Те, по чьей вине драгоценности оказались ночью вне сейфа, и те, кто не проверил сигнализацию, понесут наказание. Но о возвращении украденного, о возмещении материального ущерба государству, о поиске преступников, наконец, голова должна болеть прежде всего у работников уголовного розыска, у него, Бахарева, в частности. Поэтому с таким старанием изучал майор каждую строчку донесений.
Кое-что он себе пометил. Так, на всякий случай. Но чувствовал — не то. Потом принялся за рапорты дежурного по управлению пожарной охраны.
«После ноля часов в поселке Даньшино в доме гр. Васильева возник пожар. Из-за отсутствия связи сообщение о пожаре поступило в пожарную часть только в 01 час 12 минут. Позвонили соседи, обнаружившие пожар. Звонили из магазина, находящегося в 800 метрах от очага загорания. Пожар был ликвидирован… силами…»
Бахарев пропустил перечисление участвовавших в пожаре машин и частей, от которых они прибыли. Судя по всему, там хватило бы и одной машины: сопоставив время, когда на пульт городской пожарной охраны поступило сообщение и время ликвидации пожара, он понял, что горело не более получаса. Но его внимание привлекло окончание рапорта.
«В результате пожара погиб хозяин дома Васильев С. С. Предположение: задохнулся в дыму. Кроме него, в доме никто не обнаружен».
Далее следовала приписка, носящая полуофициальный характер и сделанная, по всей вероятности, дежурным по своей инициативе — специально для работников милиции. (Бахарев в свое время убедительно просил товарищей из управления пожарной охраны отмечать в своих рапортах все, что имеет хотя бы малейшее отношение к правонарушениям.)
«Судя по количеству пустых винно-водочных емкостей, а особенно стаканов, накануне в доме была большая попойка. Явился ли пожар последствием этого — неизвестно. Предварительное заключение работников пожарной охраны: пожар возник от незатушенной папиросы».
Мысль Бахарева работала в определенном направлении, и слова «большая попойка» вызвали у него соответствующую реакцию. «А не пропивалось ли здесь уворованное золотишко?»
Заканчивая просмотр оставшихся сообщений, он уже прикидывал, что следует предпринять в первую очередь. «Что представляет из себя погибший хозяин дома? Что за окружение у него было?»
В конце концов он решил послать кого-нибудь на место происшествия. Опытному работнику надо немедленно осмотреть все на месте. Наметанный глаз увидит то, мимо чего прошли другие.
Размышляя, кого послать, Бахарев перебирал в уме всех сотрудников отдела. Дел у всех «под завязку». Капитана Евсеева разве? Вот чья дотошность может пригодиться! В группу, созданную для раскрытия ограбления универмага, он не входит, но это даже лучше: в то, что потянется ниточка от пожара сюда, Бахарев в общем-то не очень верил.
— Садись, Всеволод Петрович, — пригласил хозяин кабинета после взаимного обмена приветствиями ладно скроенного, среднего роста человека, вошедшего буквально через минуту после того, как майор положил трубку внутреннего телефона. — У меня к тебе небольшое поручение…
Уголки твердых губ капитана заметно дрогнули в усмешке. Кто-кто, а Всеволод Петрович знал эти «небольшие поручения» начотдела. Не один год проработал он с Бахаревым, многому у него научился и уже давно привык к тому, что задания Бахарева, даваемые на оперативках или вот так незапланированно, всегда таят в себе сюрпризы.. Начинается с «небольшого поручения», а кончается командировкой, которая порой прибавляет несколько седых волос в твоей шевелюре.
— Знаю, знаю, что за тобой еще много чего числится, — поспешил майор предупредить возможные возражения. — Но тут в самом деле надо лишь глянуть тренированным оком. Наши там были, но с готовой версией…
И он принялся излагать суть дела.
Когда Евсеев был уже в дверях, Бахарев крикнул вдогонку:
— Участкового я разыщу по телефону, предупрежу!
