— Почему преступник держал эту книжку-улику в своем доме?
— А он и не хотел держать, товарищ майор! Жена подвела по своему незнанию. Жене, как показывает парикмахер Шагэн, было.приказано книжечку уничтожить. Она и вырывала по листочкам, вместо того чтобы сразу. Чуть не полкниги отдала парикмахеру. Из чего как раз я и заключаю о ее непричастности.
— Дальше давай, Бурунц,- попросил следователь,- Неужели, по-твоему, Воронцов такой глупый? Знает, что не избегнет кары,- и все-таки ворует? Понимает, что попадется, и сам облегчает работу розыска — создает такую грубую подделку чеков! Согласись, тут у тебя не проходит!
— Так ведь именно в этом все дело! — Бурунц от возбуждения вскочил, потом, подчиняясь взгляду майора, снова сел.- Тут дело основано прямо-таки на арифметическом расчете. Деньги все он забрал один. Все сто пятьдесят тысяч. Вина же будет разложена на троих. Никто не поверит, что преступление в данном случае обошлось без бухгалтера. Самая грубость подделки говорит против Алексана. Без его, мол, участия это было бы невозможно. Да и Сусанне Ростомян нелегко оправдаться. Вот и получается, что честнейший Воронцов — вспомните-ка историю о возвращенных в артель десяти тысячах! — был соблазнен, сбит с толку негодяями. А еще — чистосердечное признание Воронцова и упорство других! А еще- добровольная отдача почти всего полученного лично Воронцовым, то есть пятнадцати тысяч рублей! Значит, можно рассчитывать, что Воронцову присудят не более пяти лет. За хорошую работу наказание еще подсократится. Он так и обещает жене: «Вернусь года через два»… Теперь смотрите! — Бурунц снова поднялся на ноги.- Через два — три года человек возвращается, отбыв свой срок наказания, а дома его ждут чистенькие полтораста тысяч… Ну, скажем, долой пятнадцать, которые вернул… Немало! И ведь еще не такой старый Воронцов, может развернуться…
Начальник кивнул:
— Бывает это. У рецидивистов есть такое понятие: «Продать свободу».
— Но это же только версия, Бурунц! — не соглашался следователь.- Пусть даже остроумное, но всего лишь предположение. Как это доказать?
Бурунц тихо проговорил:
— Знаете, раньше на вокзалах объявляли: «Граждане, берегите карманы!» И пассажиры тут же обнаруживали, где у них что особо ценное лежит: в кармане — так за карман хватались, в чемодане — за чемодан. Вот и Воронцов — он перед нами сам себя обнаружит…- И мягко добавил:- Есть один план. Попробуем доказать. Но помощь ваша будет нужна…
Следователь вызвал к себе Ераносяна. Попросил сесть. Предложил папиросу.
— Кончено, Воронцов! — благодушно объявил он.- Теперь в суд дело твое пойдет. Что ж, надо признать, ты все-таки помог нам докопаться до правды.
Ераносян с достоинством наклонил голову:
— Сделал, что совесть моя велела.
— И знаешь, сейчас я, пожалуй, мог бы дать тебе свидание с родными. Как смотришь?
Счетовод неопределенно шевельнул пальцами:
— А на что? Недавно виделись… Только лишнее расстройство будет.
Следователь его не слушал:
— Обычно в таких случаях мы приглашаем родственников сюда. Но жена твоя, кажется, заболела немного. Простудилась, что ли…
В глазах Воронцова следователь уловил настороженное выжидание. И неожиданное сопротивление. Неужели что-то почуял, мерзавец?
— Поправится.- Счетовод равнодушно опустил голову.
— Ну, как хочешь. Дело твое… Тут Бурунц говорил, что твоя жена, по слухам, намеревается продать дом со всем участком…- Следователь продолжал свое, будто ничего не замечая.- Стыдно ей перед соседями. К своим родственникам собирается уехать…
На этот раз счетовод резко вскинулся, в глазах мелькнула тревога, пытливые огоньки в зрачках угасали медленно…
— Ну, ступай, Ераносян. Теперь долго с тобой не увидимся.
Воронцов, однако, не торопился. Он размышлял и что-то про себя решал, даже беззвучно шевелил губами.
