Хотя его банковская деятельность продолжалась (он основал «Ландон дэнс студиоз», которая прекратила свое существование в 1965 году), продолжали расти и долги. И в 1965 году он объявил о банкротстве.

«Я вышел из тюрьмы и не мог взяться ни за какое дело. Каждый раз, когда мне удавалось что-то найти, появлялся официальный получатель долга и прикрывал лавочку. Я начал было издавать деловой бюллетень, но, услышав, что получатель меня разыскивает, уехал на острова Чэннел, куда не распространяется британская юрисдикция. Там они ничего не могли мне сделать. Дела пошли на лад. Я снял квартиру и маленький офис. Я провел там около шести месяцев, и вдруг однажды мне позвонили из банка и сказали, что официальный получатель сегодня утром заморозил мой счет. Он не имел права этого делать. Это противозаконно. Но ему это удалось».

На самом деле с согласия местных властей закон допускает подобные вещи.

«Я понял, что дальше так идти не может. А тут еще в „Таймс“ появилась большая статья против меня. Что-то вроде есть, мол, такой Алекс Хэрбедж, не восстановленный в правах банкрот, который открыл дело в Гернсли. Но в этом не было ничего противозаконного. Гернсли находился за пределами британской юрисдикции. Но я решил: хватит с меня этой проклятой Англии и всего, что с ней связано. Взял я с собой несколько „штук“, которые мне удалось заработать, собрал вещи и с~тправился в Цюрих. Там я снял однокомнатный офис на четвертом этаже и снова ударился в товарные операции».

В то время, по его словам, он начал работать со Ставросом Ниархосом и его людьми. Он ввел их в этот бизнес.

«Они ничего не понимали в этом деле. А я тогда весьма успешно, делал деньги на какао, меди, серебре и тому подобном. Эти греки были замечательными клиентами. У них было полно денег, и они рисковали как сумасшедшие. Я с ними отлично ладил. Мне всегда нравился средиземноморский тип. Это все было в 1967-1968 годах. Замечательное время. Верни Корнфилд процветал. Да и все остальные тоже. Я довольно хорошо знал Берии и решил, что мне не грех у него поучиться. И я уцепился за идею, что хорошо бы высвободить деньги, которые куча людей всадила в эти взаимные фонды. Я хотел открыть фондовую биржу для клиентов взаимных фондов в Германии и решился вложить двадцать пять тысяч фунтов в рекламную кампанию».

Его реклама появилась в газетах, и спустя несколько дней его офис был завален мешками с письмами.

«Через девять недель мы переехали в одиннадцатиэтажное здание и увеличили штат до двухсот человек. Мы получали от клиентов Корнфилда по два-три миллиона долларов в день. В это время в Штатах появились фонды без нагрузки, и мы говорили клиентам: послушайте, это же безумие отдавать 8,5%, когда мы можем подключить вас к таким фондам, у которых вообще нет нагрузок. И все это — за брокерский гонорар в 1,5%».

«Да, — вспоминает он, — это был фантастический бизнес. Что-то необыкновенное. Вообще, все тогда шло великолепно. Именно в то время я встретил свою теперешнюю жену. До этого я был дважды женат. Все шло очень хорошо до того самого дня, когда Корнфилд вдруг решил разориться. Или кто-то решил вытащить из-под него стул, что, наверное, ближе к истине. Мы могли бы выжить. Мы свернули операции, сократили расходы и так далее. Но близился конец 1970 года, и на НЙФБ акции упали на 250 пунктов. Все стали продавать свои акции, и каждый, кто имел отношение к взаимным фондам, стремился из них выйти. А деньги делаются не тогда, когда люди выходят из фондов, а когда они в них вступают».

А потом, в январе 1971 года, осматривая в Англии яхту, которую он собирался купить, Хэрбедж поскользнулся на сходнях и упал в трюм. «Когда через три месяца, после одиннадцати операций, я немного оправился, все было уже кончено. Мои адвокаты посоветовали моей жене ни о чем не беспокоиться, ухаживать за мной, а об остальном, мол, они позаботятся сами. И они позаботились — закрыли все, к чертовой матери, и приступили к ликвидации. Всем кредиторам было заплачено сполна. И даже остались кое-какие излишки».

Не совсем так. Он предпочел не упоминать, что его офисы в Цюрихе закрывала швейцарская полиция и что его компания лопнула, оставив пятьдесят миллионов фунтов долгу.

