Ева всегда считала лицо Миры совершенством. Кра­сивое, безмятежное, обрамленное волной соболиных волос. На ней был один из тех спокойных и элегантных костюмов, которые казались отлитыми из гипса. Един­ственным украшением служила длинная золотая цепь с крупной жемчужиной.

Внезапно Мира подошла к Еве и слегка коснулась губами ее подбородка.

– Привычка, – с улыбкой сказала она, заметив, что Ева нахмурилась. – «Поцелую – все пройдет…» Может быть, сядем?

– Да, конечно. – Мира относилась к ней по-мате­рински, и это сбивало Еву с толку. Все, что касалось материнских чувств, было для лейтенанта Даллас головоломкой с огромным количеством недостающих кус­ков. – Хотите чаю?

– С удовольствием.

Поскольку Ева знала привычки Миры, она заранее заварила для нее ароматный травяной чай. А поскольку сама она была дома, то налила себе вторую чашку кофе.

– Как поживаете, Ева?

– Нормально.

– По-прежнему мало спите, – констатировала Ми­ра, когда Ева принесла ей чай.

– Ничего, держусь.

– На кофеине и нервах… А как дела у Рорка?

– Он… – Ева хотела промолчать, но с Мирой это было невозможно. – Он все еще переживает из-за того, что случилось с Миком Коннелли. Конечно, он не по­дает виду, но я… Мне кажется, это слегка выбило его из колеи.

– Так всегда действует скорбь. Мы продолжаем жить, делаем то, что необходимо, но на душе остается тень. Думаю, ему помогает сознание того, что вы рядом.

– Он с головой залез в мое расследование, а я не ста­ла протестовать. Вернее, стала, но не так яростно, как делала это раньше.

– Вы вообще хорошая команда. – Мира сделала глоток чая и одобрительно кивнула. – Только, боюсь, его тревожит, что этими делами занимаетесь именно вы.

– Убийства на сексуальной почве? Но я уже имела с ними дело. И буду иметь еще. Я знаю, как с ними справляться.

– Согласна. Судя по вашим отчетам и мыслям, ко­торые я подслушала, вы уже составили профиль убий­цы. – Мира вынула из сумочки дискету. – А это то, что составила я.

Ева повертела дискету в руках.

– У вас получился один профиль?

Мира откинулась на спинку стула и пригубила чай, наблюдая за собеседницей.

– Два. Не могу сказать наверняка, две личности или два разных человека. Хотя синдром раздвоения лично­сти встречается главным образом в научной фантасти­ке, тем не менее он существует.

– Сомневаюсь, что это раздвоение личности. Мне кажется, их все-таки двое. Я поняла это вчера ночью, – объяснила Ева, заметив удивление собеседницы. – Те же методы, та же мотивация, те же мизансцены. Но два разных стиля, два разных подхода к цели. Имея дело со второй жертвой, он использовал презерватив или спермицид и покрыл руки слоем «Силина», а в первой оста­вил ДНК и отпечатки пальцев. При раздвоении лично­сти различий бывает меньше. В нашем случае один охо­тится, другой убивает. А при раздвоении одна личность охотится и убивает, зато вторая функционирует нор­мально. Нет, это два человека, которые играют вместе, но берут биту по очереди.

– Я склонна с вами согласиться, хотя не могу пол­ностью отвергнуть вариант с раздвоением личности. – Мира скрестила ноги и устроилась поудобнее. – Похо­же, что первое убийство было случайным и незаплани­рованным. Существует вероятность, что страх и возбу­ждение, испытанные преступником во время первого убийства, спровоцировали обдуманное намерение и повышенную агрессивность, проявившиеся во втором случае. «Берущие биту по очереди» – очень точная ана­логия. Он – или они – игроки. Тут видно стремление господствовать над женщинами, унижать их, но делать это, сохраняя видимость романтических отношений. Сексуальный акт полностью эгоистичен, но наркотики заставляют жертв вести себя агрессивно, и это создает иллюзию взаимного удовлетворения.

– Убийце важно, чтобы женщина смотрела на него с вожделением. Потому что главным героем этой пьесы является он.

