Литмир - Электронная Библиотека
A
A

ГЛАВА 17

Книга выпала из рук Кейт и шлепнулась на пол. Она вскочила на ноги и встала за спинкой кресла.

— Уходи, — сказала она.

— Юные леди не имеют права приказывать пэрам королевства, — сказал Алексис, наклоняясь и поднимая книгу. — Ты сбежала, трусишка.

Он посмотрел на книгу, которую держал в руке.

— Римская история, — сказала она. — Неженственно, я знаю, но я еще не слегла от мозговой лихорадки, вызванной перенапряжением ума.

Он снова почувствовал себя виноватым.

— Что неженственно, — сказал он, — так это твое путешествие в одиночестве. И у тебя хватило безрассудства оставить меня, как беременную невесту, на ступеньках алтаря. Ты сделаешь нас обоих предметом всеобщих сплетен.

— Если ты приехал, намереваясь утащить меня в замок, чтобы спасти свою репутацию распутника, то ты можешь сейчас же развернуться и отправиться назад, в свой замок, полный любовниц и убийц. Наша помолвка разорвана.

— Она не будет разорвана, пока я не позволю сделать этого, — сказал он, повысив голос, и увидел, как Кейт слегка вздрогнула. По его телу пробежала дрожь, когда он увидел блеск в ее глазах. Он напомнил ему об отблеске солнечных лучей на поверхности штыка.

— Мне безразлично, чего ты хочешь! — закричала она. — Я устала постоянно ставить тебя в неловкое положение. Я устала притворяться хорошо воспитанной леди, и я не собираюсь больше этим заниматься, — ее пальцы, лежавшие на спинке кресла, постоянно сжимались и разжимались. Она понизила голос. — Неужели ты не понимаешь? Я никогда не стану настоящей дамой. И пожалуйста, не перебивай меня. Я собираюсь рассказать тебе правду, а тебе придется ее выслушать и понять, наконец, что я собой представляю.

Она покинула безопасное пространство за спинкой кресла и встала прямо перед ним. Алексис затаил дыхание. Он не хотел рисковать каким-нибудь своим действием отвлечь ее внимание и помешать ей рассказать ему нечто, из-за чего у нее перехватывало горло и дрожали руки.

— Как можно ожидать от меня, чтобы я интересовалась восковыми цветами и узорами кружев? Когда мне было шестнадцать лет, я застрелила старателя, который пытался изнасиловать меня. Я стирала грязное белье для незнакомых мужчин. Я лечила шлюх и подавала еду людям, которые здесь оказались бы в тюрьме.

Она выругалась и рукой смахнула слезы с глаз, а затем полезла в карман за платочком. Алексис протянул ей свой платок, но ничего не сказал.

— Уходи, Алексис, — она замолчала и принялась яростно тереть платком глаза. — Проклятье. Не надо ничего говорить. То, что я плачу, не значит, что я ничего не соображаю. Я просто в ярости. Езжай домой. Я тебе не нужна. Во всяком случае, такая, какая я на самом деле. А я не могу притворяться кем-то другим.

Он отошел с дороги, когда она попыталась оттолкнуть его в сторону. Она снова рухнула в кресло, и он увидел, как она пытается плакать, не издавая при этом ни единого звука.

— Ты плачешь, — сказал он. Он сбросил с себя плащ и позволил ему упасть на пол.

— Нет, — сказала она и, сдавшись наконец, громко всхлипнула.

— Проклятье! — Он упал на колени и попытался обнять ее, но она тут же замерла, как только он дотронулся до нее.

— Не прикасайся ко мне, ты, голубокровный ханжа и педант.

Она высвободила руку и нацелилась на его подбородок. Он поймал ее кулак и зажал его между их телами, а потом увидел, что она открывает рот. Зная ее, он вовсе не был удивлен, когда она попыталась укусить его. Он увернулся от ее зубов, пытаясь одновременно удержать ее в своих объятиях. Красновато-каштановые кудри метнулись ему прямо в лицо, которое оказалось закрыто тонким занавесом ее волос. Она укусила его сквозь этот занавес.

— Ох! — Он схватил ее за затылок и прижал ее лицо к своему плечу. — Черт, прекрати. Я пытаюсь извиниться.

Кейт замерла. Он ослабил свою хватку, и она подняла голову и устремила на него свой неулыбающийся взгляд.

— Я все время думала и думала, — произнесла она, прежде чем он смог продолжить свою речь, — но на вопросы, задаваемые чувствами, нельзя найти ответы с помощью логики, и я прекратила этим заниматься. И вдруг сегодня, когда я читала, откуда-то из глубины у меня вынырнула мысль.

Откинувшись назад, она продолжала смотреть прямо ему в глаза.

— Все мы: мама, Ханна, Офелия и даже миссис Бичуит, всех нас с детства учили запирать нашу подлинную сущность в маленькой тюрьме, что в наших головах, потому что нас учили быть такими, какими нас хочет видеть свет. Большинство из нас изо всех сил стараются стать такими, какими, по утверждению всех окружающих, мы должны быть. Но все это время наша подлинная сущность находится где-то у нас внутри. Закованная в цепи, страдающая оттого, что ей постоянно повторяют, что она не нужна. Большинство из нас просто не слушает ее.

Кейт вздохнула и отвернулась от него.

— Может быть, эта наша тайная часть, в конце концов, погибает от пренебрежения, — продолжала она. — Я? Я вывернута наизнанку. Все то, что никому не нужно, находится снаружи, и мне кажется, что я просто не могу затолкать это внутрь, подальше от посторонних взглядов, туда, где это должно находиться.

— О Боже, Кэти Энн.

— Я принимаю твои извинения. А теперь, пожалуйста, уходи.

— Нет. — Он продолжал обнимать ее одной рукой, а другой отвел волосы от ее лица. — Я выслушал тебя, поэтому теперь ты должна выслушать меня. Мы разными путями пришли к одному и тому же выводу. Я постоянно царапал тебя ракушками, — он услышал, как она затаила дыхание, и заторопился: — Я с момента нашей встречи царапал все то, что находится снаружи, стараясь соскрести золото и добраться до такой привычной и удобной оловянной поверхности, тогда как все это время мне нужно было только золото.

Она молчала. Чем дольше длилось ее молчание, тем сильнее становился его страх, который заставил его броситься в ночи на ее поиски.

— Если ты оставишь меня, то я думаю, что мне уже будет все равно, что происходит с моей семьей, с моими ранеными в Доуэр Хаузе или с моим замком. Если ты не будешь любить меня, то я могу спокойно прыгнуть в свою темницу и там умереть.

Он боялся посмотреть на нее. Всю свою маленькую речь он адресовал ее сжатым ладоням. Собрав всю свою смелость, он поднял взгляд на женщину, которая превратила всю его жизнь в карусель, полную музыки, ярко раскрашенных лошадок и искрящегося веселья. Она смотрела на него глазами, обрамленными темными, влажными ресницами. Она прикусила нижнюю губу, а затем, высунув свой розовый язык, облизала ее.

82
{"b":"23399","o":1}