В петербургских домах высокие красивые окна украшали парадные фасады зданий. Особенной красотой прорисовки отличались окна бельэтажа. На верхних этажах и во двор выходили окна размерами поменьше, поскромнее.

Сколько воспоминаний в жизни каждого горожанина связано с видом из окна!..

«Наши три комнаты были большими, в них были двустворчатые двери, блестящие паркетные полы и по два окна, — пишет финский писатель Тито Коллиандер в книге „Петербургское детство“. — Панорама была широкой и свободной: Малая Невка и мост, который вёл с Петербургской стороны на Крестовский, а за мостом — остров с дачами в окружении пышной зелени и небольшими доходными домами, справа, на нашем берегу — массивный трехэтажный особняк Колобова… Комнаты со стороны двора были намного скромнее… да и вид из окон не такой просторный и красивый. Перед глазами у меня громоздились чёрные и красные железные крыши, торчало множество высоких труб, и разбегались в разные стороны подвешенные на столбах провода. Вокруг стояли неуклюжие бурые, покрытые копотью дома, массивные и тяжелые, как всё в Петербурге. Двор был довольно мрачным с неровной булыжной мостовой и дорожками из каменных плит. Слева, за высоким деревянным забором была видна часть улицы…

Доносившиеся в окно крики петербургских торговцев-разносчиков, сохранились в моей памяти как первооснова всех подобных возгласов, которые я в дальнейшем слышал и всё ещё, бывает, слышу в разных странах. Снова я один в комнате с окнами во двор, и во мне живут эти возгласы. Их чёткая мелодия — воспоминание, сладко ноющее в моём сердце. Словно мне бросили причальный канат, и я обязательно должен его поймать: клюква-ягода-клюква… Так мягко, так полно печали…»

Дворовые окна Петербурга действительно совсем другие, нежели парадные. Сквозь них чаще угадывается жизнь. Парадные закрыты красивыми шторами, драпировками. Или сияют, светятся торжественными огнями. А у дворовых окон чаще шьют, стирают, читают книги, плачут или молчат. Всё как всегда, как во все времена. Как у Александра Блока — одиночество и покинутость у окна:

Желание заглянуть в чужое окно — ненарочно, мимолётно — знакомо всем петербуржцам. Мы все живём в одном городе, такие разные. Но мы объединены Петербургом. Соприкасаются наши дома и судьбы. Невольно открывшийся краешек жизни за чужим окном, наверное, никогда не бывает откровением. Наблюдая за другими, мы чаще всего видим самих себя:

«Я полюбила смотреть в чужие окна, — вспоминает Нина Берберова о Петербурге, — особенно вечерами, ничуть не желая разделить чью-то чужую жизнь, но только желая увидеть эту жизнь, узнать, понять ее и погадать о ней. Я словно рассматривала какие-то иллюстрации в толстой книге, не всегда интересуясь её текстом. И эти картинки жили со мной потом, перед сном, в кровати, они вдруг возникали в памяти (при совершенно неуловимой ассоциации). Вот семейство сидит за вечерним чаепитием. Вот девочка, похожая на меня, разбирает сонатину Клементи. Вот мужчина старается стащить с женщины длинное, узкое платье, вот собака спит, подняв одно ухо и опустив другое, а между задними ногами у неё примостился котёнок в ошейнике…»

Окно… Открытое ли, запертое, занавешенное, забитое совсем… Оно всегда что-то означает для нас. Окно — это связь пространства дома с пространством города, возможность устремить взгляд. Бывает взгляд из окна и взгляд в окно. Как две стороны одной тайны.

Несмотря на что-то общее, форма окон петербургских домов менялась на протяжении трех веков. Барочные окна дворцов с нарядными наличниками и окна расцвета классицизма, высокие, со строгим карнизом, и эклектичные окна на исходе XIX века, и утонченные окна модерна — на каком ни остановишь взгляд, тотчас замечаешь: это окно Петербурга. Строгость, сдержанность линии, или что-то ещё, что трудно назвать словами, мгновенно определяет его принадлежность этому городу. Даже если всё уже давно изменилось в доме, за окнами по-прежнему мелькают тени прошедших эпох.

За высокими дворцовыми окнами XVIII века расхаживали дамы и кавалеры в напудренных париках. А у окна строгих классических очертаний могла сидеть Лиза из пушкинской «Пиковой дамы», с волнением всматриваясь в фигуру стоявшего на улице офицера инженерных войск. В окно она бросила ему записку. За мансардными низкими окнами всего чаще жили герои Достоевского.

Если внимательно посмотреть на окна только одного большого здания — например, дома Державина на Фонтанке или Юсуповского дворца на набережной Мойки, — невольно отметишь, насколько отлична форма у окон главного фасада, дворовых флигелей или хозяйственных служб. Вот за этим маленьким окошком могла быть дворницкая. А это окна кухни, буфетной и кладовой. И, конечно, совсем другие окна в кабинете, библиотеке или столовой.

В большой книге «Жилой дом», изданной товариществом «Вольф» в начале нашего века, есть следующее руководство:

«Виды окон могут быть весьма разнообразны, особенно в жилом доме с различными помещениями, из которых каждое требует соответственного своему назначению освещения. Вне сомнения, что род и способ освещения влияют на общее впечатление, производимое помещением и придают ему тот или другой характер. Так, свет от одного окна определеннее и приятнее оттеняет предметы, он делает вид комнаты более замкнутым и уютным; самое окно и место перед ним становится как бы центром помещения, чего, конечно, не будет, если имеются два или несколько окон, — цельность впечатления пропадает; зато при наличии значительных размеров комнаты соответствующее число окон придаёт ей более представительный характер».

Особенной изысканностью отличались окна эпохи модерна. Вытянутые, украшенные витражами, металлическими переплётами тонкой работы, они создавали романтическое настроение. Сама жизнь за такими окнами представлялась утончённой, сложной, таинственной. Хотя, конечно, окно, само по себе, не может стать обрамлением жизни. Оно может лишь напомнить о ней.

Какая-то энергия минувшего ощущается в старых петербургских окнах. Кажется, что они таят в себе эзотерический смысл. Они соединяют временные пространства. Мы можем не доверять всей обстановке в квартире Блока. Но лестница и окно неизменны. И нам дано проследить его взгляд и преодолеть время. Грустно, что теперь окна многих дворцов Петербурга, ставших музеями или учреждениями, выглядят нежилыми, не светятся тёплым светом. Зато у нас появилась драгоценная возможность увидеть Петербург из этих окон.