В конце концов матерям и дочкам не осталось ничего другого, как смириться с судьбой, оставить брадобрея в покое и готовиться к нападению на сапожников, бондарей и пекарей в поисках выгодной партии.

Так вот, нежелание брадобрея жениться казалось немного диковинным, но во всем остальном в глазах людей он был человек как человек и зарабатывал свой хлеб насущный там, где Бог ему велел.

И все же в тихом омуте известно кто водится, и брадобрей в этом отношении не был исключением. Втайне ото всех он помаленьку воплощал в жизнь свою мечту, ведь не для того он родился на этот свет, чтобы каждый день брить бороды, стричь волосы и пускать кровь. Поздним вечером после работы брадобрей заботливо собирал состриженные волосы и прятал их в предназначенный для этого сундучок. Но двигали им вовсе не темные помыслы.

Как и все местные, брадобрей слышал о Ныряльщице за жемчугом по прозвищу Голое Темечко, которая приехала из далеких стран, где за короткое время невиданно разбогатела на ловле жемчуга, и поселилась неподалеку. Ей принадлежали за городом белые дома особой постройки с бассейнами, в которых под камнями, как болтали люди, она хранила свои самые большие жемчужины, с парками, полными забавных деревьев диковинной формы, охраняемых черными людьми. Впрочем сторожили их напрасно, ни один человек в здравом уме и ноги не сунул бы в этот ад.

Итак, от частых ныряний за жемчугом Ныряльщица совсем облысела, и тут бессильно было все ее богатство. До сих пор ей никак не удавалось подобрать подходящий парик, который сидел бы на голове как влитой, чтобы при взгляде на свое отражение ей не хотелось больше разбивать зеркало вдребезги, как она делала уже не раз. Она рассорилась со многими всемирно известными мастерами по изготовлению париков, которые по приглашению Ныряльщицы приезжали в ее необычные, а потому опасные владения с трепещущим сердцем, но ведь за деньги и сам Черт танцует, что уж говорить о наших мастерах! Клейщики соломы, чесальщики пакли, скребни щетинные, бранила их она, выгоняя из своего дома, а их парики нахлобучивала на головы своих черных людей.

В конце концов лысая Ныряльщица распространила по окрестностям весть: того, кто изготовит парик, который ей понравится, она увезет с собой в далекие страны и в только ей одной известных местах позволит доставать своими руками из глубин красивейшие жемчужины. «Это подстегнет безумцев, — подумала мудрая не по годам и многое в жизни повидавшая Ныряльщица, — ведь что не могут мастера, могут безумные».

Своими руками доставать жемчуг из глубины вод в чужой невиданной стране — о такой жизни стоило мечтать наяву, что и делал брадобрей каждую минуту, чистил ли он вывеску, брил ли бороды, пускал кровь или же играл в корчме в карты. Как вы уже догадались, окрыленный своей заветной мечтой, брадобрей задумал ни больше ни меньше, как изготовить такой парик, который заставил бы Ныряльщицу затаить дыхание от удивления и восторга. Именно для этого он так тщательно собирал срезанные волосы, а еще изготовил из дерева голову и тоненькую надежную сеточку к ней. Поздним вечером возвратившись из корчмы, где он принимал водочки лишь для бодрости, брадобрей ночь напролет клеил волосы на прочную сеточку, натянутую на деревянную голову. Работа была на редкость сложной и утомительной, но брадобрей уже видел себя ныряющим в лазурные воды, где среди подводных зарослей прячутся раковины, хранящие самые красивые жемчужины. Заглядывая еще дальше вперед, он видел себя в белой одежде под невиданным деревом, перебирающим свой роскошный улов, и эта картина придавала ему новые силы.

Настал день, когда парик был готов. Вид у него был действительно необычный — разноцветный, с короткими и длинными прядями, однако производил он, и отрицать это было нельзя, неизгладимое впечатление. К тому же парик был сделан из настоящих волос!

