее работа. Лаура тоже нравилась ему — может быть, даже чересчур сильно. Он попробовал снова соблазнить ее, словно забыл о том, что его первые парижские попытки подобного рода закончились неудачей.

Однажды, когда Лаура, находясь в его кабинете, собралась встать и уйти, он взял ее за руку и внезапно произнес:

— Лаура, почему бы тебе не лечь со мной в постель? У меня есть неподалеку маленькая квартира, там нас никто не побеспокоит, обещаю тебе! Пойдем со мной, дорогая, отбрось все сомнения! Клянусь, я сделаю тебя счастливой!

— Фрэнк, ты знаешь, что я не могу это сделать. Я уже говорила, что хочу иметь тебя в качестве друга и отношусь к тебе как к другу. Если мы отправимся сейчас в твою квартиру, думаю, мы все испортим — во всяком случае, для меня. Мне и так приходится отбиваться от стольких мужчин! Пойми меня. Я не знаю причину. Может быть, просто сейчас неподходящее время. Я знаю, что ты отличный любовник. Много слышала и даже читала об этом. Но не для меня — и не сейчас.

— Черт возьми, Лаура, — раздраженно произнес он, отпуская ее руку, — я знал, что ты скажешь это! Что ж, если боги так решили, так оно и будет. Но помни, что, если я понадоблюсь тебе, всегда можешь рассчитывать на меня. Или если ты изменишь свое решение, захочешь поговорить с другом, прижаться к любящему тебя человеку — я всегда рядом, и ты это знаешь.

Глаза Фрэнка неожиданно сузились, голос его изменился.

— Но я хотел бы знать кое-что — как литератор. Что чувствует девушка, которую все добиваются? Может быть, тебе стоит сделать это темой твоей следующей статьи? Конечно, — торопливо добавил он, — ты воспользуешься новым псевдонимом, и никто не догадается, кем она написана! И все же, — Фрэнк засмеялся, — по правде говоря, я хотел бы знать, как ты справляешься с этой проблемой. И как тебе удается удерживать на расстоянии Трента. Я знаю, что он крепкий орешек.

— Это, — сухим тоном произнесла Лаура, — касается только меня, и больше никого.

Фрэнк поднял руку:

— Хорошо, хорошо. Кажется, такой же ответ я получу от Трента… Нет-нет, — добавил он, заметив появившуюся на ее лице недовольную гримасу. — Я не собираюсь копаться в этом. Больше ничего не скажу. Вы двое должны уладить ваши проблемы… может быть, объясниться?

— Черт возьми, Фрэнк, — выдавила она из себя.

— Хорошо, — с надеждой произнес он, — если ты пожелаешь пробудить в нем ревность, то всегда можешь…

— Я не собираюсь пробуждать в нем ревность. Не хочу, чтобы он ревновал. Не хочу его. И прошу тебя остановиться, иначе нашей дружбе придет конец!

— Извини, извини! Обещаю тебе: больше ни слова о нашем мрачном герцоге! — торжественно произнес Харрис, однако Лауре не понравился сверкнувший в его глазах огонек, и она хмуро посмотрела на Фрэнка.

— Надеюсь! Мрачный герцог! Звучит как название. — Глаза Лауры округлились, на ее губах появилась зловещая улыбка. — Да! Точно! Дорогой, дорогой Фрэнк! — Она склонилась над столом, поцеловала растерявшегося Фрэнка и, засмеявшись, отвернулась от него. — Да, конечно — готический роман! Мрачный герцог. Я напишу роман, а ты поможешь мне опубликовать его! Поможешь, Фрэнк? Обещай!

После разговора с Фрэнком Харрисом Лаура и правда загорелась идеей написать что-нибудь в готическом стиле — настоящую сатиру на него. «Негодяй зашел слишком далеко!» — в ярости подумала Лаура. Гнев мешал ей заснуть, поэтому она решила писать. Выставить Трента на осмеяние публики.

Они только что вернулись в Седжвик-Хаус с вечеринки, устроенной лордом и леди Латимер, где Лаура, как обычно, встретила Трента — на этот раз без леди Вестбридж. Эна и леди Онория отметили этот факт, тем более что герцог то и дело посматривал в ее сторону — чуть ли не с ненавистью.

— Мне все равно, как он на меня смотрит, — невозмутимо сказала Лаура. — Лишь бы он не приглашал меня танцевать!

Но, к сожалению, Трент сделал именно это — в тот момент, когда лорд Энтони отошел от Лауры, чтобы принести ей бокал с пуншем. Леди Онория предупредила девушку, что обычная вежливость обязывает ее принять приглашение, к тому же герцог был другом ее родителей. «Хорошо, — подумала взбешенная Лаура, — я не позволю ему смутить меня! Не позволю ему увидеть мое волнение!»