Гораздо менее загадочным является вопрос, куда делись деньги Питера Богдановича. Постановщик таких знаменитых фильмов, как «Последний сеанс», «Бумажная луна» и «Маска», в конце 1985 года объявил о своем банкротстве, утверждая, что от его шестимиллионного состояния не осталось ничего, кроме дома, 21,37 доллара на счету в банке и 25,79 доллара в наличности.

Все его деньги были потрачены в попытках обессмертить имя женщины, которую он любил.

Ее звали Дороти Страттен. Она была признана лучшей моделью журнала «Плейбой» за 1979 год и сыграла главную роль в фильме Богдановича «Все они смеялись». Они полюбили друг друга во время съемок и, как он потом утверждал, даже собирались пожениться. Но в 1980 году, вскоре после окончания съемок, Страттен была убита своим бывшим мужем, который затем покончил с собой.

Потрясенный ее смертью, Богданович истратил пять миллионов долларов на то, чтобы выкупить права на фильм у компании «Тайм инкорпорейтед» и иметь возможность пускать фильм в прокат как память о ней. К несчастью, фильм оказался не слишком удачным и не имел большого успеха у публики. Выручка от продажи билетов составила менее миллиона долларов, из которых Богданович получил только половину.

У него оказалось 6,6 миллиона долларов долга, и 130 его кредиторов не оставили от него и мокрого места.

Любовь довела до ручки и Альфа Барнетта, владельца лондонского казино.

Все это было похоже на современную версию жизни печально знаменитого Томми Манвилля, который спустил десятки миллионов долларов на женщин и азартные игры.

Клуб, принадлежавший Барнетту, приносил приличный доход. Особенно в семидесятые годы, когда город наводнили джентльмены с Ближнего Востока, у которых карманы были битком набиты нефтедолларами. Но в 1979 году Барнетт разошелся с женой. Он продал свое заведение за 1,3 миллиона фунтов, оставил ей дом в северной части Лондона и в придачу выдал 120 тысяч фунтов. Однако и у него еще осталось кое-что на веселую жизнь.

В последующие четыре года он купил «роллс-ройс», нанял шофера, арендовал особняк в Мэйфер и сделал открытие, что некоторые молодые леди за милю чувствуют запах денег. Ради прекрасных глаз этих особ он потратил двадцать тысяч фунтов на путешествие на яхте в Карибском море, 140 тысяч фунтов на драгоценности и меха, шестьдесят тысяч фунтов на авиационные билеты и еще около пятидесяти тысяч фунтов на всякие мелочи. Во время слушания дела о его банкротстве он добавил к этому, что потратил 150 тысяч фунтов на рестораны и шестьдесят тысяч фунтов на игру в поло. Еще триста тысяч он потерял на различных деловых операциях, а 120 тысяч — грохнул на приобретение загородного дома.

«Я совершенно потерял чувство реальности, — сказал он в суде. — Впервые в жизни у меня оказалось в руках столько денег. Я просто обезумел, сошел с ума. Наверно, так уж мйе было на роду написано».

Он умудрился растратить 1,8 миллиона фунтов, прежде чем налоговая инспекция запросила свою долю из денег, полученных от продажи казино. Она потребовала почти 660 тысяч фунтов плюс проценты. К тому времени у него осталось только 394 фунта, а большинство его знакомых молодых леди уже нашли себе других богатых покровителей.

Обложка этой библиотечной книги немного испорчена.

Прямо под названием «Нора. Автобиография леди Докер» неизвестный читатель приписал от руки: «которая знает стоимость всего и не знает цену ничему. Уайльд наверняка имел в виду такую, как она».

Надо сказать, что даже спустя много лет после исчезновения леди Докер из лондонского высшего света, у нее еще есть поклонники.

«Я — совершенно особенная женщина, — гласит первая строчка книги, — я не умела сварить даже яйца себе на завтрак, но я была в состоянии проглотить с потрохами весь этот мир. И запить его розовым шампанским».

