После ночного разговора со своими сообщниками в Камачи Молла-Алтыкул, прихватив слугу, с которым вдвоем скрывался вдали от родных мест, верхом отправился к себе домой — отдохнуть, собраться с мыслями. В полдень следующего дня оба, хозяин и слуга, пожаловали на переправу через Аму. Здесь путников дожидался паром — громадная неуклюжая лодка с помостом для арб и животных, вьючных и верховых. С берега на берег протянут толстенный прочный канат, закрепленный на кольях. По канату паром и ползет через многоводную реку с одного берега на другой, потом обратно. Паром только что прибыл с левого берега, путники сошли на сушу, вместо них стали входить те, кто направлялся через реку — в Халач. Верховые при этом спешивались, своих коней и ослов вели в поводу. Один Молла-Алтыкул как был на коне, так и въехал на помост парома, только пригнулся немного. Знал: если спешится, то со своею хромотой не взберется в седло на зыбком помосте. И прыгать с парома на илистый берег тоже не с руки.
Вот и левая сторона. Совсем близко желтые бугры каракумского песка.
Подождав, пока все путники разбредутся кто куда, — чтобы не осталось соглядатаев, осторожный мулла вместе с верным слугой, который не выпускал из рук хозяйский костыль, направили коней на север, в сторону крепости Эсенменгли. Путь предстоял долгий, и здесь нужно было запастись водой и провизией.
Граница в Каракумах была в те времена лишь условной, никем не охранялась. Незаметно для себя путники оказались на афганской земле: до Ант-Кую добрались на третий день. Еще издали было видно: Клыч-Мерген здесь. Множество копей стояло на привязи в тени навесов из сухой колючки. Путников окликнули только возле самого стойбища. Тут не ожидали никакой опасности, дозоров не высылали.
Джигиты, охранявшие стан, оказались давними знакомцами Моллы-Алтыкула по керкинской осаде. Его с почтением приветствовали и тотчас, ни о чем не спрашивая, проводили к самому главарю. У мазанки Клыч-Мергена помогли сойти с седла. Приволакивая левую ногу, опираясь на костыль, знатный гость ступил в комнату, убранную дорогими, густо-вишневого цвета, коврами. Только посреди глиняный пол был свободен от ковров — здесь тлел очаг, дым поднимался к отверстию в потолке. Перед очагом возлежал, облокотясь о подушки, худощавый, невзрачный с виду человек — сам Клыч-Мерген. Едва завидев гостя, он проворно поднялся на ноги, протянул обе руки для приветствия. Очень обрадовался нежданному появлению давнего соратника. Не ограничившись рукопожатием, оба заключили друг друга в объятия, с полминуты стояли недвижно.
— То-то у меня веко подергивается два дня кряду, — первым заговорил хозяин после обмена короткими традиционными вопросами о здоровье. — Знакомый человек, думаю, непременно пожалует в гости. Да и чаинка, гляжу, торчком стоит в пиале. Знак верный… Ну, а если вы, лучшего и желать невозможно!
Появились, как водится, горячие чайники, потекла неторопливая беседа. Хитрый мулла помалкивал, заметив, что хозяин, в глуши поотвыкший от общества, рад случаю выговориться.
— Ну, как там родной Лебаб, каково людям живется? — сыпал вопросами Клыч-Мерген. — Тоска берет, лишь только подумаю… Человеку не забыть тех мест, где пролилась кровь от его пуповины… Так и стоят перед глазами родные места.
— Что говорить, — Молла-Алтыкул не спеша отхлебнул чаю. — Родина дороже всего. Как однажды спросили пророка нашего Мухаммеда — имя его да славится вовеки! — мол, какая земля лучше всех. Он ответил: Мыср[6]. Спросивший тогда и говорит: «Если б так было, то любой человек стремился бы в Мыср, а ведь этого нет». — «Верно, — ответил пророк. — Мыср — земля прекраснее всех, но та земля, где у человека кровь пролилась от пуповины, она ему и Мыср, и еще краше Мысра».
— Эх-х, а… — Клыч-Мерген потупился. — Благословенные места пришлось нам покинуть. Что поделаешь? На роду, видать, написано, А теперь уж… — он махнул рукой. — И то сказать: позднее раскаянье лишь себе во вред.
Он помолчал, отхлебнул остывшего чаю из пиалы. Молла-Алтыкул сидел недвижно, запасшись терпением.
