Маркус вспыхнул от гнева, словно охапка хвороста:

– Прескотт Девейн поселился в отцовской комнате?

– Они считают его героем, но нас-то не проведешь. – Тимми кружил вокруг кобылы, размахивая щеткой. – Когда мужчина ведет себя галанно, девчонки слишком много о себе воображают.

– Вы хотите сказать – галантно?

– Ну да. – Конюх сплюнул на сено. – Хотя, если честно, я был о мисс Миллер лучшего мнения. – Бросив щетку в ведро, Тимми взялся за гребень. – Могу поклясться, что он нарочно корчит из себя раненого. Еще один старый трюк. Ребячьи уловки. Играет на чувствах! Возьмите хорошую женщину вроде мисс Миллер: с одной стороны – героические поступки, с другой – детские хитрости, и она пропала.

Сердце Маркуса билось в груди так сильно, что он ощутил боль. Кровь стучала в его висках. Молодой человек не помнил, как вышел из конюшни и добрался до здания приюта. Внезапно он обнаружил, что стоит у двери отцовской комнаты, обшитой деревянными панелями. У той самой двери, на которой нарисовал когда-то белую банку.

– О Боже, у тебя волшебные руки. – Это был голос Девейна. – Я никогда не думал, что такая мелочь может причинить столько беспокойства.

Перед глазами Маркуса замелькали круги. Он рывком распахнул дверь, и она с грохотом ударилась о стену. Кэт обернулась, ее глаза округлились от удивления:

– Маркус!

Она стояла возле постели, на краешке которой восседал Прескотт Девейн. Постель была не заправлена. Одежда Девейна валялась на полу.

– Эй! – окликнул Девейн, будто Маркус нарушил границу.

Взгляд Маркуса упал на кальсоны Прескотта, которые едва прикрывали его икры. Вид голых ног соперника стал последней каплей, переполнившей чашу терпения Маркуса. Ринувшись к Девейну, он схватил мерзавца за плечи, приподнял и швырнул на пол.

Девейн упал, выставив вперед забинтованные руки, и взвыл, как раненая собака. Затем он откатился в сторону, куда быстрее, чем можно было ожидать от человека с каким-либо недугом.

Схватив Маркуса за руку, Кэт закричала:

– Маркус, прекрати!

«Она пытается защитить этого подонка», – внутри Маркуса что-то оборвалось. Утратив контроль над собой, он оттолкнул ее в сторону. Кэт отлетела прямо к кровати, но, слава богу, не ударилась об нее.

Палящая, нестерпимая боль сжигала сердце Маркуса. Его глаза горели, во рту появился привкус горечи. Если бы он не был таким крепким человеком, то, наверное, не вынес бы этих мук.

В комнату ворвался доктор Уиннер:

– Что, черт побери, здесь происходит?

За ним прибежала миссис Нейгел и тотчас же бросилась к Девейну.

– Что с тобой случилось? – Она обняла стонущего парня. – Ты что, не видишь – Прескотт ранен!

Кэт встала перед Девейном, закрыв его своей спиной.

– Отойди, – бросил Маркус.

Но вместо того чтобы повиноваться, Кэт кинулась вперед и, обхватив Маркуса за шею, повисла на нем, словно пытаясь остановить. Она была такой храброй, его маленькая львица. Впрочем, уже не его. Уже нет. Его предали. Снова.

– Остановись и посмотри на меня, Маркус, – молила Кэтрин приглушенным голосом, уткнувшись в его куртку. Девушка висела на его шее, почти не касаясь пола ногами. Она защищала своего любовника. Маркус замер, ощутив холод. Ужасный холод. Он перестал сопротивляться, он больше не мог – боль была слишком сильна.

– Посмотри на меня, Маркус, – привстав на цыпочки, Кэт обхватила его лицо ладонями, пытаясь заглянуть ему прямо в глаза.

– Пожалуйста. Посмотри на меня.

Эти сияющие серые глаза! Он так и не смог понять, какого они в точности цвета. Дымчатые? Нет. Штормовые? Холодные, ледяные, грозовые? Нет. Он прекрасно понимал, что, несмотря на свое вероломство, она никогда не была холодной, его огненная, страстная Кэт.

Нет, она никогда больше не будет ему принадлежать. Участь Маркуса – зима, темная одинокая, с мертвящим морозом, а Кэт – золотоволосая, благоуханная весна, которая дразнит его своей обманчивой близостью, но ни за что с ним не останется.

