В совхозе Улановых и Панкрата с супругой приняли хорошо. И даже радушно. Приехали и славно, молодцы, что приехали. Живите на здоровье.

Их ни о чем не расспрашивали, в знакомые не набивались, вслед, как это имело место в Брянске, никто не смотрел. Наталья Александровна вздохнула с облегчением, со многими перезнакомилась. Новые знакомые, конечно, знали кое-какие подробности о необычной биографии Улановых, но ни малейшего удивления не выказывали. Если мыли косточки, то за спиной, и Наталья Александровна ничего об этом не знала.

Главным местом встречи женской половины, как это всегда бывает в маленьких населенных пунктах, был единственный продуктовый магазин в центре поселка.

Сонечка подружилась с продавщицей и, уходя в магазин, пропадала, как правило, на час, на полтора. Возвращалась с хлебом, макаронами или гречкой, бутылкой постного масла и ворохом свежих сплетен. Она же первой принесла весть о смене в руководстве совхоза.

Старый главный бухгалтер вдребезги разругался с директором, попрекнул его известной слабостью и уехал. Кстати, летом, в разгар сезона директор никогда не пил. Два-три запоя случались с ним по обыкновению зимой, когда все население поселка дурело от безделья и прислушивалось к грохоту очередного шторма в море. Никому даже в голову не приходило осуждать Петра Ивановича, наоборот, все его жалели. А тут, гляди ж ты, нашелся умник, скатертью ему дорога.

Свято место пусто не бывает, директор привез откуда-то другого бухгалтера. Это был вполне интеллигентный человек в среднем возрасте, женатый, но бездетный. Вскоре Наталья Александровна познакомилась с его женой.

Первая встреча произошла все в том же магазине. Наталья Александровна уже доставала деньги, расплатиться за покупки, когда на пороге распахнутой на солнечную площадь двери показалась невысокого роста, с точеной фигуркой женщина. Вьющиеся от природы волосы ее были коротко подстрижены, в них серебряными нитями видна была обильная седина. Лицо гладкое, без морщин, смуглое. Черные глаза, правильные черты лица. Одним словом, незаурядная женщина. Вошла, поздоровалась, купила буханку хлеба, расплатилась без сдачи и ушла, тоненькая, подтянутая. Продавщица вздохнула:

— Культурная. А фигурка какая, заметили? Жена главбуха. Римма Андреевна зовут.

Наталья Александровна открыла рот, чтобы сказать вежливую фразу и тоже уйти, но продавщица нуждалась в слушателях.

— Как приехали, сразу в горы побежала. Вещи даже, как следует, не распаковали, комнату не обставили, а она уже на Кастель полезла. И все одна и одна по горам ходит. А муж целый день в правлении сидит. Трудится. Но бухгалтер хороший, директор, говорят, хвалит.

Кастель, так называлась господствующая над поселком гора с округлой вершиной. Она отделяла совхоз от Алушты.

Наталья Александровна улыбнулась продавщице, сняла с прилавка сумку и вышла на скучную, слепящую солнцем площадь. Собственно, площадью это назвать было нельзя. Так, свободное пространство с утрамбованной, в мелкой гальке, землей; кругом глинобитные домики. Стены выбелены, глазам больно смотреть. Здесь — магазин, напротив — баня, дальше — склад. Малоинтересное место. Но зато с площади уводила вниз лестница с парапетом розового ракушечника, с тумбами, увенчанными каменными шарами.

Разглядеть весь поселок было невозможно, он сплошь тонул в листве могучих буков, и, кто его знает, какие там еще росли деревья. Внизу, находилось правление. Туда ходили Сергей Николаевич и Панкрат ремонтировать клуб, громко именуемый Домом культуры.

Через две-три улочки поселок заканчивался. Узкая тропка снова ныряла вниз, сбегала по крутому спуску, и выводила на галечный пляж со скалами на восточной его стороне. Дальше начиналось море.

На берегу произошла вторая встреча с женой бухгалтера.

