— Ну, сейчас-то вряд ли кто там остался. Выстрелы, шум, крики…

— Все равно надо быть осторожными. Может, подождать, пока прибудет подкрепление да станет немного посветлее?

— Кто-то кричал. А если этот человек еще жив, раненый? Надо действовать. Максимум внимания, и будем подстраховывать друг друга.

Тишина заброшенного храма не угнетала теперь так сильно, как вначале. Погоня, связанные с ней волнения притупили первоначальное чувство неуверенности и боязни. Внимательно осмотрев первый этаж и ничего не обнаружив, снова стали подниматься по лестнице, на которой столкнулись с «привидением». Медленно преодолевали ступени, ощупывая фонариком стены. Дошли до той площадки, где Евсеев прекратил поиск.

— Здесь осторожней, товарищ капитан, — предупредил Амиров. — Сорваться можно. Открытые проемы и никаких ограждений. А высота, дай боже! Сюда альпинисты тренироваться приходят. Как бы нам по ночному делу не ссыпаться…

— Что им гор не хватает для тренировок? — спросил Евсеев, думая совсем о другом. Он, кажется, начал догадываться…

— Где это опасное место?

И увидел засиневшие в темноте прямоугольники не то окон, не то дверей, ведущих в никуда. Осторожно выглянув наружу, он не увидел ничего, кроме темноты. Оконные проемы начинались у самого пола; чтобы посмотреть вниз, надо было держаться за косяк. Капитан попытался разглядеть что-нибудь с помощью фонарика. Но свет его бесследно растворялся во мраке. Тогда Амиров включил небольшой переносный прожектор, захваченный из машины. Посветил, помогая фонарику Евсеева. Световое пятно легло на камни. Они увидели совершенно отчетливо: там, внизу, на камнях, лежит человек. Евсеев зябко повел плечами, Амиров подавил готовый сорваться крик.

— Скорее туда!

Евсеев первый ринулся вниз, гулко стуча каблуками по каменным ступеням. Догнавший его Амиров тронул за плечо, когда капитан в нерешительности остановился, очутившись за воротами.

— Я знаю, как туда пройти. Идемте.

Они стали обходить здание по периметру. Тропа резко уходила вниз: перепад уровней площадок у фасада и противоположной стороны был, видимо, велик сам по себе. Да плюс высота стены. Евсеев подумал: «Не меньше тридцати метров. Это значит…»

Человек, раскинув руки, лежал лицом вниз. Евсеев приподнял голову. Тонкая струйка крови застыла в уголке рта, кровью был залит висок. На лице — выражение скорее гнева, чем страха. Открытые глаза были неподвижны. Ашот был мертв.

— Поднимитесь наверх, встретьте… «Скорая» должна подойти.

Амиров растворился в темноте. Евсеев, чуть отойдя в сторону, присел на камне. Через несколько минут послышались голоса.

Когда врач и кто-то с ним еще занялись трупом, Амиров нагнулся к Евсееву.

— Товарищ капитан, мотоцикл исчез.

Кто и зачем столкнул Джугамишева со стены? Что побудило его пойти со своими убийцами в такое опасное место да еще ночью? Кто угнал мотоцикл (один человек, двое, трое)? Где Хачизов?

Вот вопросы, которые стояли теперь перед Евсеевым, Бахаревым и местными товарищами, для которых после убийства Ашота это дело выдвинулось в разряд первостепенных. Вопросы требовали немедленного решения.

Хозяин дома, в котором останавливались сухумский гость, Ашот и приезжий маленького роста, готов был рассказать все, но ему нечего было рассказывать. По его словам, два дня назад к нему приехал Гамид, родственник из Теберды, тот самый, низкорослый, и сказал, что поживет пару дней: дела у него в Черкесске. Потом попросил свозить его в Домбай, в Северный приют. Зачем? Кого-то повидать, мол, надо, Пришлось отпрашиваться с работы. Ночью вдруг понадобилось отвезти того, которого называли Ашотом, в Теберду. Но ни ночью, ни утром никто из них не появился. Да, конечно, он хорошо понимает, что не имел права передавать управление мотоциклом. Но что было делать? Он не может болтаться где-то по ночам. У него семья, утром на работу надо. А как откажешь родственнику? Нет, кроме тех двоих, что приехали на зеленой машине из Северного приюта, он никого не видел, не знает. Из троих задержанных, которых ему показали, он признал только одного, о котором говорил уже.

