Ева напомнила себе, что видимость чаще всего обманчива. В этом доме не знали спокойного, безоблачного счастья. Теперь она была уверена, что еще немного – и ей удастся проникнуть в суть происходящего за этими розовыми стенами и мерцающими стеклами окон.

Дверь открыла сама Элизабет – еще более бледная и изможденная, чем в прошлый раз. Глаза ее распухли от слез, отлично скроенный костюм висел мешком – так сильно она похудела.

– Рорк! – Элизабет бросилась ему на грудь, не замечая Еву. – Прости, что побеспокоила тебя.

Напрасно я это сделала.

– Глупости. – Он заглянул ей в лицо с нежностью, от которой у Евы, изображавшей полнейшее равнодушие, кольнуло сердце. – Ты не бережешь себя. Бет.

– Я не могу ни о нем думать, ничего делать.

Все валится из рук, все рушится! Я… – Только тут она сообразила, что они не одни. – Здравствуйте, лейтенант Даллас.

Элизабет перевела взгляд на Рорка, и Ева прочла в нем упрек.

– Я приехала сюда независимо от Рорка, миссис Барристер. Сегодня мне позвонили от вас. Но я уже вижу, что это были не вы.

– Я действительно не звонила вам. Может быть, это Кэтрин? Она примчалась вчера вечером – совершенно неожиданно и в ужасном состоянии. Истерика, полный упадок сил… Ее мать попала в больницу с угрожающим диагнозом. Видимо, на нее подействовало напряжение последних недель. Поэтому я и решила вызвать тебя, Рорк. Ричард вот-вот сорвется. Обычно Кэтрин очень хорошо действовала на него, а сейчас она уже не способна ему помочь. Нам потребовалась помощь со стороны.

– Почему бы нам не войти в дом и не присесть?

– Они оба в гостиной, – предупредила Элизабет. – Кэтрин отказывается принимать успокоительное и не объясняет, что случилось. Единственное, что она нам позволила, – это позвонить ее мужу, предупредить, где она, и запретить приезжать. Ее сводит с ума мысль, что их сыну грозит какая-то опасность. Наверное, несчастье с Шерон вызвало у нее страх за собственного единственного ребенка. У нее навязчивая идея – спасти его непонятно от чего.

– Раз Кэтрин мне звонила, – рассудила Ева, – может, со мной она будет откровеннее.

– Да-да, конечно.

Элизабет провела гостей по холлу и пригласила в аккуратную, залитую солнцем гостиную. Кэтрин Дебласс сидела на диване, прижимаясь к брату. Ева не разобрала, утешает он ее или от чего-то удерживает.

Ричард устремил на Рорка затравленный взгляд.

– Хорошо, что ты приехал. У нас тут такое творится, Рорк… – Его голос дрогнул. – Просто ужас!

– Элизабет, может, мы выпьем кофе? – мягко предложил Рорк.

– Конечно, прости.

– Кэтрин… – Рорк участливо прикоснулся к ее руке, но Кэтрин вздрогнула, отдернула руку и вытаращила глаза.

– Что вы тут делаете?! Уходите!

– Я навещаю Бет и Ричарда. Мне очень жаль, что вам нехорошо.

– Нехорошо?! – Она то ли засмеялась, то ли закашлялась и сжалась в комок. – Хорошо никому из нас никогда не будет! Все мы запачканы, нам никогда не отмыться!

– От чего?

Она покачала головой и забилась в дальний угол дивана.

– С вами я не могу говорить.

– Миссис Дебласс, я – лейтенант Даллас. Вы недавно мне звонили.

– Никому я не звонила! – Кэтрин в панике обхватила себя руками за плечи. – Не звонила и ничего не говорила!

Ева сделала знак Ричарду, тот поднялся и отошел в сторону, а она заняла его место и взяла ледяную руку Кэтрин.

– Вы просили у меня помощи. И я вам помогу.

– Не выйдет! Ни у кого ничего не выйдет. Напрасно я звонила! Лучше не выносить это за пределы семьи. У меня есть муж, маленький сын. – Ее глаза наполнились слезами. – Я обязана их защитить.

– Мы сделаем это за вас, – твердо произнесла Ева. – Вас мы тоже защитим. А вот защищать Шерон было поздно. Вам не в чем себя винить.

– Но я не попыталась это предотвратить, – прошептала Кэтрин. – Может быть, я даже обрадовалась, что он оставил в покое меня…

– Я сумею вам помочь, миссис Дебласс.

Я обеспечу защиту вам и вашей семье. Скажите, кто вас насиловал.