С трепещущим сердцем и покрасневшими от недосыпа глазами, с париком в деревянном сундучке брадобрей явился к лысой Ныряльщице. Еле живой от страха, проскочил он мимо черных стражей и был любезно препровожден к белому дому, где в удобном кресле в передней сверкало само Голое Темечко. На удивление, брадобрею она даже без волос показалась весьма хорошеньким созданием, которое тотчас же проворно вскочило и велело ему показать свое творение. И случилось чудо — парик в два счета превратил Ныряльщицу в неоспоримую красавицу. От восторга она стала кричать и исполнять необычный танец, которому, наверное, научилась в далеких странах в промежутках между ловлей жемчуга.

Вот редкий случай, когда обещанного три года ждать не пришлось. Ныряльщица действительно увезла брадобрея с собой в далекие страны. И все произошло так, как он несчетное количество раз представлял себе во сне и наяву. Единственное, что он не предусмотрел, так это что попадет в любовные путы к носительнице своего парика. Однако от частых ныряний он тоже облысел, и тут-то Ныряльщица его бросила. Но, извините, брадобрею уже не было до этого никакого дела — он счастливо продолжал нырять за раковинами и сидеть под невиданным деревом, и лучи солнца одинаково играли в жемчужинах и на его лысой макушке.

Перевела М. Сиунова

ИНГА АБЕЛЕ (1972) — уроженка Риги, изучала библиотековедение, затем биологию и, наконец, словно подводя итог почти одиннадцатилетним тренировкам по конному спорту в Скривери, резко изменила свой образ жизни и переехала в Талси, так как в имении Окте требовался тренер. Через несколько лет, поработав в разных местах, И. Абеле поступает в Академию культуры, чтобы заняться драматургией. Поначалу она писала и публиковала стихи, но по-настоящему была замечена как самый успешный дебютант в прозе 1997 года и стремительно вошла в латышскую литературу со сборником «Дом с колодцем» (1999). Сейчас она известна также как автор книги стихов и ряда пьес.

В рассказах И. Абеле будто бы ничего не происходит, однако чувствуется присутствие чего-то очень значительного, влияющего на существование человека, его самоощущение и отношение к жизни, это нечто не имеет названия, оно подобно легкому веянию или аромату цветов в воздухе. Писательскому почерку И. Абеле присуща эта неуловимость, которая, тем не менее, имеет ярко выраженный вкус реальности.

И был вечер. И вечер, как сиреневое растрепанное боа танцовщицы варьете, реял над ржавыми крышами. Андрей завел машину, и Кице проснулась. Глаза ее сощурились в смешливых морщинках, она тихонько почукала — чук-чук-чук.

— Мне снилось, будто я еду на громадном железном паровозе, колеса стучат. И лучше всего — в туннелях, потянешь за веревочку свистка — ту-ту-у… А еще — там был дым, — добавила она, как бы оправдываясь.

Андрей устало провел по лицу ладонью. У меня лицо грубое и злое, подумал он. Кице такого не заслужила.

— Тебе пришлось долго ждать.

— Нет же, мне снился сон. Я ехала на паровозе — ту-ту-у.

Кице снова нырнула в капюшон куртки. Андрей медленно повернул руль, и они выехали на сонное шоссе.

— Куда мы едем?

— Мы едем тяпнуть по рюмочке, — ответил Андрей, переключая скорость. Машина вздохнула и мягко влилась в общий бег. Солнце впереди было уже не сиреневым, а неестественно красным. Такого цвета вообще нет, такого солнца не бывает, подумала Кице, — ни в природе, ни на бумаге. Смешай художник такую краску, ему никто не поверил бы.

— Хорошо, — удовлетворенно протянула она.

— Это тебе не паровоз, — ухмыльнулся Андрей, не спуская глаз с дороги.

Промелькнули мосты; в спокойном взгляде едущих отражались дома и крашеные заборы, бензоколонки и высотки, дорога стала многополосной, наподобие дракона, у которого с каждой срубленной головой отрастают новые. В стекла машины плевались желтые автобусы, месившие грязную жижу черными лапами, как брюхатые, грузные животные. Кице соскользнула в сиденье поглубже и смотрела через черную панель вверх, на лица людей на перекрестке. Все так. Вечер рабочего дня и весна.