– Вот именно, – согласилась Мира. – Это не изна­силование в традиционном смысле слова, которое оз­начает применение физической силы или запугивания. Он не запугивает, а обольщает и заставляет сдаться. Пре­ступник умен и терпелив. Тратит время на то, чтобы уз­нать их фантазии, мечты и слабости. А затем играет с ними, принимая облик их фантазии. Розовые розы. Не красные, символ страсти, и не белые, символ чистоты. Розовые розы – символ романтической любви.

– Как бы то ни было, мы имеем дело с двумя весьма специфическими личностями, обладающими больши­ми познаниями в области вычислительной техники и химии. Очень похоже, кстати, что у них есть третий со­юзник, продающий запрещенные сексуальные стимуля­торы. Чрезвычайно дорогие. Один из этих парней зна­ком с его снадобьями. По моему мнению, он знает не только, как их достать, но и как изготовить. Может быть, он даже рискует торговать ими и этим зарабаты­вает себе на жизнь. Но я думаю, что за этим стоит нечто большее. Думаю, он наслаждается риском.

– Согласна. – Мира наклонила голову. – Ему нра­вится испытывать судьбу. Подсчитывать шансы.

– Ну, а второй – ас в компьютерах. Раз уж его мас­терство произвело впечатление даже на Рорка, сомне­ваться в этом не приходится. Разве у больных с раздвое­нием личности бывают таланты в двух различных об­ластях знаний?

– Отвергать подобную возможность нельзя. – За­метив нетерпение Евы, Мира махнула рукой. – Вы хо­тите, чтобы я сказала «да» или «нет», а я не могу этого сделать. Ева, я могла бы привести вам примеры из исто­рий болезни, но это вас не убедит… Ладно, не будем спорить. Два так два. Два человека. Один мечтатель­ный, живущий главным образом в фантастическом мире. Его идеал женщины – умная, сексуальная и опыт­ная. Он хочет очаровать ее не меньше, чем покорить и заставить повиноваться. Он – человек, который может подчиниться импульсу.

– Он посылал розы на работу Бэнкхед, – напомни­ла Ева. – Грейс Лутц роз не получала.

– Второй более расчетлив, более решителен и по­тенциально более расположен к насилию. В отличие от первого, он не склонен к иллюзиям и не убеждает себя, что это романтическая любовь. Прекрасно знает, что это изнасилование. Принимает эту мысль. И стремится к юным и невинным, потому что хочет овладеть ими и уничтожить.

– Второй должен быть старшим партнером, – за­метила Ева.

– Да, почти наверняка. Но у них симбиоз. Они ну­ждаются друг в друге. Не только потому, что один знает химию, а другой компьютеры. Они льстят самолюбию друг друга и по-мужски поощряют его. Как футболи­сты, которые хлопают забившего гол по заднице или дер­гают его за локоны.

– Командная игра: я пасую, ты бьешь, а гол – об­щее достижение.

– Да. Для них это увлекательная игра. – Мира по­ставила чашку и стала рассеянно играть жемчужиной на конце золотой цепи. – Они нуждаются в соревновании. Судя по всему, это испорченные гении с гипертрофи­рованным мальчишеским самолюбием. Едва ли они вложили много труда, чтобы научиться своему мастер­ству, – наверное, им все давалось легко. Очевидно, они с детства привыкли к богатству и привилегиям, привык­ли требовать и получать все, что им хочется, и не знали ни в чем отказа. Привыкли думать, что они этого заслу­живают.

– Должно быть, они уже играли в нечто подобное, – вставила Ева. – Но не до такой степени. Эта игра их возбуждает.

– О, да! Если это действительно два человека, они явно знают друг друга очень давно и имеют много общего. Недостаток зрелости заставляет меня считать, что они примерно того же возраста, что и их жертвы. Два­дцать с небольшим. Максимум двадцать пять. Они не просто наслаждаются красивыми вещами, но и навер­няка их имеют.

Ева кивнула.

– Дорогие костюмы, дорогое вино, дорогие ресто­раны для встреч…

– Угу. Стремление к тому, что предназначено только для избранных. Более того, я думаю, что они при­выкли к такой жизни. Поэтому они не выносят, когда на них смотрят сверху вниз или отвергают. За стремле­нием к романтике таятся страх и ненависть к женщи­нам. Хотела бы я посмотреть на их матерей. Либо они были сильными и чрезмерно властными, либо слабыми и беспомощными. Либо совершенно безразличными, либо слишком опекающими. Мужчины, особенно моло­дые, обычно судят о женщинах по той, которая их вос­питывала.