— Нет! — хором выкрикивала очередь, включая и тех, кто уже вошел в лавку.
— Зонтик?..
— Нет! — еще громче надрывалась очередь.
— Тогда… что это? — вопрошал Франек, внимательно рассматривая газету.
— Журнал! — кричали ему. В эту игру возле лавки мои земляки играли вот уже две недели и знали, как следует отвечать.
— Неверно! — ревел Франек, делая вид, что страшно сердится. — Вы что, не можете отличить от журнала ежедневную газету? Боже, в какие времена мы живем! Ну уж нет! Читать я вам не стану.
— Не сердитесь, пан Франек. Почитайте немножко. В последний раз… —упрашивали его зрители, подмигивая друг другу.
— Так я ж неграмотный. Разве могу я что-нибудь прочесть? — отбивался Франек.
— Простите вашего брата. Что он понимает? Прочтите статеечку, ну хоть одну… — умоляли зрители, испытывая при этом ни с чем не сравнимую радость. Они чувствовали себя актерами, и им не терпелось доиграть роль до конца.
Франек разворачивал газету, листал ее. Искал, что бы такое прочесть.
— Вот тут, на пятой странице, коротенькая заметка. Пожалуй, я мог бы вам ее прочитать.
Все умолкали. Некоторые, не в силах сдержать возбуждение, подталкивали соседа локтем в бок. Франек начинал:
— “Вчера в Люблине был задержан пятидесятипятилетний вагоновожатый. Вечером в часы пик он похитил трамвай шестнадцатого маршрута…”
— Пан Франек, вы держите газету вверх ногами… — выкрикивали из очереди. Франек переворачивал газету и продолжал:
— “Целый час он ездил по городу, не обращая внимания на просьбы запертых в вагоне пассажиров. Лишь после того, как власти приняли решение перекрыть движение в городе, украденный трамвай удалось остановить”.
Франек перевернул страницу, словно перед ним была книга.
— “В результате долгих переговоров с невменяемым вагоновожатым полиции удалось добиться освобождения перепуганных пассажиров. Пока стороны договаривались, общественный транспорт в Люблине стоял. Лишь поздно вечером угонщика уговорили покинуть трамвай. Он объяснил свой поступок тем, что всегда мечтал хоть раз вернуться с работы домой на любимом трамвае”.
В очереди громко захохотали.
Франек торжествовал:
— Ну и фрукт, верно? Хорошо еще, что он не был пилотом! Люди рыдали от смеха. Даже хозяин лавки, пан Вацек, вышел на улицу поглядеть, что происходит.
— Почитайте еще… еще что-нибудь, пан Франек… — наперебой кричали зрители, смахивая слезы. Франек тут же посерьезнел и принялся листать газету. На предпоследней странице задержался и объявил:
— Про авиакатастрофу. Пойдет?..
— Авиакатастрофа… — выдохнули слушатели, будто ничего смешнее им слышать еще не приходилось.
Франек обвел всех взглядом, очередь замерла. Хозяин лавки, пан Вацек, стоял, прислонившись к дверному косяку, в ожидании, что за этим последует. Франек начал читать:
— “В прошлый понедельник на борту пассажирского лайнера, выполнявшего рейс Краков — Берлин, произошел несчастный случай, стоивший жизни двум пассажирам…”
— Но этой газете уже три года… — крикнул кто-то. Пропустив замечание мимо ушей, Франек продолжал:
— “По не установленным до сих пор причинам через четверть часа после взлета открылась дверь запасного выхода. Прежде чем экипаж успел принять необходимые меры, двоих пассажиров вытянуло за борт…”
Слушатели разразились хохотом.
— “Как выяснилось, в результате инцидента пострадали некий богатый бизнесмен и сапожник из Варшавы, всю жизнь копивший на это путешествие. Когда они поняли, что произошло, бедняги разговорились. Сидя в самолете, они не чувствовали друг к другу особой симпатии, теперь же стали гораздо общительнее. Они падали, оставаясь на таком же расстоянии друг от друга, как прежде в самолете, и могли достаточно хорошо слышать друг друга, если старались говорить погромче. Под влиянием шока оба продолжали вести себя так, будто все еще находились в самолете. Бизнесмен рассказывал сапожнику о своей семье и о добермане, показал ему фотографию своей виллы. Когда ветер вырвал фотографию у него из рук, пришел черед сапожника, и тот поведал о своем домике с крышей из черного рубероида.