– Боже, что вы такое говорите?! – простонал Ричард.

– Спокойно! – сурово оборвала его Ева. – С тайнами покончено.

– Тайна… – пролепетала Кэтрин. – Это должно было остаться тайной.

– Перестаньте! Вы прекрасно знаете, что такие тайны причиняют нестерпимую боль. Они заползают в душу и поедают ее изнутри. Человек живет в страхе, считает себя кругом виноватым.

А тот, кто заинтересован в сохранении этой тайны, пользуется его страхом, стыдом, чувством вины. Единственный способ с этим справиться – все выложить. Скажите мне, кто вас насиловал!

Кэтрин перестала дышать. Ее взгляд, полный ужаса, был устремлен на брата. Ева решительно повернула ее к себе.

– Смотрите на меня. Только на меня! Отвечайте: кто вас насиловал? Кто насиловал Шерон?

– Мой отец! – выкрикнула Кэтрин, раздираемая болью. – Отец, отец, отец! – она закрыла лицо ладонями и разрыдалась.

– Господи! – Элизабет выронила поднос с посудой, кофе пролился на дорогой ковер. – Господи, моя девочка!

Ричард кинулся к ней и схватил в охапку, не давая упасть.

– Я его убью! Убью! – Он зарылся лицом в волосы жены. – Бет, о. Бет…

– Помоги им, как сумеешь, – прошептала Ева Рорку.

– А ты грешила на Ричарда, – тихо упрекнул ее Рорк.

– Что правда, то правда, – она подняла на него пустые глаза. – Я думала, что виноват отец Шерон. Наверное, мне просто не хотелось верить, что такая дрянь может испакостить не одно, а целых два поколения!

Рорк стиснул зубы. Сейчас его лицо походило на каменный барельеф.

– Так или иначе, Деблассу крышка.

– Помоги своим друзьям, – повторила Ева. – А мне надо работать.

Она позволила Кэтрин выплакаться, хотя хорошо знала, что слезами не заживить такую рану.

Ей очень помогало сознание того, что Рорк рядом. Он, как мог, успокоил Элизабет и Ричарда, а потом распорядился, чтобы слуга собрал разбитую посуду. Наконец Элизабет пришла в себя настолько, что смогла снова заказать кофе. Она сама принесла Кэтрин чашку и тщательно закрыла дверь в холл.

– Вот, милая, попей.

– Простите меня… – Кэтрин обхватила чашку трясущимися пальцами, чтобы согреть их. – Простите! Я думала, что этому пришел конец.

Я заставила себя поверить, что все позади! Иначе я не смогла бы жить…

– Миссис Дебласс, я должна узнать все. Вы меня понимаете? – Ева дождалась, пока Кэтрин обратит на нее внимание. – Вы понимаете, что я записываю наш разговор?

– Вы ничего не сможете с ним сделать! Он очень влиятелен, никто не в состоянии ему помешать…

– Я помешаю. Вы ведь потому и позвонили мне, что почувствовали: я сумею его остановить.

– Он вас боится, – прошептала Кэтрин. – Боится! Уж я-то знаю. Он вообще боится женщин. Потому и мучает их. Я уверена: он дал нашей матери какое-то средство, чтобы она погрузилась в кому. Отец боялся, что мама заговорит: она ведь все знала.

– Ваша мать знала, что отец вас совращал?

– Знала. Делала вид, что не знает, но я все понимала по ее глазам. Она ничего не хотела знать, стремилась к покою и порядку, чтобы можно было устраивать приемы, продолжать жить как жена сенатора… – Кэтрин прикрыла ладонью глаза. – Каждый раз, когда он приходил ко мне ночью, на следующее утро я видела: она знает. Но если я пыталась заговорить с ней об этом, она делала вид, будто не понимает, о чем речь. Она твердила мне: «Перестань выдумывать, будь хорошей дочерью, уважай свою семью».

Кэтрин убрала от лица руку, взяла обеими руками чашку, но пить не стала.

– Когда я была еще маленькой, семи-восьми лет, он приходил ко мне ночью и… трогал. Твердил, что в этом нет ничего плохого: мол, он – папа, а я должна изображать маму. Он называл это игрой, тайной игрой. Он приказывал мне… трогать его. Мне приходилось…

– Не обязательно все называть своими именами, – сказала Ева, видя, что Кэтрин снова бьет дрожь. – Говорите то, что можете.

– Ему нельзя было не подчиниться. Он был в нашем доме всесильным. Правда, Ричард?