— Вот он! Держись, Дорогуша. Скоро конец. — Майкл бросился на колени, на пропитанную кровью и околоплодными водами солому; появились тонкие, длинные передние ножки. — Я помогу ей, поверну немного. Где эта чертова голова?! Ты крепко держишь?

— Да. — Пот стекал ей на глаза. — Скорее! У нее уже нет сил!

— Он выходит. — Майкл ухватился за скользкие конечности и стал поворачивать плод; голова обнаружилась между передними ногами. — Ну, давай, Дорогуша! Еще чуть-чуть. Еще капельку…

— О Господи! — Жеребенок выскользнул, и по лицу Лоры, смешиваясь с потом, потекли слезы. — Вот он!

Мокрый жеребенок еще был связан с матерью пуповиной. Как ни хотелось Майклу поскорее освободить новорожденного, он вместе с Лорой ждал, пока пуповина разорвется сама, как предусмотрено природой.

Некоторое время не было слышно ни звука, кроме тяжелого дыхания кобылы, а затем раздалось восхищенное ржание, когда она поняла, что у нее есть ребенок.

— Он прекрасен, — прошептала Лора. — Просто прекрасен!

— Это она, — ухмыльнулся Майкл, стирая пот с лица. — Лора, у нас девочка. Прелестная девочка. Благослови тебя Бог, Дорогуша! Посмотри, кого ты произвела на свет.

Дорогуша посмотрела и, повинуясь материнскому инстинкту, поднялась на ноги и стала облизывать жеребенка.

— Каждый раз — как чудо! — прошептала Лора, отодвигаясь, чтобы не мешать матери и новорожденному. — Но у тебя не будет производителя. Ты не разочарован?

— Главное — у нее четыре ноги и хвост. И она гнедая, в мать.

— И ничего твоего. — Лора засмеялась, наслаждаясь счастливым выражением лица Майкла, и торжественно протянула руку. — Поздравляю, папочка!

— К черту насмешки!

Он притянул Лору к себе и жадно прижался губами к ее губам.

Она задохнулась. У нее закружилась голова. Они провели бессонную ночь и теперь стояли на грязном сене, покрытые потом и кровью, в спертом воздухе… Но их объятия были полны надежды, гордости, ликования!

Сначала Майкл хотел только разделить с Лорой пьянящую радость, поблагодарить за то, что она разделила с ним эту ночь. Но он утонул в ней, в ее жарком желании, в шелковистых руках, цеплявшихся за него, словно она висела над пропастью и он был ее единственным спасением.

Он шептал что-то отчаянное, безрассудное; его руки сжимали ее бедра и грудь. Он чувствовал себя ее хозяином и повелителем, а она металась, изгибалась, стонала…

— Успокойся.

Майкл произнес это с тем же ласковым терпением, с каким только что разговаривал с Дорогушей. Но его губы так жадно приникли к пульсирующей жилке на шее, что невозможно было исполнить его приказ.

— Я не могу.

«Не могу дышать. Не могу думать. Не могу оторваться от тебя».

— Майкл! — Ошеломленная, она вжалась лицом в его шею. — Я не могу…

«Зато я могу! — подумал он, преодолевая разливавшуюся по телу жестокую боль. — Мне кажется, сейчас я могу все!»

Но он плохо выбрал время и место. Лора всю ночь провела рядом с ним, принимая роды Дорогуши. Воспользоваться сейчас ее слабостью — только доказать, что бывают моменты, когда даже честный человек забывает о чести.

— Вообще-то, мне хотелось не просто покувыркаться в сене. — Майкл попытался превратить все в шутку, хотя это стоило ему немалых усилий, и, нежно взяв ее за плечи, повернул в сторону жеребенка. — Расслабься. Посмотри, наша малышка растет на глазах.

Лора смотрела, как жеребенок пытается подняться, и ее сжатые кулаки медленно раскрывались. После нескольких смешных падений новорожденная встала на разъезжающиеся ножки.

— Ты… — Чтобы унять дрожь в руках, Лора принялась усердно вытирать ладони о брюки. — Ты уже выбрал ей имя?

— Нет. — Он устроил себе еще одну пытку, уткнувшись в ее волосы, вдыхая их аромат. — А ты?

— Но она ведь твоя, Майкл.

— Мы втроем привели ее в этот мир. Как ты хочешь назвать ее?

Лора прижалась к Майклу и улыбнулась: жеребенок уже научился сосать.