Первое время Наталья Александровна не работала. Ей посчастливилось сшить летнюю шляпу с широкими полями для жены главного агронома, на том и кончилось. В Алуште она ничего не смогла найти. Тогда Сергей Николаевич приказал отдыхать. Наработалась, хватит. Денег на жизнь, еле-еле, в обрез, при жесточайшей экономии, хватало. Наталья Александровна выполняла все дежурные обязанности по совместному хозяйству, после брала Нику, и они отправлялись к морю. Мимо магазина через площадь, по ступенькам каменной лестницы, под сенью изумрудной зелени, лимонной желтизны, пятен червонного золота и пурпура. Осень вошла в свои права. Купаться было нельзя, студеная вода обжигала. Но они и без купанья весело проводили время. Наталья Александровна расстилала небольшое одеяльце, читала, а то просто, закрыв глаза, закинув за голову руки, подставляла солнцу лицо и слушала мерный стеклянный шорох по-осеннему тихих волн.

Иной раз ее охватывало странное чувство нереальности. Ей начинало казаться, что тишина вот-вот нарушится, с хохотом налетит толпа подруг, затормошат, потащат в воду. Так бывало в той, прошлой жизни, на берегу другого моря.

Очнувшись, Наталья Александровна грустно усмехалась и продолжала слушать тихую песню волн.

Ника где-нибудь рядом возилась в мелкой гальке, возводила дворцы, или забиралась на теплый камень на самом берегу, смотрела, как шевелятся под водой красные водоросли, как они мотаются из стороны в сторону, прикрепленные навечно к камням.

Иногда ей удавалось увидеть бычка или зеленушку, или поймать крохотного, не больше ногтя на большом пальце, краба. Перед заходом солнца крабья мелочь начинала выходить из воды. Малыши забирались на теплые камни, грелись, шевелили миниатюрными клешнями, и, боком-боком перебегали с места на место.

Ника с радостным воплем бежала к матери, рассказывала про увиденное, преувеличивая все во сто крат. Вот такого здоровенного краба она чуть-чуть не поймала! Он сидел на камне и размахивал огромными страшными «хваталками». А потом убежал. Про стаи золотых рыбок тоже рассказывала. Честное слово, она их видела.

В тот день кроткое море лениво ласкало берег. Природа задумалась. Горы тихо стояли на своих местах. Было светло и благостно, как в языческом храме. Наталья Александровна отложила книгу, не могла читать. Даже Ника не бегала, не звенела голосом, сидела на плоском камне, обтянув подолом красного сарафана коленки, смотрела вдаль. Туда, где еле видимой тенью спустилась к морю далекая Медведь-гора.

Появление Риммы Андреевны отвлекло не сразу. Она, незамеченная, легко сбежала с крутизны, и только когда странные, почти детские, сандалии ее захрустели по гальке, Наталья Александровна обернулась. Женщина стояла над нею и насмешливо улыбалась.

— Вы так задумались… Здравствуйте. Можно мне расположиться рядом?

— Да, да, конечно, — улыбнулась Наталья Александровна.

И стала смотреть, как незнакомка неторопливо достает из пляжной сумки неширокую подстилку, стаскивает с себя, буквально срывает, короткую кофточку и расстегивает лифчик. Яркую, широкую, в крупных цветах юбку женщина снимать не стала.

Она осталась обнаженная по пояс, с девственно наполненной высокой грудью, плюхнулась на подстилку и блаженно потянулась.

— Ох, красота какая! Да снимайте к чертям купальник. Здесь же никого нет.

Наталья Александровна засмеялась и покачала головой. «Сколько ей может быть лет? — подумала она, — сорок пять, пятьдесят? А фигура, как у семнадцатилетней девочки.

— Ну, давайте знакомиться, — Римма Андреевна легла на живот, положила подбородок на скрещенные руки, — как вас зовут, я знаю…

— И я знаю, как вас зовут, — улыбнулась Наталья Александровна.

— Вот и славно. Стало быть, мы заочно знакомы? О, какая прелесть! — оборвала она себя, повернулась, села и стала смотреть на бегущую к ним девочку, — смуглянка в красном сарафане на фоне вечной синевы.

Ника принесла маме красивый камень, зеленый, с белыми прожилками. Увидела незнакомую тетю, застеснялась, потупила взор.

— Здравствуй! — весело вскричала Римма Андреевна, — откуда ты, прелестное дитя? — снова продекламировала она, и заулыбалась.