От также предпочел не упоминать, что за последующие четыре года лопнуло еще семь его новых компаний.

«К 1971 году у нас был некоторый капитал плюс довольно крупная страховка за то, что я потерял ногу. Я сидел в инвалидной коляске, и мне сказали, что я больше никогда не буду ходить и никогда не смогу работать. Но я мог водить машину, и мы разъезжали по Европе с инвалидной коляской в багажнике. Кроме того, у нас была яхта в Марбелла, и однажды мне неожиданно пришла в голову мысль, что на яхте я смогу научиться ходить, потому что там всегда есть за что ухватиться. Так я и сделал. На это у меня ушел год, но я заново научился ходить».

Он вернулся в Англию в конце 1973 года, потому что к этому времени деньги были на исходе.

«Я не мог работать, потому что был не в состоянии пройти больше трех-четырех шагов, и не знал, что делать. И тогда я понял, что могу зарабатывать деньги, только если опять стану издавать торговый бюллетень. Это и было началом компании „Капримекс“. Когда мы купили копировальную машину, моя жена спросила, что такое бюллетень и что я собираюсь с ним делать. Я ответил: подготавливаешь его, печатаешь, рассылаешь, а люди присылают тебе деньги. Она сказала, что я сумасшедший. Очень скоро выяснилось, что никто из моих бывших друзей в Сити не собирается расставаться с тридцатью пятью фунтами, поэтому мы купили старый справочник „Телекс директори“ и начали рассылать по сто экземпляров бюллетеня в неделю — мы не могли себе позволить тратить больше на почтовые расходы. Мы занимались этим в течение двенадцати недель, и в конце двенадцатой недели я впал в отчаянье. Жена сказала: это безумие, давай бросим, мы не можем себе этого позволить. И тут мы получили первую заявку на подписку. Письмо было из Абу-Даби. Помнится, оно пришло во время завтрака, и мы оба расплакались. Жена сказала, что это замечательно. А я выругался и сказал, что теперь придется целый год колупаться с этим проклятым бюллетенем».

Агентство по внутренним бюджетным поступлениям заинтересовалось статусом его пребывания в стране, и Хэрбедж понял, что ему опять ора собирать чемоданы. «Я решил уехать. Я чувствовал, что Англия для меня не подходит. Жаль, что потом я об этом забыл. Я хотел вернуться во Францию, но это нам было не по карману. У нас просто не было таких денег. Кроме Андорры, мне больше ничего не пришло в голову».

Он продал все, что имел, купил подержанную машину И отправился в страну, которая, по сути, была одной большой деревней, затерянной в горах между Францией и Испанией. Не имея в своем распоряжении ничего, кроме коротковолнового приемника, телефона, который постоянно ломался, и телефакса фирмы «Ксерокс» для отсылки бюллетеня в печать, он смог увеличить количество подписчиков, между делом занимаясь на стороне товарными операциями.

«Я экономист с политическим уклоном, если это можно так назвать. Я предсказал почти все важные события того времени: свержение иранского шаха, падение фунта, падение доллара. Причем последнее с точностью до двух-трех центов».

Несмотря на испорченную деловую репутацию, Хэрбеджу в течение всего 1976 года удавалось находить подписчиков для своего бюллетеня «Коммодитиз рисеч дайджест».

«Большой прорыв состоялся, когда я наконец решил перебраться в Штаты. Рынком нашей продукции был в основном Средний Восток, но неожиданно я обнаружил, что у нас стали появляться подписчики и в Америке. Я не мог понять почему, но начал задумываться, как же мне внедриться в Штаты. Я написал в десяток ведущих, на мой взгляд, бюллетеней страны: мол, вы, конечно, ничего о нас не знаете, мы — забавная маленькая компания, издающая бюллетень в Андорре, забавном маленьком местечке в Пиренеях. Не могли бы вы как-нибудь помочь нам или, может быть, сообщить о нас в своем бюллетене. В том же месяце шесть из них, начиная с „Профэшнл инвестор“, посвятили нам по три странички. Разумеется, больше они со мной контакта не поддерживали. Но паблисити получилось — первый сорт. Американцы в этом отношении очень щедры. Внезапно у нас оказалась куча работы. Вот тогда-то „Капримекс“ и начался по-настоящему».