— Гражданин следователь, все же закатают меня… И надолго… Когда еще с семьей встретишься! Тем более, говорите, что жена недомогает. Если б возможно побеседовать с нею напоследок…
— Отчего ж, это возможно. Мы тебя на машине туда отвезем. Надо же нам с тобой закончить по-дружески… Собирайся, Воронцов!
Он первым полез из машины. Но порядок он теперь понимал хорошо и потому стал ждать, когда выйдут следователь и сопровождающий милиционер. Потом взглядом испросил разрешение и двинулся по знакомой дорожке, чуть согнувшись и выставив углом левое плечо. Милиционер опередил его. Следователь шел почти рядом. Откуда-то вынырнул и присоединился к шествию Норайр. Воронцов не стал обращать на него внимание. Очень нужно! Мало ли зевак на свете!
Привычно свернул к дому. Но милиционер приказал:
— За мной!
И, беспомощно оглядевшись, уже чуя что-то недоброе, Воронцов шагнул за ним в сад.
И сразу в испуге остановился.
Земля в саду была беспорядочно перекопана. Тут и там высились насыпи. Куст виноградника был повален. Что искали люди в его саду?
А на топчане, том самом топчане, на котором любил после обеда отдыхать Воронцов, сидел человек в соломенной шляпе и считал деньги.
В ту же секунду Воронцов понял — это его старый знакомый Согомон Меграбян. Почему он здесь? Как это плохо!
Потом он разглядел, что в саду необычно много людей. Вот суетится заведующий сберкассой Гарибян… И председатель колхоза Сусанна Ростомян была здесь… И еще какие-то… И все смотрят на него!
Тут же ему бросились в глаза пачки денег на топчане. Много денег. И все сторублевки. Надорванные бандероли. Груда пачек насыпью…
Раскрыли! Нашли!
Сердце у него рванулось, застучало зло и торопливо. Еще не понимая, что выдает себя, он с глухим стоном повернулся вправо и, потянувшись, заглянул в тот угол сада, где была выкопана яма для компоста. Это место всегда было у него перед глазами, снилось ему каждую ночь…
Он не знал, что именно этого взгляда, этого указующего жеста, ждут все собравшиеся в его саду люди.
Но, когда раздались крики, он еще ничего не понял.
— Здесь, здесь, здесь! — плясал Норайр у края компостной ямы.- Он сюда посмотрел! Первый взгляд — точно на это место!
Бурунц выдвинулся из толпы:
— Вот, Воронцов, спасибо тебе, что показал, где твои наворованные капиталы упрятаны.
А Ераносян все еще не понимал. Чего они хотят? Ведь они до его прихода уже сами всё нашли!
Мутным взглядом он уставился на топчан, заваленный деньгами. И только когда Бурунц поблагодарил заведующего Гарибяна и велел ему собрать с топчана деньги, временно взятые в сберкассе под расписку, Воронцов коротко вскрикнул и привалился спиной к шаткой яблоньке.
Между тем на краю компостной ямы стучали лопаты. Взлетали в воздух комья земли. И уже кто-то с возгласом ликования потянул из мусора жестяную коробку.
— Нашли! — кричали люди.- Доверху денег-то! Вот туго набито! А вот еще коробка! И еще!
Воронцов распрямил спину; по-медвежьи ступая, пошел из сада.
Следователь предложил как ни в чем не бывало:
— К жене не зайдешь? Она и вправду больная.
Воронцов ответил невпопад:
— Теперь пусть продает дом… Пусть что хочет, то и делает…
— А если б деньги были спрятаны в комнате?- спросил следователь полчаса спустя, когда все пачки были уже пересчитаны и аккуратно сложены в чемодан.
— Повели бы его из сада в комнату, только и всего,- сказал Бурунц.- И там он тоже не утерпел бы — взглянул на свой тайник.
Он стоял посреди сада в гимнастерке с расстегнутым воротом, в сапогах, измазанных глиной. Колхозники окружали его тесным кольцом.
По улице прогрохотала полуторка и замедлила ход. Из кабины высунулась Сусанна Ростомян и весело помахала рукой:
— Спасибо тебе, эй… Тебе кричу, Степан Бурунц!
5. Тысяча метров шелка
Троллейбус остановился на площади. Норайр выскочил первым и подал Дусе руку. До начала лекции оставалось четыре минуты. Он боялся опоздать.