Если такое высказывание кажется вам нескромным, то учтите, что это только слабое проявление ее огромного самомнения. Дальше в книге она продолжает похваляться тем, как она запекала остряков и официантов, поджаривала на медленном огне плейбоев и принцев и как мягко, но решительно ступала ее ножка на красные ковровые дорожки замков и дворцов самых знаменитых династий мира.

«Я грешила и заставляла других осознать свои грехи».

«В течение многих лет, — пишет она, — все пытались понять причины моего необыкновенного успеха. Может быть, секрет заключался в моих ореховых глазах? Или в том, что я была хороша в постели. О боже! Поверьте мне, что секс как таковой никому еще не принес удовлетворения, разве только в физиологическом смысле. Так что не нужно быть доверчивой дурочкой, когда тебе обещают с три короба… Я никогда не была развратной. Напротив, по теперешним меркам я была даже стыдливой. Я никогда не раздевалась ни при одном из своих мужей. И не потому что стеснялась своего тела, а потому что я считаю, что для занятий любовью не обязательно демонстрировать свои телеса».

В конце она раскрывает свой главный секрет: «Я применяла простое правило, чтобы сделать себя дорогой женщиной… Всю жизнь я ставила себе очень высокие цели и назначала за себя очень высокую цену».

Побывав замужем за тремя миллионерами и растратив три состояния, она умерла в одиночестве, в грязной гостинице отнюдь не в самом фешенебельном районе Лондона, рядом с совсем уже не фешенебельным вокзалом. Ее похоронили на маленьком деревенском кладбище рядом с ее третьим мужем, и на ее похороны почти никто не удосужился прийти.

Любительница шампанского леди Докер, в девичестве Нора Тернер, родилась в 1906 году в колониях, в семье, где кроме нее было еще трое детей.

Восемнадцатилетней девушкой она приехала в Лондон, чтобы стать актрисой. Дело кончилось тем, что она стала танцовщицей в модном в то время «Кафе Ройял», неподалеку от Пикадилли. Все как в песне: «десять центов за танец».

Но с самого начала она знала, что «единственный способ устроиться в жизни, это сделаться дорогой штучкой». И она придерживалась этого правила, утверждая, что «если у мужчин есть деньги, чтобы их проматывать, пусть они проматывают их на меня».

Так они и делали.

Она танцевала десять лет, зарабатывая в трудные годы экономической депрессии весьма приличные деньги.

Когда же она решила, что пора переменить обстановку, она отправилась в Саутпорт и нанялась продавщицей шляп в местный универмаг. Но долго она там не проработала — в универмаге не так уж много шансов подцепить миллионера. Она переехала в Бирмингем и стала танцовщицей в местном дансинге. Но это тоже ей быстро наскучило, и она вернулась в Лондон, на этот раз в «Савой», где требовались платные танцовщицы и где их называли «хозяйками». Однако и здесь дела складывались не лучшим образом, и вскоре она уже опять танцевала в «Кафе Ройял». Тут-то к ней и начала выстраиваться очередь из богатеев того времени. Один из них, королевский судья, решил, что ей не пристало всю жизнь зарабатывать на жизнь танцами, и купил ей деревенскую гостиницу. Предоставленная самой себе, Нора проявила такую «деловую» хватку, что уже через полтора года была полностью разорена. Когда появились судебные исполнители, королевский судья оплатил все ее долги.

Нора в третий раз возвратилась к своим обязанностям в «Кафе Ройял».

За последующий год она дала согласие на несколько предложений руки и сердца. И каждый очередной претендент был богаче, чем предыдущий.

«Я считаю, что близкие отношения до брака — это нужное и полезное дело, — любила повторять она. — Единственная опасность здесь в том, что это может стать дурной привычкой».

Но она ухитрилась не связать себя никакими конкретными обязательствами до тех пор, пока не встретила Клемента Кэллингэма.

Кэллингэм был председателем совета директоров компании «Хенекиз», занимавшейся продажей вин и крепких напитков, и часто наведывался в «Кафе Ройял». Поговаривали, что он терпеть не может девушек с веснушками. («Я восприняла это как личный вызов, потому что я с головы до ног покрыта веснушками»). Он был старше ее на тринадцать лет, но его богатство более чем позволяло Норе выйти на тот уровень жизни, к которому она стремилась.