Попутчики почему-то не сердились. Сохраняя чувство юмора и понимания, что к чему, сочувствовали мне и себе заодно. Звали: давай, давай, скорей, под брезент!

Однако странно, и кузов, и все неприятности в нем, окропленные коротким парким дождем, словно сроднили всех. Это было, пожалуй, самым редким, неожиданным чувством, схожим с чувством товарищества и любви.

Полюбил открытые кузова. Причуда не причуда, страсть не страсть, а все ближе к ветвям берез и елей, к горам ближе, к дымке тающих просторов. В кузове — как на свободе: все доступно, все щедро, до всего, кажется, можно дотронуться. Подставить лицо встречному ветру, особенно в теплые солнечные вечера, когда прохладные струйки, идущие от реки или ручья, перемешиваются со струйками теплыми, парными, подхваченными с камней, деревьев, полян. Впитывать краски, звуки, созданные природой картины, меняющиеся за каждым поворотом, вдыхать густые запахи, чуть остуженные ветерком. Это ли не чудо. Я осторожно касался природы. Природа — меня. Души наши были обнажены, но мы словно боялись друг друга. Словно боялись что-то вспугнуть, разрушить. Окружающее входило в меня по капельке росы, дождинке, блестящему лучику смолы на сосне, по листику березы, по блику на перекатах, по каждому камешку, травинке. Вливалось вдруг синью берез, по стволам которых прошла вечерняя тень, золотом сосен, изумрудом елей. Я закрывал глаза и растворялся в нежности, уходя в сон, в котором не терялась связь с запахами, красками, звуками, линиями, пятнами — всем встречным потоком, который затягивал в себя все сильнее и сильнее.

Дыши полной грудью! И радуйся! Наслаждайся жизнью. Всю тяжесть, снимет с души. Все боли выветрит. Пусть на время лишь придет облегчение, очистится душа, но именно в эти минуты наберешься сил на будущее, словно напьешься из холодного целебного родника.

«…Это они забили первые колышки, где сейчас живут две тысячи жителей. Это он, Геннадий Потапов, таскал по грязи первые рельсы на станции Карламан, валил деревья возле реки Инзер, прорубал первую просеку, работал лесорубом, путейцем. А когда в поезде стали гадать, где найти нового бригадира монтажников, Геннадий возглавил бригаду. Нет, не деньги руководили им, а рабочая совесть…» — так писала районная газета. Спросил я потом Геннадия, что больше всего запомнилось из первых дней стройки. Он сказал: «Запомнил, как было тяжело долбить мерзлый грунт. Все же вручную приходилось тогда делать».

Старший Потапов был на подхвате, и что бы ни делал, все в лад. Хотя нелегко переключать себя с одной работы на другую, когда времени на переучку и «притирку» не дается: надо выручать поезд и почти всегда срочно! Да к тому ж добротно чтоб, без хвостов-переделок. Вот и выходило — универсал и незаменимый человек Геннадий.

Ну, а младший брат, Николай? Старший Потапов говорит о нем: «Старается подражать. Хоть я его и считаю еще «несовершеннолетним». Забота о брате, покровительство и надежда? Так и должно быть. Но Николай стремился к самостоятельности. И долгое время оба брата работали в разных бригадах. Но потом сошлись в одной, которой руководил опытный бригадир Александр Михайлович Китаев. Помогал братьям и прораб Юрий Байгозин. Позже Геннадий написал мне в письме: «Моими первыми наставниками были Александр Китаев и Юра Байгозин. Всегда с ними советовался. Брал с них пример…»

Но и с Геннадия брали пример, подражали ему. Врубится в работу, не остановишь. Подражание простое, вставай рядом с ним и тоже врубайся! То есть ходи по колено в грязи, в дождь и в снег. Подставляй лицо сквозному ветру, от которого не укрыться, не увернуться. Особенно на монтаже водопропускных труб закалку прошли что надо. Три трубы в Кабаково, под боком. Но зато шесть — в Карагае, в горах. От Карламана шестьдесят с лишним километров. Половина из них по бездорожью. Через ручьи, речки и болота. Доставлять блоки тяжело. Ждешь их, проклиная все на свете. А потом нажимаешь в две смены да еще выходные прихватывая. Обижались ребята, ворчали, но не расхныкивались. Понимали, что не все зависит от человека. Техника хоть и мощна, но поднимутся реки после дождей, и встала она. И все остальное — тоже. Народ в бригаде бывалый, говорит Геннадий. Тертый-перетертый. На смекалке живет, как на дрожжах…

— Взять Зинура Ахметшина, — рассказывал Геннадий. — Был у меня в бригаде старшим рабочим. Парень как парень. А потом? Потом сам бригадиром стал… Трубы освоил — на гражданское строительство перешел.