Глава первая
Странный клиент
Будка сапожного мастера приткнулась к крылу большого многоэтажного дома со стороны переулка. Место людное, бойкое: поблизости магазины, в двух десятках шагов — центральная магистраль большого города. Словом, в клиентуре у Ашота недостатка нет. Застекленные до половины стенки сапожной будки не украшают, как бывает, изречения и разные портреты. О том, что дела у хозяина процветают, говорит и тот факт, что на задах будки, как прогулочный катер у пирса, «пришвартовался» оранжевый «Москвич».
В приемной будки-мастерской могут враз поместиться не более трех человек. Поэтому часть клиентуры дожидается своей очереди на скамейке поблизости.
В утренний этот час очередь отсутствовала. Если не считать, конечно, девушку, которая пристроилась на упомянутой скамье. О том, что она не просто отдыхает, свидетельствовала прислоненная к спинке скамейки сумка из пластика, в которой угадывались контуры дамских сапожек.
Неслышно и почти незаметно присоединился к девушке молодой человек с газетным свертком под мышкой. На нем — синтетическая желтая куртка, одна из тех, которые, несмотря на яркость, а может, как раз благодаря ей, напоминают униформу. Лицо юноши украшено шкиперской бородкой, на нем не то озабоченность, не то какое-то внутреннее напряжение.
Девушка вскоре поднялась, поспешно запихнула в сумку журнал, который читала, и поторопилась занять освободившееся в «приемной» место. Юноша, оставшись один, нервно зевнул и огляделся по сторонам.
Вскоре недра мастерской выпустили очередного посетителя. Но молодой человек не очень-то спешил, как следовало того ожидать, в святилище сапожного бога. Больше того, когда к нему подсел пожилой гражданин в очках и вежливо осведомился, ждет ли молодой человек очереди к мастеру и есть ли за ним еще кто, юноша замялся и ответил весьма неопределенно:
— Да… нет…
И добавил:
— Вы проходите. Я жду…
Кого и чего ждал обладатель желтой куртки, гражданин выяснять не стал, он резво подхватил свои пожитки и тотчас просунулся в узенькую дверцу.
На протяжении ближайшего получаса эта сцена повторялась еще несколько раз. Менялись клиенты, а нерешительный юноша все ерзал на скамейке, прижимая, будто невесть какую ценность, газетный сверток.
После обеденного перерыва в госучреждениях поток клиентуры сапожного мастера заметно поубавился. Наконец наступил момент, когда ни около будки, ни внутри нее не осталось никого. И тогда юноша решился. Стремительно поднялся, и вот уже его напряженный взгляд встретился с холодным, чуть насмешливым взглядом мастера.
— Что дарагой?
Ашот говорил с акцентом, который становился то более заметным, то исчезал совсем. С клиентами он всегда держался с той чуть иронической снисходительностью, которая давала ему, сапожному мастеру, возможность сохранять свое достоинство.
Молодой человек покосился на вход и стал разворачивать сверток. Содержимое его легло на прилавок. Брови мастера поползли кверху. Удивление сменилось брезгливостью.
— Что это?
— Вот принес… корочки, — явно с усилием выдавил клиент. — Чтобы как новые…
Мастер с опаской потрогал растоптанный башмак.
— Ты хочешь, чтобы я тебе сшил такие же? Это можно. Ясное дело, это тебе обойдется дороже, чем в магазине. Но зато и вещь будет! Я тебя верно понял?
— Точно, точно, — обрадованно подхватил клиент. Но развить мысль ему помешал новый посетитель. Молодой человек тотчас уступил ему место у прилавка. Башмаки словно жгли ему руки, и он, подержав их секунду, кинул в мусорную корзину. Занятый с клиентом, Ашот лишь покосился, но промолчал.
Поступив столь неожиданно с принесенной в починку обувью, молодой человек, похоже, обрел равновесие. Он принялся разглядывать выстроившуюся, словно на выставке, обувь самых разнообразных размеров, фасонов, расцветок. Взгляд его задержался на японском транзисторном приемнике.
Парень не заметил, что Ашот уже распрощался с посетителем и сверлит его изучающим взглядом.