— Когда я была маленькой, у меня была кобыла. Ее звали Лулу. — Она закрыла глаза, чувствуя, как губы Майкла касаются ее волос, а собственное сердце бьется где-то у горла. — Я носилась на ней по скалам наяву и во сне.

— Значит, Лулу! Ты очень бледна. — Майкл провел пальцем по ее щеке, такой белой, что казалось, будто это не живая плоть, а туман. — Чем ближе к утру, тем более хрупкой ты становилась. И тем больше мне хотелось дотронуться до тебя — чтобы убедиться, что ты все еще здесь.

— Майкл, я не готова дать тебе то, что ты хочешь…

— Ты и понятия не имеешь о том, чего я хочу! Если бы знала, то и на милю не подпустила бы меня к Темплтон-хаузу. Но, поскольку мы слишком устали для объяснений, тебе лучше пойти поспать.

— Может быть, помочь тебе убраться здесь?

— Не надо, я сам управлюсь. Я не очень устал, а ты слишком соблазнительна. Уходи.

— Ладно.

Лора вышла из денника и оглянулась. Майкл стоял рядом с жеребенком — высокий, худой мужчина в черных обтягивающих, не застегнутых на поясе джинсах. Внезапно все, что было в ней женского, пробудилось — и потянулось к нему.

— Майкл! 

— Да?

Он был измучен, еле держал глаза открытыми.

Но эти усталые глаза впились в нее так, что у нее закипела кровь.

— Я знаю, никто никогда не хотел меня так, как, похоже, хочешь ты. Но я не могу понять свои чувства, не могу понять, что с ними делать…

Его глаза вспыхнули и обожгли ее.

— Ты думаешь, что таким заявлением можешь охладить мой пыл?

Одним стремительным движением он преодолел расстояние между ними, дотянулся до нее и ухватил за перед блузки. Его свободная рука легко сжала шею Лоры, губы впились в ее рот. Когда Майкл отпустил ее, она попятилась, шатаясь; глаза ее затуманились от возбуждения и желания.

— Уходи, Лора! — глухо повторил он. — Тебе небезопасно оставаться здесь.

Как в тумане, она вышла из конюшни на белый утренний свет. Тело ломило, в голове все перепуталось, руки дрожали. Лора провела кончиками пальцев по распухшим губам, еще чувствуя прикосновение его губ, его вкус…

Она брела к Темплтон-хаузу, поминутно оглядываясь, не понимая, действительно ли хочет оставаться в безопасности. До сих пор это было ее обычным состоянием, и вряд ли ее жизнь можно назвать сплошным головокружительным успехом.

Совсем наоборот…

Но она не привыкла к такому и не была уверена, хочет ли продолжать эксперимент.

Так и не успев разобраться в своих чувствах, Лора вошла в кухню, и на нее обрушился ураган.

— Господи! Мисс Лора! — бросилась к ней Энн, пылко обняла, отскочила и насильно усадила за кухонный стол. Лора только изумленно таращилась на переполошившуюся экономку. — Что он сделал с тобой?! Это чудовище, это дьявольское отродье! Что у тебя болит, деточка? — Энн пригладила взъерошенные волосы Лоры. — Я знала, что от таких, как он, одни беды, но и представить не могла… Я убью его, задушу голыми руками! Вот увидишь!

— Что? Кого?

— Миссис Уильямсон, у нее шок. Бедная овечка! Принесите ей бренди.

— Полно, миссис Салливан, успокойтесь.

— Успокоиться? Успокоиться?! Неужели вы не видите, что он сделал с нашей мисс Лорой?

Вытирая руки о фартук, повариха быстро подошла к Лоре.

— Что случилось, дорогая?

— Я просто…

— Я сама скажу, что случилось, — перебила Энн, мстительно сверкая глазами. — Этот мужчина изнасиловал ее, вот что! Слепому видно, что она защищалась. О, он заплатит, за все заплатит! Когда я разделаюсь с Майклом Фьюри, от него ничего не останется!

— Майкл? — «Наверное, это из-за усталости я — так плохо соображаю», — подумала Лора. — Что он сделал?

Губы Энн растянулись в мрачной улыбке. Она села и взяла руки Лоры в свои.

— Только ничего не стыдись и не волнуйся. В этом нет твоей вины.

— Хорошо, — послушно ответила Лора. — В чем нет моей вины?

«Все ясно, — подумала Энн. — Бедняжка пытается отгородиться от ужаса происшедшего».

— Девочка моя, давай снимем твою одежду и посмотрим, насколько все плохо. Молю Бога, чтобы это оказалась его кровь, а не твоя!