14 сентября один из ближайших партнеров Хейтри итальянец Джанни Джальдини отправился в краткосрочный отпуск. Но вместо того чтобы, как планировалось, поехать в Швейцарию, Джальдини отправился домой в Италию, у которой не было соглашения с Англией о выдаче преступников. В его чемодане лежали 400 тысяч фунтов, принадлежащих Хейтри.

А через пять дней Хейтри был вызван к сэру Джильберту Гарней, одному из самых уважаемых в Сити аудиторов. К его компании «Прайс уотерхаус» обратился «Ллойдз бэнк» с просьбой провести ревизию учетных книг Хейтри.

Его акции падали в цене, его книги подлежали ревизии, ему ничего не оставалось, как признаться в выпуске поддельных бумаг. Он пытался объяснить, что это было как бы полумерой, только для того чтобы заполучить «Юнайтед стил», и тогда все долги были бы выплачены. Но по подсчетам Гарней, при девятнадцати миллионах фунтов долга основные фонды Хейтри составляли только четыре миллиона. И к тому же теперь обнаружилось мошенничество.

Как подобает джентльмену, Хейтри предложил сэру Джильберту сопроводить его в ближайший полицейский участок. Но к удивлению Хейтри, Гарней (вероятно, также в духе клубных джентльменских традиций Сити) сказал, что дело еще можно спасти и что он лично поговорит с Монтегю Норманом.

Гарней поспешил к Норману.

А Хейтри поспешил к своему адвокату.

В тот же день, когда Хейтри и члены его совета встретились с Гарней, сэр Джильберт объявил, что «Бэнк оф Ингленд» ответил отказом. Норман забил тревогу. Был предупрежден президент фондовой биржи, и продажа акций Хейтри была приостановлена. На следующее утро Хейтри и члены его совета явились в офис генерального прокурора и признались в совершении колоссальной мошеннической операции.

В тот же вечер Клеренс Хейтри оказался в тюрьме.

Он все еще ожидал суда, когда биржа лопнула.

Наконец в январе 1930 года состоялось слушание дела.

Поверженный Хейтри отдался на милость суда. «Когда я увидел, что дело приняло серьезный оборот, я поставил на карту все, что имел, до последнего пенни, мою репутацию и мою свободу, чтобы только предотвратить это ужасное крушение. Я пошел на огромный риск, хотя мог бы позволить делам идти своим чередом и остаться свободным человеком. В этом случае бремя потерь обрушилось бы на тысячи держателей акций по всей стране, тогда как сейчас несчастье постигло сравнительно небольшое количество людей».

Далее он заявил: «Более того, пойдя на этот риск, я теперь окончательно и необратимо разорен. Мое имя стало притчей во языцех, и если я буду признан виновным, то, когда бы я ни вышел из тюрьмы, наказание будет попрежнему преследовать меня».

Затем, поблагодарив друзей и семью за поддержку, он заявил судье: «Я не хочу прикидываться дураком. Я прекрасно понимал, на что иду, но в равной степени у меня были все основания считать, что я спасаю положение и таким образом защищаю моих кредиторов. Сэр Джильберт Гарней уже говорил, что ни одно пенни из денег, добытых незаконным путем, не попало ни к кому из нас в карман. Пока мне предоставлена возможность оправдаться (а мне это сделать нетрудно), я постараюсь доказать вам, что все мои действия, как ни дико это может прозвучать в свете всех последующих событий, были продиктованы лишь желанием поступить как должно и что мотивы моих действий были чисты и бескорыстны. А теперь, сэр, я готов безропотно принять любое наказание, которое меня ждет».

Но обвинитель остался равнодушен ко всему этому. Дело было настолько сложным и запутанным, что ему понадобилось четыре дня, чтобы разъяснить суду суть самого мошенничества. Хейтри признал, что им были допущены некоторые «нарушения», и генеральный прокурор построил на этом свое заключение: «Слово „нарушения“ не совсем подходит для подобных действий. Если это называть „нарушением“, то что же тогда „преступление“?» Он заявил, что, без сомнения, Хейтри и его ребята все время надеялись выкрутиться и как-то расплатиться за фальшивые бумаги, до того как все это вылезет наружу. «Я думаю, что в истории было много таких случаев, когда человек брал кассу, собираясь поставить деньги на лошадь или на что-то еще в этом роде, и надеялся в случае выигрыша непременно вернуть деньги».