— Ну, так расскажите, уважаемый, — снова заговорил хозяин, — как вы добрались к нам? Все ли было благополучно в пути? Что слышно по Лебабу? И в других местах…
— Погоди, погоди, Клыч-Мерген, — тихо, с выражением невозмутимости прервал гость. — Не обо всем сразу… Такой же ты проворный, каким и прежде был. Сейчас отдохну немного» про все и поведаю.
— Э, Алтыкул-ага, — теперь гостеприимный хозяин вдруг оживился, глаза сверкнули возбуждением. — Что за польза медлить? Вспомните, как кизыл-аскеры едва не обошли нас под Сурхи. Если б замешкались мы тогда хоть на минуту, не пустились наутек — все угодили бы в западню! Вы же первый сказали день спустя: спаслись, дескать, только потому, что ты у нас та-кой горячий да скорый, Клыч-Мерген…
— Да, повидали мы с тобой — до конца дней не забудется, — гость допил чай, приподнялся, огладил бороду. — Ну, слушай, зачем я к тебе явился. Как добирался, рассказывать нечего. Живой пришел, и за это благодарение творцу… Мамедша-мирахур, слышал ты про такого? — Клыч-Мерген коротко кивнул, — Абдурахмана-караулбеги ты знаешь, вместе были под Керки… Вот, теперь они оба — люди, близкие к новой власти на правобережье. Большие люди, влиятельные! По их поручению я прибыл сюда, — он умолк с важным видом, давая собеседнику осмыслить услышанное.
Клыч-Мерген молчал, явно пораженный.
— Они, Мамедша и Абдурахман, могут замолвить слово и в Керки, и даже в Бухаре, правительству этой… республики… — Алтыкул едва удержался, чтобы не произнести «богомерзкой», — замолвить словечко, чтобы тебя не тронули, если тебе наскучат эти мертвые пески и ты решишь податься в родные благословенные места.
Клыч-Мерген быстро, с явной надеждой метнул взгляд на гостя и сразу осекся. Смекнул: хитрый святоша сейчас предложит какую-то сделку. И уже без удивления выслушал дальнейшее:
— От тебя требуется совсем немного. Ты, конечно, слышал про разбойника по имени Салыр?
— Джигит настоящий, прославленный! — тотчас отозвался хозяин, уже догадываясь, к чему клонится разговор, и понимая: торг предстоит крупный.
— Вот, вот, — мулла поморщился, однако старался говорить спокойно. — И этот головорез никого над собой не желает признавать. Между тем власти решили положить конец распрям, обеспечить мирную жизнь всем правоверным… Если ты поможешь обуздать Салыра, тебе будет дозволено вернуться на родину.
Он умолк. Теперь призадумался Клыч-Мерген. Во время их беседы в комнату три раза входил и выходил парень в потрепанном халате и истертом тельпеке — подбрасывал чурки саксаула в очаг, приносил горячие чайники, шурпу в мисках. Снаружи слышалось ржание коней, чей-то говор.
— Власти, вы говорите, Молла-Алтыкул… — в задумчивости произнес наконец Клыч-Мерген, глядя на неяркое пламя. — Знаете, небось: волк и овца не станут пить из одной колоды.
— Верно, дорогой! — тотчас встрепенулся и гость. — Но сам посуди: если власть опирается на таких, как Мамедша и Абдурахман, что это значит? А то, что люди они влиятельные, какими были вчера, такими остаются и сегодня. Дальше, подумай: если власть вынуждена опираться на подобных, людей, значит — в ней ли самой сила, в этой власти? И какой она сделается завтра?
Снова он замолчал с важною миной на округлом лице. Клыч-Мерген не отводил взгляда от очага. Внезапно спросил:
— Пробовали взять Салыра? Многих потеряли?
«Уже проведал, окаянный головорез!» — про себя выругался Молла-Алтыкул. Его задача оказалась более сложной, чем предполагали сообщники.
— Потери были, конечно, — проговорил он со вздохом, поглядев в потолок. — На все воля всевышнего. Но и то сказать: искусный воин требуется в предводители войска, когда оно выступает против такого опасного, закоренелого разбойника.
Клыч-Мерген снова задумался. Льстит, старый шакал! Однако… С помощью красных аскеров, либо при поддержке тех степных калтаманов, которых он хорошо знал, еще немало бродит по обоим берегам Аму, эти «бай-ревкомы» ведь, возможно, сумеют одержать верх по всему Лебабу. Тогда, конечно, припомнят и ему, Клыч-Мергену, что отказался выступить с ними заодно… Как тут быть?