Сырым февральским утром Бобби Ли Фуллер нашел мертвое тело. Впрочем, это только говорится – «нашел»; на самом деле он просто споткнулся о то, что осталось от Арнетты Гэнтри. Но, как бы то ни было, Бобби Ли еще долго видел в кошмарных снах распухшее белое лицо.

Если бы Бобби Ли не поссорился накануне с Марвеллой Трусдэйл, он в это самое утро корпел бы на уроке английской литературы. Последняя стычка с Марвеллой – а их роман продолжался уже полтора года – совсем его доконала, и Бобби Ли решил поудить рыбку в Гусином ручье, чтобы отдохнуть и подумать на свободе.

В свои девятнадцать лет Бобби Ли уже здорово вымахал: шесть футов один дюйм. Руки у него были большие, рабочие, как у отца, а от матери он унаследовал густые черные волосы и пушистые длинные ресницы. Волосы он носил гладко зализанными назад в стиле своего кумира Джеймса Дина.

Бобби Ли считал Джеймса Дина настоящим мужчиной, который наверняка тоже презирал зубрежку и книжную премудрость. Была бы его воля, Бобби Ли уже давно работал бы полный день на автозаправочной станции Санни Тэлбота вместо того, чтобы грызть гранит науки в двенадцатом классе. Однако у его мамочки были другие представления о том, что ему нужно, а в городке Инносенс[1], штат Миссисипи, никто не решался оспаривать мнения Хэппи Фуллер.

Веселое имя Хэппи[2] ей вполне подходило, потому что она могла чудесно улыбаться, одновременно вышибая почву у вас из-под ног. Хэппи Фуллер еще не простила своему младшему сыну того, что он два года просидел в одном классе. И если бы настроение у Бобби Ли не было такое паршивое, он вряд ли бы осмелился прогулять целый день – тем более при его менее чем удовлетворительных отметках. Однако Марвелла была из тех девушек, которые толкают мужчин – даже настоящих – на опрометчивые и безрассудные поступки.

Вот поэтому-то Бобби Ли забросил удочку в бурные воды Гусиного ручья. Папа всегда говорил, что, когда мужчину что-то грызет, ему лучше всего уйти куда-нибудь поближе к воде и смотреть, как она мерцает.

И главное не в том, что поймаешь, а в том, что ты у воды и смотришь на волны.

Бобби Ли поудобнее устроился в траве на берегу ручья, питаемого мощной Миссисипи. До него донесся гудок поезда, спешащего к Гринвиллу. Он слышал шепот ветра во влажных зарослях. И единственное, что его тревожило этим утром, так это его собственное настроение.

А может, ему стоит рвануть в Джексон, отряхнуть прах Инносенса со своих ног и зажить городской жизнью? Ведь он хороший механик – даже чертовски хороший! – и, наверное, найдет неплохую работу без всякого аттестата зрелости. А пока ом будет заниматься настоящим мужским делом, эта самая Марвелла Трусдэйл выплачет в Инносенсе свои большие голубые глаза.

Леска натянулась. Моргая, Бобби Ли торопливо вскинул удилище. На крючке серебристо сверкнула большая рыба. Неуклюже, рывком он вытащил ее из воды, но впопыхах, все еще думая о Марвелле, недосмотрел, и леска запуталась в водорослях. Бобби Ли встал, ругая себя за то, что промахнулся. А так как хорошая леска стоила не меньше пойманной рыбы, он шагнул в заросли и начал распутывать леску.

Это оказалось не таким уж простым делом. Чертыхнувшись, Бобби Ли отшвырнул ногой ржавую банку из-под пива, поскользнулся на чем-то мокром, упал на четвереньки и очутился лицом к лицу с Арнеттой Гэнтри.

Вид у нее был удивленный – точь-в-точь как у него: вытаращенные глаза, открытый рот и белые-белые щеки. Бобби Ли понял, что она мертва – мертва, как камень. Влажные, обесцвеченные перекисью волосы Арнетты потемнели от запекшейся крови, а на горле виднелся багровый разрез, охватившей шею, как ожерелье.

Бобби Ли закричал – дико, словно раненое животное, – но даже не понял, что это кричит он. Зато довольно скоро осознал, что стоит на четвереньках в воде, окрашенной кровью.