Зато «дядя Яша» с уверенностью указал на тех двоих парней: они интересовались племянником и сулили неприятности.

Едва начало светать, храм обыскали до последнего сантиметра. В одной из келий обнаружили свежие следы пребывания людей. Пустые пачки от сигарет «Апсны», выпущенных Сухумской табачной фабрикой, бутылки из-под вина «Саэро», остатки мяса, сыра, хлеба, завернутые в газету «Сабчота Абхазети» трехдневной давности. На выступе стены был прилеплен оплывший огарок свечи.

Гадать, кто все это оставил, не приходилось. Да и парни не стали запираться. В том, что они провели две ночи в монастыре, криминала не было. Но когда их действия стали связывать с шантажом «дяди Яши», а тем более с убийством, они принялись «темнить», насколько были способны. Но поскольку договориться у них не было возможности, мало-помалу стали сообщать необходимые следствию сведения. Выяснилось, что они прибыли из Сухуми. С целью, которая в деталях не была известна им самим. Им обещали хорошо заплатить, если они разыщут некоего Овчинникова Якова Порфирьевича и выведают у него местонахождение племянника. Поручение это дал (а также обещал заплатить) Дато, тот, что со сломанной ногой. Никто никого убивать им не поручал. Овчинникова следовало припугнуть, не больше. В том, что произошло в монастыре, они не виноваты. Они даже не знают, как все случилось. Им велено было не соваться в гостиницы. Ночь приготовились скоротать в монастыре. Проводить там время посоветовал Гамид. Его и Дато слушался. Но и Гамид — не самый главный. А кто — им неизвестно. Они сидели, мирно беседовали, уже собирались устраиваться на ночлег, как раздался условный свист, которым предупреждал о своем появлении Гамид.

Потушив на всякий случай свечу, парни пошли навстречу. Вещей у них никаких с собой не было, собирать ничего не надо, стали спускаться. Уже где-то совсем рядом Гамид окликнул их. Они отозвались, и тут раздался тот страшный крик. Бросились в разные стороны. Один тут же наткнулся на, оперативников, другой выбежал через южный вход.

Дато поначалу отвечать на вопросы отказался. Он демонстративно стонал, хватался за поврежденную ногу (перелома, как выяснилось, не было, но ушиб сильный). Прикидывался случайным свидетелем несчастного случая, божился, что ничего не знает, отрицая даже заведомо бесспорные факты. За остаток ночи он сочинил свою версию происшедшего. И хоть была эта версия наивной и жалкой, он со всей серьезностью отстаивал эту чепуху. Плел что-то насчет того, что подвыпивший Ашот затеял с Гамидом спор, кто лучше знает руины храма близ Карачаевска. Джугамишев на пари брался найти дорогу на галерею, проходящую через верхний ярус молельных помещений, с завязанными глазами.

— Ну и фантазия! — усмехнулся Амиров. — Получше-то ничего не мог придумать? Что-то я не видел никакой повязки. Ни на глазах покойника, ни в каком другом месте.

— Наверно, спала. Упал человек — слетела повязка. — Подумав немного, поднял указательный палец, словно вспоминая. — Да, правильно. Это сперва хотели повязку. Но там так темно, что и повязки не надо…

— Вот тут спорить не стану. Действительно, темно было, сами убедились. И хватит сказок! Днем мы изучили следы на площадке. Внимательно изучили. Так вот, ваши следы и следы убитого находятся в таком положении, что совершенно очевидно: вы столкнули Ашота. На слое пыли это так все хорошо отпечаталось, что у суда сомнений не останется.

Побледнев, Дато вскочил, забыв про больную ногу.

— Нет! Это не мои следы! Не я толкнул! Это Гамид. Мне не за что было убивать его.

Инстинкт самосохранения возобладал над всеми другими чувствами. Дато заговорил. Он подтвердил, что появление «агентов» из-за хребта действительно связано с поисками племянника Овчинникова. Его, Дато, послал Хачизов. Где он сейчас — неизвестно. Но завтра надлежит дать телеграмму в Сухуми. На главпочту, до востребования. На имя Ломейко Тамары Александровны. В зависимости от того, как будет складываться ситуация. Либо: «Дядя с выездом задерживается», в случае если нет пока ничего определенного. Либо: «Дядя приехать не может, приезжай сама». Это в случае, если племянник появился и ожидается товар при нем.