Что же, выходит, не бригада у него, а курсы по усовершенствованию личного состава поезда? «Что-то вроде этого», — улыбается Геннадий.

Через год встречаю старшего Потапова в Карламане. Спрашиваю:

— Как там Зинур Ахметшин поживает, не забыл бригаду?

— Какое забыл? Нас на соревнование вызвал!

Не поверили этому вначале. На своих же решил замахнуться? Гонор поднял? Не уступим, ребята, а?.. Посоревнуемся с Зинуром, пусть успокоится.

— И что вышло?

Геннадий достал блокнот, перелистал.

— Сами судите. У нас, например, в этом месяце вышло 118 процентов, а у Зинура лишь 105. Есть, разница? Все остальные показатели равные. Но Зинур не успокоится. К чему привык — не отвыкнешь.

После труб снова на путейские работы. К привычному запаху шпал. К рельсам, поблескивающим в утренней росе. К родному костыльному молотку с отполированной ладонями деревянной рукоятью.

Рельсы послушны рукам, но, приобретя стройность, как бы отделяются от человека и уходят в самостоятельную жизнь. Но родство не разорвёшь! Рельсы манят за собой, зовут в новые неведомые дали.

Укладка рельсовых звеньев с помощью путеукладчика играючи идет, весело: темп, скорость, только поспевай шевелиться! Хотя, конечно, нелегкий труд. Но когда вручную… Не каждому по силе. Двадцатипятиметровый рельс весит более тонны. Его надо сгрузить с платформы, подтащить, поставить на шпалы, пришить костылями. (Костыль — железный четырехгранник, напоминающий зубило. Верхняя часть костыля с выступом-козырьком и круглой шляпкой). После этого «наживленный» путь начинают долго «вынянчивать»: засыпать между шпалами речной гравий и щебень, подбивать их под шпалы, выравнивать рельсы по бокам, по высоте, по длине (чтобы стыки совпадали и имели необходимый зазор) — то есть вести балластировку, рехтовку, выправку, разгонку. По этим путям тепловозы пускают. Обкатку делают, недостатки выявляют. После — повторная отделочная работа. Пом еще и еще. И все вручную — ломами, домкратами и электрическими шпалоподбойками. Домкраты весят до сорока килограммов, шпалоподбойки до двадцати. Потаскай-ка их с места на место! А ведь еще надо работать ими, мозоли набивать.

Больше всех, пожалуй, в СМП-340 этим занимались бригады Евгения Михайловича Александрова и Александра Михайловича Китаева. А значит, и братья Потаповы со своими товарищами.

Но как ни липли к рельсам, трасса снова звала на помощь. На прорыв. Геннадия Потапова просили: помоги, выручи. Или просто говорили: готовься, Геннадий, к новому, очень важному делу. Значит, опять перестраиваться? Все испробовали братья Потаповы, все испытали. Но однажды Геннадию поручили вовсе незнакомое дело. Сказали: вот тебе участок Карламан — Азово. Более пятидесяти километров. Задание: установка опор для контактной сети электропередачи. Создавай новую бригаду. Вот тебе… три человека. На пятьдесят-то километров!? Сказали: больше нет людей. Геннадий позвал младшего брата. Давай, Николай, иди на выручку к старшому. Дело серьезное. Покажи, на что способен. Пришел Николай. Стало четыре человека. Вместе с Геннадием — пять.

Раис Закиров, член бригады, — не новичок на «железках», поднаторел на путях, но опоры никогда не ставил. Раис Абдурахманов только что из армии вернулся. Какой из него монтажник? Сергей Гнездилов из Салавата приехал — учить надо. Остается один бригадир, он — сам. А сам тоже — невелик мастер в этом деле. Очень ответственном и срочном!.. Как работать? Зачем согласился?.. Тут еще смешки послышались со всех сторон: опять на повышение! Далеко пойдешь, Гена! Только не упади… вместе со своей опорой… А то некому работать-то будет!