Через пять минут полета, когда земля внизу была уже хорошо видна, оба замолчали. Они вывалились из самолета как раз во время обеда, поэтому у каждого в руках оказалась бутылочка вина. Они чокнулись и выпили. Выброшенные бутылочки взмыли вверх, мужчины переглянулись: волосы у них стояли дыбом, они почти синхронно взмахивали руками. Внезапно заметили, что очень друг на друга похожи, и удивились, как это не пришло им в голову раньше. Они назвались. Фамилии были одинаковые. Удивительное совпадение! Оказалось, что это родные братья, которые не виделись с детства и ничего друг о друге не знали.
На радостях они обнялись и поклялись отныне никогда не разлучаться. Внизу они увидели озеро. Растерянно переглянулись и через несколько мгновений рухнули в воду. Больше никто их не видел…” — с чувством глубокого удовлетворения закончил Франек и сложил газету.
— Они оказались братьями! — радовались слушатели.
— …Падая, еще успели бутылочку распить… Потом это озеро… — гудела очередь.
— Их до сих пор не нашли, — добавил Франек.
Пан Вацек, хозяин лавки, который видел эту сцену впервые и не знал еще, что это просто комедия, аж покраснел от удовольствия. Он отступил в сторону, освобождая проход, и повернулся к Франеку:
— Входите-входите, пан Франтишек, прошу… Мне еще не приходилось слышать столь интересной статьи… Здесь вас обслужат без очереди… У вас, конечно же, мало времени и вообще…
Франек с удивлением посмотрел на хозяина и обвел взглядом остальных, выжидая, как отреагируют в очереди. Никто ничего не сказал, зрители изо всех сил старались сдержать смех, догадываясь, что за этим последует.
—Входите же… Входите,—манил его пан Вацек. Франек сунул газету в карман брюк, показывая, что сегодня читать больше не намерен, и последовал за хозяином.
— Чего изволите? — осведомился Вацек, заступив за прилавок. Снаружи люди облепили окна лавки, чтобы ничего не пропустить. Франек выложил свой список.
— Восемь булочек, пачку чаю и килограмм помидоров, — выпалил он. — Вот, прочтите сами.
Он протянул листок хозяину. Вацек уставился на художества пани Мушек.
— Могу повторить, — сказал Франек. — Восемь булочек, пачку чаю и килограмм помидоров. Или вы читаете не лучше меня, пан Вацек? — прибавил он с тревогой.
— Сию минуту, — пробормотал сбитый с толку Вацек. В третий раз за утро в очереди смеялись до слез.
Вечером Франеку досталось. Шагая по кухне из угла в угол, сапожник Мушек осыпал брата упреками. А тот, понурив голову, сидел за столом и слушал.
— Ты выставляешь нас на посмешище! — причитал сапожник. — Не успел приехать, а на тебя уже пальцем показывают.
— Я здесь целых три недели, — тихо возразил Франек. Мушек остановился и уставился на брата:
— Ну как ты не понимаешь? Ты же неграмотный!
Франек кивнул.
Пани Мушек внесла еду и поставила на стол.
— Сегодня у нас тушеный окорок, — возвестила она. — Любишь окорок, Франек? Франек посмотрел на тарелку. Казалось, при виде еды он тут же позабыл все, что говорил брат.
— Больше всего на свете! — обрадовался он. Сапожник глубоко вздохнул:
— С завтрашнего дня будешь мне помогать в саду. Работа — лучшее средство от этого твоего чтения.
— Угу… — кивнул Франек. Его рот был занят едой.
Но еще в тот же вечер сапожнику Мушеку довелось услышать, как Франек, который читать не умеет и уже никогда не научится, в своей комнате себе самому громко читает историю о пропавших без вести братьях, которые вывалились из самолета.
В то лето, когда объявился брат сапожника Мушека, в нашем лесу было на удивление много птиц. Непонятно, откуда они взялись. Воробьи, скворцы, певчие и черные дрозды — вся эта огромная птичья стая рано по утрам взмывала в воздух и отправлялась на поиски корма. Чаще всего путь их лежал в наши сады, где росли подсолнечники и зрели сладкие груши.