Бобби Ли с трудом поднялся – как раз Вовремя, чтобы его не вырвало прямо на новые джинсы. Оставив на берегу рыбу, леску и большую часть своей юношеской безмятежности, он стремглав побежал в Инносенс.

Лето, как роскошная, но злобная куртизанка, набросилось на городок Инносенс, штат Миссисипи, и распластало его в жаре и пыли. Городок никогда особенно не процветал, хотя земля здесь была плодородной, а люди привыкли выносить влажную жару, наводнения и капризы ветра.

Здесь поблизости не было никаких природных чудес и достопримечательностей, чтобы привлечь туристов с видеокамерами и тугими кошельками. Поэтому не было и приличной гостиницы с современными удобствами. Существовала, правда, старинная усадьба с плантацией «Сладкие Воды», которой уже двести лет владели Лонгстриты, но доступ в усадьбу для посторонней публики был закрыт, да и нельзя сказать, что посторонние очень стремились туда попасть.

«Сладкие Воды» однажды были описаны в журнале «Дома Юга», Но это произошло в восьмидесятые годы, когда еще была жива Мэдилайн Лонгстрит. Теперь, когда она и ее пройдоха-муж покинули сей мир, усадьба стала собственностью их троих детей, до сих пор там и проживавших. Эти трое, по сути дела, являлись хозяевами городка, хотя нельзя сказать, что они очень из-за этого важничали.

Можно было с уверенностью утверждать, что все трое отпрысков унаследовали фамильную красоту Лонгстритов, но отнюдь не их амбиции, и жители городка их за последнее нисколько не порицали. Помимо черных волос, золотистых глаз и прекрасного телосложения, Лонгстриты еще обладали неотразимым обаянием, перед которым невозможно было устоять. И поэтому никто, например, особенно не осуждал Дуэйна за то, что он пошел по стопам пьяницы-отца. И если Дуэйн время от времени вдребезги разбивал свой очередной автомобиль или ломал столики в «Таверне Макгриди», то ведь он всегда щедро возмещал убытки, когда бывал трезв. Правда, с течением времени трезвость посещала Дуэйна все реже и реже.

Когда в 84-м Дуэйн поставил Сисси Куне в затруднительное положение, то женился на ней без разговоров. А когда, родив двух сыновей, Сисси не выдержала его пагубного пристрастия к алкоголю и потребовала развод, то он так же любезно согласился и на это. И никаких недобрых чувств! Впрочем, там, кажется, и не было никаких чувств… А Сисси уехала с мальчиками в Нэшвилл и начала новую жизнь с торговцем обувью, который в свободное время играл на гитаре в соседнем ресторанчике.

Джози Лонгстрит, единственная дочь и младшая в семье, за свои тридцать один год успела дважды побывать замужем. Оба брака оказались недолговечными, но обеспечили население Инносенса неистощимым материалом для сплетен. Джози огорчалась по поводу своих двух замужеств не больше, чем огорчается женщина, заметившая у себя первые седые волосы. Она немного посердилась, немного погрустила, испытала некоторый страх перед будущим… А затем раны зажили. С глаз долой – из сердца вон!

Разумеется, ни одна женщина не хочет седеть. Точно так же ей, поклявшейся любить, «пока смерть не разлучит нас», вовсе не хочется разводиться. «Но в жизни все бывает», – философски рассуждала Джози, болтая с Кристел, своей наперсницей и хозяйкой салона красоты. Она любила обсуждать с Кристел сравнительные достоинства всех перепробованных ею мужчин от Инносенса до границы штата Теннесси. И всякий раз добавляла, что должна же как-то компенсировать допущенные две ошибки.

Такер Лонгстрит тоже наслаждался женщинами – хотя, может, и не столь самозабвенно, как его сестра мужским полом. Не прочь он был и опрокинуть стаканчик, не проявляя, впрочем, такой неутолимой жажды, как старший брат.

Жизнь Такеру представлялась длинной аллеей для прогулок. Он не возражал против того, чтобы шествовать по ней, но в своем собственном темпе. Он мог свернуть с прямого пути при условии, что снова возвратится на проторенную дорогу, ведущую к избранной им цели. До сих пор ему удавалось избежать прогулки к алтарю – так как его любовные опыты, не оставив в душе глубокого следа, внушили ему легкое отвращение к прочим узам. Он предпочитал следовать своим путем в спокойном одиночестве.