– Большинство копов, расследующих убийства, за­нимается этим из года в год. Тот, кто переживает за ка­ждого из мертвых, очень быстро выдыхается. Я полицейский, Пибоди, и не умею делать ничего другого. Так что выдохнуться не имею права. – Она тяжело вздох­нула. – Но будь наш мир более совершенным, в нем существовала бы смертная казнь с помощью ржавой ложки!

– Когда я начала работать с вами, то считала, что расследование убийств – самое важное дело на свете. Это было год назад. И я думаю так до сих пор.

– О'кей. – Ева ворвалась в гущу машин, как та­ран. – Мне нужно по дороге заехать в клинику на Кэнал-стрит. А пока давай проверим, сумели ли что-ни­будь нарыть ребята из ОЭС.

Она набрала номер телефона, стоявшего в кабинете Фини, и почувствовала, как напряглась Пибоди, когда в трубке послышался голос Макнаба.

– Привет, лейтенант, – весело поздоровался Йен. – Что нового?

– Мне нужен Фини, – сказала ему Ева.

– Он только что вышел.

– Когда вернется, передай ему, чтобы срочно свя­зался со мной.

– Минутку, минутку! Не торопитесь. Капитан по­ручил ваше дело мне.

Ева проскочила в узкую щель между машинами и сумела проехать без остановок полквартала.

– По-моему, это слишком простое задание для та­кого аса, как ты.

– Ага. Но когда техник наткнулся на препятствия, поставленные этим типом, ему потребовалась помощь аса. Я одолел его защиту и нашел адрес.

– Может, перестанешь хвастаться и наконец сооб­щишь его мне?

– Лейтенант, не стоит зря тратить время. Он живет в Карпатах.

– Это еще где, черт побери?

– Горный массив в Восточной Европе. Я знаю это, потому что уже проверил. – Макнаб усмехнулся. – Мо­жете не спрашивать, какого черта наш подопечный де­лает в Восточной Европе. Это прикол. Адрес такой же фиктивный, как бюст моей кузины Шейлы.

– Макнаб, если ты скажешь, что ради этого прошиб лбом стену, я все равно не поверю.

– Даллас, я прошиб лбом целую гору! От фиктивно­го адреса потянулась ниточка, и я ее мотаю. Но на это уйдет не меньше часа.

– Тогда позвонишь мне, когда будет результат… Зна­ешь что, Макнаб? Человек, который что-то знает о бюс­те своей кузины – извращенец!

Когда Йен громко заржал, Ева отключила связь и повернулась к Пибоди:

– Может быть, Макнаб и зануда, но работать умеет. Он найдет гада. А если для этого понадобится много времени – что ж, значит, мы имеем дело с незауряд­ным хакером. Ну ничего, в суде это ему зачтется. Пред­ставь себе, он умудрился исказить свои учетные дан­ные. Еще один гвоздь в крышку его гроба!

Она покосилась на Пибоди.

– Не дуйся.

– Я не дуюсь.

Ева саркастически хмыкнула и показала на зеркало.

– Посмотри на себя! Хочешь, чтобы Макнаб дога­дался, что тебе невмоготу работать с ним? Где твоя гор­дость?

Пибоди полюбовалась на свое отражение и тяжело вздохнула.

– Я задумалась, только и всего.

Ева свернула на Кэнал-стрит и миновала «черный рынок», где можно было по дешевке купить что угод­но. Здесь шатались толпы туристов, а потом заваливали управление жалобами на лавочки, которые меняли мес­та куда быстрее, чем бродячие цирки.

«Что ж, если ты настолько глуп, чтобы верить, будто часы „Ролекс“ могут стоить дешевле большой пиццы, то заслуживаешь такой участи», – в который раз поду­мала Ева.

Через несколько кварталов ярмарка сменилась тру­щобами. Бродяги, безработные и прочие отчаявшиеся сооружали здесь жалкие хибары из ящиков и брезента. Те, у кого было разрешение на сбор милостыни, и мно­гие из тех, у кого такого разрешения не было, шлялись по городу и добывали гроши, которых хватало на бутыл­ку самодельного вина, помогавшую прожить еще одну ночь. Ну, а тех, кто не мог раздобыть бутылку, утром от­возили в морг сотрудники отделения нью-йоркской городской полиции, которых за глаза презрительно назы­вали «подметалами».