Хейтри был приговорен к 14 годам. Нельзя сказать, что он принял этот приговор «безропотно», поскольку подавал апелляцию (впрочем, вполне безуспешно). Выйдя из тюрьмы в 1939 году, он написал книгу под названием «Сасг из тьмы», в которой отстаивал теорию, что причиной политической и экономической нестабильности является неудачное распределение населения на земле и взаимозависимость наций. В 50-х годах он попробовал проворачивать кое-какие дела, но успех был незначительным. Хейтри умер в июне 1965 года.

Однако настоящим королем среди всех миллионеров со знаком минус был неотесанный, грубый, стройный, женолюбивый, непрерывно курящий (десять гаванских сигар в день) выходец из Новой Англии по имени Джесс Лористон Ливермор.

К концу 20-х годов он был живой легендой Уолл-стрит.

Он родился в Новой Англии в 1877 году и впервые почувствовал вкус к акциям и облигациям в четырнадцать лет, когда за доллар в неделю выписывал мелом на доске котировки на брокерской бирже в Бостоне. Он мог бы там и остаться, если бы не его уникальная способность моментально считать в уме. Он быстро понял, что может с ходу выдавать проценты и таким образом определять колебания цен. А когда он начал каждый вечер записывать эти проценты и цены в записную книжку, он также осознал, что может проследить некоторые тенденции в этих ценах.

В то время Бостон кишел нелегальными брокерскими конторами. За витриной почти каждого магазина скрывались заведения, где биржевые маклеры заключали пари на движение цен на акции. В Англии сегодня существует несколько хорошо организованных «индексных» компаний, которые занимаются в точности тем же самым. В «Лэдброук индекс» или в «Ай-джи индекс» принимают по телефону ставки от клиентов, которые полагают, что могут предсказать подъем или падение индекса Доу Джоунса, индекса Хенг Сепг, ФТ 100 и так далее. Вы ставите деньги на каждый пункт — пять фунтов, пятьдесят фунтов, пятьсот фунтов, сколько хотите, — и если индекс поднимается на десять пунктов, вы получаете в десять раз больше, чем поставили. Если индекс падает на десять пунктов, вы проигрываете в десять раз больше, чем поставили. Современные «индексные» компании по заключению пари имеют небольшой «спрэд» между ценой покупки и ценой продажи, поэтому могут, подобно футбольным и беговым тотализаторам, страховать свои позиции. Причем некоторые из этих служб по заключению «индексных» пари дают несколько отличную котировку цен на покупку или продажу. Таким образом, сообразительный биржевой спекулянт может придумать систему мини-арбитражной операции, при которой он ни в каком случае не останется в проигрыше.

Математические способности Ливермора и его система ставок очень скоро привели к тому, что его отлучили ото всех нелегальных контор в окрестностях Бостона. Не помогала даже маскировка. Поэтому в возрасте двадцати одного года, имея в кармане две с половиной тысячи долларов, он направился в Нью-Йорк.

Натренировавшись в провинции, он явился со своими талантами прямо на Уолл-стрит. И продолжал выигрывать. Одни умеют жонглировать тарелками, другим дано играть Гамлета, а Ливермор, казалось, был рожден для фондовой биржи. У него было природное чутье, подсказывающее ему, когда акции той или иной компании дошли до своего предела и должны пойти вниз. Поэтому он заделался профессиональным «медведем».

Он был хорош в своем деле, и все знали об этом. Но однажды вечером в 1906 году он сделал шаг от хорошего к великому. Он гулял со своей подружкой в Атлантик-Сити (там были самые фешенебельные места для прогулок на всем Восточном побережье) и заглянул в брокерскую контору, чтобы мельком взглянуть, как идут дела. Акции были на подъеме. Погоду делали «быки». Но тут его внимание привлекла одна компания. Это была «Юнион пасифик рейлроуд». Ее акции шли очень высоко. Он понял, что они должны скоро пойти вниз, и дал брокеру распоряжение продать три тысячи акций. Они продолжали подниматься. На следующий день он продал еще две тысячи акций, отделался от подружки и рванул назад в Нью-Йорк.