– Все в порядке, Маркус, – уговаривала она. – Я здесь.

Никакого порядка не было. И никогда не будет. Это невозможно. Маркус почувствовал, что холод равнодушия окутывает его словно саван. Что ж, вечный покой и бесчувствие лучше, чем эта… агония. Страдание изнуряло Маркуса, его колени дрожали. Но по военной привычке он только еще сильнее напряг мускулы и, игнорируя боль, занял оборонительную позицию.

– Что, черт побери, на него нашло? – спросил доктор Уиннер, пока они с миссис Нейгел помогали Девейну подняться.

– Почему ты набросился на бедного Девейна? – накинулась на молодого Данна миссис Нейгел.

«Они все против меня», – понял Маркус. Они и прежде были против него. Он одинок. Он – волк, ведь именно так его и назвал Там. Возможно, сержант прав. И Маркус обречен на скитания. Он умрет одиноким и разочарованным.

– Прескотт, ты можешь стоять? – спросила, глянув через плечо, Кэтрин.

– Да.

– Помогите ему выйти, – скомандовала она. – И закройте дверь.

– Но… – запротестовал Прескотт.

Миссис Нейгел нахмурилась:

– Но, Кэтрин…

– Пожалуйста, выйдите! Он меня не тронет.

– Ты уверена…

– Уйдите!

Троица с явным облегчением двинулась к двери, все еще кидая на Маркуса опасливые взгляды.

– Закройте дверь, – потребовала Кэтрин. Дверь захлопнулась с глухим стуком.

Сердце Кэтрин бьется вплотную к его груди, осознал Маркус. Быстрое, горячее. Но ему не суждено одолеть сковавший его холод. Кажется, он уже никогда не согреется.

Медленно разомкнув руки, Кэт выпустила его из объятий. Обеспокоенно поглядывая на него и ни на секунду не отворачиваясь, она отступила. «Неужели она думает, что после всего пережитого, я способен намеренно причинить ей вред?»

Подойдя к креслу, Кэт наклонилась и взяла скамейку для ног, после чего подошла к молодому человеку и поставила скамеечку вплотную к нему. Она была так близко, что Маркус с трудом подавил желание коснуться ее золотистых волос, вместо этого он сжал руку в кулак.

Тем временем Кэт встала на скамеечку, использовав ее вместо подставки. Ее прекрасные серые глаза оказались вровень с глазами Маркуса. Вздернутый нос почти коснулся его носа, нежные, розовые губы приблизились вплотную, и Маркус ощутил ее нежное дыхание. Ему вспомнилось то волшебное утро, которое они пережили совсем недавно. Его скованное льдом сердце дрогнуло.

Между бровями Кэтрин залегла складка, а губы озабоченно сжались. Она тяжело вздохнула, обдав его запахом мяты.

– Как Там? – спросила она, к немалому удивлению Маркуса. – С ним все в порядке?

– Ему придется прикладывать лед к своим ляжкам, – машинально ответил Маркус.

Губы Кэтрин дрогнули, а морщинка между ее бровями разгладилась.

– А кроме некоторых частей тела… как он в целом?

Маркус пожал плечами:

– С ним все хорошо.

– А что с Ренфру?

– Он мертв. – Сейчас Маркус тоже чувствовал себя мертвым. Кровь вытекла из него, оставив безжизненный труп.

– Он совершил серьезное преступление?

– Очень.

– Мне так жаль, Маркус. – Глаза Кэтрин стали печальными. Она ласково погладила его по щеке. – Наверное, это было ужасно. Ужасно, что тебе приходится всем этим заниматься.

В душе Маркуса против его воли что-то шевельнулось. Она все понимает. Внезапно ему захотелось прижаться щекой к ее ладони.

– А ты как? – мягко спросила она.

Маркус вздрогнул, удивляясь тому, что они все еще разговаривают.

– Так себе.

Покачав головой, Кэт вздохнула, а потом потянулась к Маркусу и убрала прядь волос, упавшую на его лоб. «Интересно, куда девалась его шапка?»

– Какие мягкие волосы, – прошептала она. – Когда я была маленькая, то часто гадала, такие ли они мягкие, как кажутся. Они мягкие.

Она нежно провела рукой по его лбу, по вискам. Маркус застыл, он не желал наслаждаться ее прикосновениями. Он вообще ничего не хотел.

– Ты ведь знаешь, – проговорила она, – пока мы росли, я всегда пряталась, когда ты появлялся.