Беда заключалась в том, что сколько бы ни было та­ких бедолаг, которых кремировали за счет городской казны, всегда находились желающие прийти им на смену. Этот порочный круг не мог разорвать никто, и мень­ше всего отцы города. А посреди этой юдоли скорби и слез стояла клиника, которой руководила Луиза Диматто. «Она тоже не может разорвать круг, – думала Ева. – Но, по крайней мере, облегчает чью-то участь».

Оставлять машину в квартале, где обутый человек считался счастливчиком, рисковал только тот, кто мог себе позволить окружить ее головорезами в стальных доспехах, вооруженными ракетными лазерами. Во вся­ком случае, здешние полицейские патрули выглядели именно так.

Утешением служило то, что мест для парковки тут было предостаточно.

Ева остановилась у тротуара рядом с машиной, ко­торая когда-то, видимо, считалась седаном, но сказать наверняка было нельзя, так она была разбита и покорежена. Выйдя, она тщательно заперла все замки, вклю­чила противоугонную систему и огляделась по сторо­нам. Неподалеку стояли несколько зевак и несказанно тощий уличный зазывала.

– Я лейтенант Даллас, нью-йоркская городская по­лиция. – Ева не кричала, но все лица тут же поверну­лись к ней. – Этот кусок дерьма, называемый моей служебной машиной, официально принадлежит городу. Когда я вернусь, указанный кусок дерьма должен нахо­диться на том же месте и в том же состоянии. Если это­го не будет, я вызову сюда команду вышибал, которые перехватают здесь всех в радиусе шести кварталов, а специально обученные собаки помогут найти и конфи­сковать все ваши запасы наркотиков. Неприятности вам гарантированы.

– Полицейская сука!

Ева подняла глаза и уставилась на окно третьего этажа.

– Сержант Пибоди, вы можете подтвердить мнение этой мрази?

– Так точно, сэр, мразь права. Вы выдающаяся по­лицейская сука.

– И что произойдет, если кто-нибудь наложит лапы на мою машину?

– Вы превратите его жизнь в ад. Жизни его дружков и родственников тоже. Как и жизни совершенно не зна­комых с ним людей.

– Да, – холодно улыбнувшись, подтвердила Ева. – Превращу. Причем с удовольствием. – Она отверну­лась и пошла к дверям клиники. – О'кей, Пибоди. Мы их предупредили.

Войдя внутрь, Ева сначала решила, что ошиблась. Прошлой зимой здесь был обшарпанный приемный покой, покрытые плесенью стены и разномастная по­тертая мебель. Теперь просторное помещение разделя­ла на секции невысокая стена, на которой стояли пыш­ные растения в простых глиняных горшках. С каждой стороны стояли стулья и диваны, и хотя все они были заняты, здесь чувствовался порядок. На бледно-зеле­ных стенах висели картины в рамках, явно нарисован­ные детьми. Больные и раненые кашляли, сморкались и тихонько стонали, но теперь здесь не чувствовалось по­давленного гнева и бессилия.

Пока Ева обводила взглядом помещение, на пороге кабинета показалась молодая женщина в комбинезоне того же цвета, что и стены.

– Миссис Ласио, – обратилась она к какой-то дав­но не мытой оборванке, – сейчас доктор вас примет.

Подойдя к окошку регистратуры, Ева обратила вни­мание на современное оборудование. Там царил такой же образцовый порядок, как и в приемной.

Еве широко улыбнулся молодой человек лет двадца­ти. Его лицо было веселым и безобидным, как марга­ритка.

– Добрый день. Чем могу служить?

– Мне нужно видеть доктора Диматто.

– Боюсь, что доктор Диматто занята до конца дня. Если вам необходима срочная медицинская помощь…

– Я по личному делу. – Ева положила на стойку свой значок. – Точнее, официальному. Если она за­нята, пусть свяжется со мной, когда освободится. Лей­тенант Ева Даллас, Центральное полицейское управ­ление.

– Ах, лейтенант Даллас? Доктор Диматто говорила, что вы можете заехать. В данный момент она принима­ет пациента. Будьте добры подождать несколько минут в ее кабинете. Сейчас я свяжусь с ней.

– Хорошо.

Молодой человек провел Еву в коридор, по обе стороны которого находились смотровые. Коридор закан­чивался просторным помещением с расставленным на столах лабораторным оборудованием. Откуда-то доно­сился детский смех.